Стремление человека обезопасить себя от неудач, болезней и зла является столь же древним, как и сам человек. Со времен обитателей пещер амулет, предмет, наделенный тайными магическими силами, выполняет роль защитника человека. Амулеты распространены по всему миру. Внешний вид самих предметов может сильно изменяться, однако их назначение сохраняется, независимо от того, насколько "цивилизованным" является общество, которое их использует. Процесс изготовления артефакта, будь то талисман, амулет или инструмент для магической работы, начинается с момента зарождения первой мысли о нем, момента замысла. Уже в это мгновение начинает формироваться невидимая, ментальная структура будущего артефакта. С этого времени очень важно всё, что происходит вокруг, ибо  все события и явления этого периода являются слагающими факторами формирования предмета Силы. Здесь вы можете купить магическую атрибутику. Ее можно использовать как для проведения магических ритуалов, так и в повседневной жизни. Ритуальные кубки, жезлы, светильники, чаши, свечи, благовония и т.д. Издательство «Метатрон» представляет цикл книг, написанный практикующими магами современности Балтазаром и Манирой. Они познакомят вас с секретами магии, которые могут перевернуть вашу жизнь. Книги откроют вам понимание принципов и законов вселенной, простое следование которым делает невозможное возможным. Ламены из Гримуара "Ars Goetia" является печатями духов из первой части "Малого Ключа Соломона", датируемого 17 веком. Большая часть материала, однако, найдена в различных формах в более ранних манускриптах, датируемых 14-16 веком. Суть оберегов в точности соответствует их названию, их призвание — оберегать людей. Защищать своего носителя от любого направленного негативного воздействия, каким бы оно ни было и откуда бы ни исходило. Высшим синтетическим методом, употребляемых в Оккультизме и, в частности, в магии, является условное выражение точно, одним знаком фактов, законов и начал, соответствующих передаваемой мысли. Такой знак называется Пентаклем или пантаклем. Пентакли не следует смешивать с талисманами. Талисманы способствуют поляризации флюидов: они являются как-бы конденсатором воли магов. Практически во всех культурах кольца носили люди, занимавшие видное положение в обществе. Естественным образом кольцо, обозначая высокое социальное положение, стало знаком власти. Важную роль здесь играли материалы, из которых кольцо изготовлено, и специальные магические знаки, нанесенные на кольцо. Талисманы - работают в сфере ментального плана, затрагивая наши мысли и интеллект. Будучи привязанными к оболочке наших мыслей, талисманы распространяют своё действие в первую очередь на наше астральное тело. В задачу талисманов входит изменение нашего мировосприятия, образа наших мыслей, в какой- то жизненной сфере.
КУПИТЬ АМУЛЕТ КУПИТЬ АРТЕФАКТ КУПИТЬ АТРИБУТИКУ КУПИТЬ КНИГИ КУПИТЬ ЛАМЕН КУПИТЬ ОБЕРЕГ КУПИТЬ ПАНТАКЛЬ КУПИТЬ КОЛЬЦО КУПИТЬ ТАЛИСМАН

ОБСУДИТЬ ТЕМУ НА ФОРУМЕ 


   

 

                                     

 

 

 

 

                                     

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

УДК 9

ББК 63(0)4

    К 53

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                  Составление, вступительная статья

                                                                                    и комментарии В. Г. Рохмистрова

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                               Защиту интеллектуальной собственности и прав

     издательской группы «Амфора»

    осуществляет юридическая компания

  «Усков и Партнеры»

 

                                                                                           

 

             К 53     Книга алхимии: История, символы, практика / [сост.,

                      вступ. ст., коммент. В. Рохмистрова]. — СПб.:                       

                      Амфо­ра. ТИД Амфора, 2006. — 302 с. — (Серия               

                    «Александрийская библиотека») .                     

                   ISBN 5-367-00129-7 

                      Антология включает как научно-популярные очерки, посвящен­ные

          истории возникновения и развития алхимии, так и собствен­но

          алхимические сочинения, приоткрывающие дверь в лаборато­рию

          средневекового мага-алхимика. Некоторые тексты публику­ются

          на русском языке впервые.

 

                                                                                                                                                                 УДК 9

                                                                                                                                                                 ББК 63(0)4

 

                                                                                                  © Рохмистров В., состав, вступительная статья,

                                                                                                комментарии, 2006

                                                                                               © Оформление.

    ISBN 5-367-00129-7                                                       ЗАО ТИД «Амфора», 2006

 

 

 

 

 

                                        

 

                                                  АЛХИМИЯ КАК СТРОГАЯ НАУКА

 

 

 

 

 

Истина, которую ты ищешь, не имеет ни            прошлого, ни настоящего, ни будущего. Она — есть; и это все, что ей нужно.

                                                                                                                                           Ричард Бах, «Иллюзии»

                                                                        

 

                                                                                     1

 

 

Человеку свойственно заблуждаться. И одним из самых рас­пространенных его заблуждений, похоже, является уверенность в том, что сегодня, в начале XXI века, мы значительно умнее тех, кто жил во втором, а тем более в первом тысячелетии нашей эры, не говоря уже о дохристианских временах. Однако некоторые факты истории свидетельствуют об обратном. Стоит упомянуть хотя бы о стоящей вот уже полтора тысячелетия на одной из пло­щадей Дели колонне высотой 8 метров, диаметром 65 сантимет­ров и весом шесть с половиной тонн, сделанной из чистого желе­за! Несмотря на жаркий и влажный климат Индии, за все это время на ней не появилось ни единого пятнышка ржавчины. По­тому что чистое железо не ржавеет, мгновенно покрываясь на воздухе тончайшей защитной пленкой. Даже в наше высокотех­нологичное время мы не можем получить железа такой чистоты. А между тем чистый металл своими качествами, как правило, превосходит любой свой сплав на порядок.

Но что значит «совершенно чистый металл»? Это металл, Совсем не имеющий никаких примесей. Сейчас по степени чис­тоты все металлы делятся на три основные группы. Если сплав содержит 99,9 процента основного металла — это считается технической чистотой, а если 99,99 процента — химической. Сплав же, содержащий 99,999 процента основного металла, считается уже особо чистым металлом. Например, ученым уда­лось получить алюминий с содержанием 99,9995 процента. Но,

чтобы эта «мелочность» никого не ввела в заблуждение, пояс­ним ее значение на одном простом примере. Если даже только один атом примеси приходится на 100 миллиардов атомов ос­новного металла, то в каждом грамме этого основного металла будет содержаться 100 миллиардов атомов примеси. Так что эта «ложка дегтя», на самом деле, весьма серьезно портит всю «бочку меда». Например, достаточно всего лишь 0,0001 про­цента примеси водорода, чтобы железо стало хрупким.

И вот колонна из чистого железа стоит уже столько лет, а мы при всем колоссальном объеме накопленных на сегодняшний день знаний все еще не можем исчерпывающе ответить на такой вро­де бы простой вопрос: а что же такое металл? Вместо действи­тельного ответа обычно предлагается лишь внешнее описание свойств, в большинстве своем известное и самым древним уче­ным. Но последние знали только семь металлов, а сейчас их на­считывается более восьмидесяти. И многообразие свойств, кото­рыми обладает такое большое количество химических элементов, часто даже не позволяет отнести их к одному и тому же классу веществ — для этого нужно обладать определенными знаниями. Например, целых пятнадцать металлов, названных сегодня лан­таноидами, древние алхимики называли редкими землями, то есть относили их к трудно восстановимым окислам, не предполагая, что они являются самыми настоящими металлами. Теперь, в па­мять об этой «ошибке» алхимиков, лантаноиды так и называют редкоземельными металлами.

Словом, на сегодняшний день единственным, пожалуй, дей­ствительным дополнением к ковкости, металлическому блеску, электропроводности и остальным внешним признакам металлов является представление об их кристаллической структуре. В этом смысле металлы можно представить в виде ионного кристалличе­ского остова, погруженного в своеобразный электронный газ, ко­торый уравновешивает внутренние связи, доводя их до «металли­ческой» прочности. Но что может заставить эту жесткую крис­таллическую решетку, намертво связанную силами электричества, неожиданно взять и перестроиться в совершенно другом порядке? Ведь металлы являются химическими элементами, а одним из замечательнейших свойств всякого химического элемента являет­ся то, что после различных манипуляций, включающих нагрева­ние, охлаждение, химическое растворение и так далее, он спосо­бен вновь восстанавливаться в первоначальном виде. Что это? Внутренняя память? Или заданная извне программа?

Существует несколько позиций, по которым мы не можем се­годня отмести представление алхимиков о возможности превра­щения металлов друг в друга и признать его полностью несосто­ятельным. Прежде всего это, конечно же, некоторые факты, объ­яснение которым еще до сих пор не найдено, как, например, уже упоминавшаяся делийская колонна из чистого железа. Или, на­пример, до сих пор не разгаданная способность металлов «бо­леть», открывшаяся совершенно случайно. В XIX веке на одном из усиленно охраняемых военных складов обнаружилась пропа­жа оловянных пуговиц. Вместо пуговиц в ящиках оказался какой-то непонятный серый порошок, что было расценено как издева­тельство. В военном ведомстве разразился большой скандал. А вскоре мир узнал о загадочной гибели антарктической экспе­диции Скотта, на первый взгляд не имевшей с историей о пугови­цах ничего общего. Вскоре произошла и еще одна история. В кон­це XIX века у американцев участились катастрофы на железных дорогах, и тогда впервые обратили внимание на то, что рельсы трескались неожиданно, вне всякой связи с морозом или какими-либо другими известными воздействиями. Инженеры, призван­ные исследовать явление, совершенно не понимали, в чем дело: металл был достаточно новым, рельсы тоже, и тем не менее про­исходили катастрофы, когда рельсы неожиданно расходились и трескались.

Решая эти загадки, ученые открыли удивительное явление по­лиморфизма. Оказывается, все дело заключается в кристалличе­ской решетке. Удалось выяснить, что постоянного строения она не имеет. Например, атомы олова при низкой температуре перестра­иваются и металл полностью меняет свой внешний вид, превра­щаясь в порошок. Все емкости с керосином в экспедиции Скотта были пропаяны оловом — потеря горючего и явилась одной из ос­новных причин гибели экспедиции. Ученые поняли, что металлы могут «болеть», однако вопрос, почему это происходит, до сих пор остается без ответа. Точно так же до сих пор нет полной ясности и в отношении такого явления, как сверхпроводимость. В 1908 го­ду голландский ученый Камерлинг-Онес, охладив гелий до минус 271 градуса Цельсия (почти до абсолютного нуля) и поместив ту­да проволоку из ртути (ртуть застывает при минус 39 градусах Цельсия), неожиданно обнаружил, что по проволоке идет элект­рический ток. Ток продолжал идти неделями без всякой внешней подпитки. Кристаллическая решетка ртути «выстроилась в стро­гую прямолинейную шеренгу», совершенно не препятствующую свободному движению электронов. До сих пор ученые стремятся понять это невероятное явление, названное ими сверхпроводимо­стью. Неужели существуют определенные внешние условия, при которых возможен вечный двигатель? Даже жутко становит­ся, едва лишь подумаешь об этом. Почему бы в таком случае не допустить возможности существования и некоего порошка-ката­лизатора, дающего «команду» одной кристаллической структуре элемента перестроиться в другую? Ведь сам факт, что сегодня уче­ные не в состоянии превратить один металл в другой, еще не явля­ется доказательством невозможности этого. А не о знании ли та­кого свойства элементов свидетельствует восторженное выраже­ние известного алхимика Раймонда Луллия: «Mare tingerem si mercurius esset!»1 Как это похоже на Архимедово восторженное восклицание — дайте мне точку опоры, и я переверну земной шар!

Впрочем, если бы не делийская колонна, у нас, быть может, не было бы никаких проблем и сомнений, и мы считали бы, что получение стопроцентно чистого металла просто-напросто невоз­можно. Его не удается получить ни при зонной плавке, ни при плавке в полном вакууме. Но наводит на размышление другое — совершенно чистый металл вообще не способен образоваться ес-

 


1 Букв.: Я окрасил бы море, если бы был Меркурий! (лат.). Терми­нология алхимиков позволяет перевести эту фразу и так: «Если бы у ме­ня был меркурий, я превратил бы море в золото!»

 

тественным путем, ибо в природе ничто не существует в чистом виде, как не существует, например, идеально ровной прямой. Идеальный шар можно изготовить только искусственным путем. И в таком случае, пожалуй, ученые напрасно не принимают все­рьез алхимиков, сумевших добиться невероятных результатов за­долго до наших просвещенных времен. О том же самом свиде­тельствуют и достижения египетской цивилизации, фактически окончившей свое существование еще до наступления христиан­ской эры. За три тысячелетия своего развития Египет научился создавать вещи, о которых современная наука даже не имеет по­нятия. Это и не удивительно: третье тысячелетие нашего созна­тельного развития только начинается, и нам предстоит еще весь­ма долгий путь к обретению египетского уровня знаний о мире.

Дыхание человеческого общества в веках столь же естествен­но и постоянно, как и повседневное дыхание обычного челове­ка — это в равной степени относится и к метаниям человеческо­го ума от признания до отрицаний одних и тех же предметов. Так из века в век преобладает то уверенность в действительном суще­ствовании Бога, то пафос полного отрицания всякого надмирно-го бытия; то вера в бессмертие души, то полный скепсис закон­ченного материализма, напрочь отрицающего даже саму идею возможности ее существования. Не является исключением и от­ношение человечества к феномену алхимии.

Пережив в Средние века расцвет, к XVII веку алхимия стала приходить в упадок. И уже казалось, что все больше обретаю­щая ясность взгляда наука вот-вот нанесет ей окончательный со­крушительный удар, как вдруг в 1800 году геттингенский химик Кристоф Гиртаннер восторженно заявил: «В XIX веке превра­щение металлов друг в друга будет широко использоваться. Каждый химик будет делать золото, даже кухонная посуда бу­дет из серебра и из золота!» И это высказывание стало переда­ваться из уст в уста, пленяя всех ожиданием воистину «золото­го» века.

Однако, вопреки всем ожиданиям, XIX век пошел совсем по иному пути. Благодаря промышленной революции естественные науки начали развиваться еще более бурно, и вера в алхимию, едва успев взлететь до небес, стала таять, как лед на весеннем солнце. Все чаще стали появляться статьи, заявлявшие, что про­шло время шарлатанов, которые поражали мир ошеломляющи­ми опытами. А после открытия Д. И. Менделеевым периодиче­ского закона, фактически ознаменовавшего начало становления классической химии, алхимики, казалось, уже окончательно и навсегда сдали свои позиции. Металлы были признаны химиче­скими элементами, обладающими раз и навсегда от природы установившимися неизменными свойствами, и даже в кругах, да­леких от науки, постепенно укрепилось убеждение, что ни один из них нельзя превратить ни в столь желанное золото, ни вооб­ще в какой-либо другой элемент.

Но уже в начале следующего века, в 1909 году, Н. А. Моро­зов, ставший впоследствии одним из первых советских академи­ков, написал: «Неужели старинная мечта алхимиков о превраще­нии простых веществ друг в друга близка к осуществлению? Вот вопрос, который беспрестанно звучит уже три года не только в „популярных" журналах и газетах, но даже в специальных из­даниях». Все снова вернулось на круги своя. И снова стал посте­пенно побеждать скепсис, посеяв к концу и этого века полное не­доверие ко всякого рода алхимикам и оккультистам.

Всеобщее поношение алхимии и алхимиков происходило, даже несмотря на признание ученых о реальности трансмутации метал­лов. Великий физик XX века Резерфорд однажды сказал, что зна­ет, как превратить ртуть в золото — вот только это искусственное золото будет настолько дорогим, что... овчинка не стоит выделки. Однако современные трезвомыслящие люди по-прежнему заявля­ют, что, хотя трансмутация металлов и оказалась возможной, по­добные превращения происходят только в атомном реакторе1, а в средние, мол, века все равно достигнуть этого было нельзя. Вы­вод напрашивается сам собой: все эти алхимики явные шарлатаны.

 


1 Например, радиоактивный плутоний в результате распада частич­но превращается в более благородный металл — рутений. Шерр, Бейн-бридж и Андерсон в 1941 г. получили изотопы радиоактивного золота, бом­бардируя ртуть быстрыми нейтронами. А в марте 1947 г. физики Ингрем, Гесс и Гайдн получили 35 микрограмм золота (1 мкг=0,000000001 кг) в ре­зультате облучения 100 мг изотопа ртути. Но процесс этот не радует со­временных физиков, а, наоборот, лишь затрудняет их работу.

 

Конечно же, сегодня есть ученые, более реально смотрящие на вещи, не торопящиеся с осуждением — но даже и они склонны считать алхимиков людьми заблуждающимися. Эта категория ученых считает алхимию лишь матерью современной химии и ме­дицины. Согласно их мнению, алхимики, хотя и ошибались отно­сительно своего основного постулата, все же принесли науке нема­лую пользу многочисленными экспериментами и исследованиями.

Однако можно взглянуть на алхимию и с другой стороны и наконец признать, что дата открытия Менделеевым периоди­ческого закона — 17 февраля (1 марта) 1869 года — положи­ла начало не только периоду классической химии. Эту дату с полным основанием можно принять за начальную точку отсче­та и классической алхимии — алхимии как науки, больше не связанной никакими ложными установками и имеющей воз­можность посвятить себя в чистом виде только собственным за­дачам. Но для того, чтобы понять, что же такое классическая алхимия, сначала необходимо определить, в чем именно заклю­чается цель алхимии самой по себе.

 

 

                                                                             2

 

 

    Итак, химия вступила в свою сознательную жизнь и превра­тилась в самостоятельную, вполне позитивную науку. С этого момента деление на пафферов и шарлатанов1 потеряло смысл, 

 


                     1Подобное деление дает современный французский исследователь алхимии Ж. Садуль (см.: Саду Ж. Алхимики и золото: Жизнеописания, гипотезы, факты истории. Киев, 1995. Или: Садуль Ж. Сокровища алхимиков. М., 1998).

      По его мнению, кроме собственно алхимиков, чаще называемых адеп­тами или истинными знатоками искусства, есть еще две категории людей, стремящихся именно к трансмутации металлов. Это пафферы и архимисты. Вот как характеризует пафферов Рене Маркар в своей «Краткой истории химии и алхимии»: «...следует особо выделить тех бездарных „тружеников пламени", которые надеются выведать тайны у подлинных искателей и жи­вут отблесками их таланта. Магические ритуалы, а также изготовление модных некогда ядов кормили их. Они... экспериментировали с совершен­но невообразимыми смесями веществ, иногда просто отвратительными. Для опытов... нередко использовалась даже кровь детей». Пафферы, по мнению Ж. Садуля, «люди без чести и совести»; они одержимы золотой ли­хорадкой и идут ради достижения богатства на любые мошенничества. Одна­ко им удалось все же сделать немало открытий, хотя их опыты и оканчивались зачастую весьма трагически; они погибали не только на эшафотах, но и от взрывов и от ядовитых ртутных паров.

Архимисты же, согласно Ж. Садулю, являются независимыми совре­менными исследователями, которые и сегодня, то есть уже по прошествии XX в., все еще продолжают утверждать, что трансмутация металлов воз­можна средствами одной лишь химии, «без освобождения огромных ядер­ных энергий, как учит современная физика». Нам такое различение пред­ставляется мало обоснованным.

 

и их место заняли ученые-химики. А истинных алхимиков на­конец-то оставили в покое. Поэтому, когда в начале XX века, благодаря успехам физики, вдруг стало вновь совершенно яс­но, что трансмутация металлов — вещь естественная и вполне достижимая, никто уже не задыхался от восторга. Трансмута­ция оказалась очень дорогим удовольствием, гораздо более до­рогим, чем простая добыча золота в месторождениях.

Впрочем, трудоемкость процесса получения золота была пре­красно известна и ранее. Алхимику требовалось потратить не ме­нее двадцати лет упорного труда, прежде чем он мог хотя бы толь­ко надеяться на действительное достижение получения вещества с заранее заданными свойствами. Иными словами, сделать имен­но то самое, что сегодня признается основной целью классической химии. Это, в свою очередь, наводит на естественный вопрос — что именно вдохновляло средневековых ученых на такой воисти­ну нечеловеческий подвиг? Не будем при этом рассматривать шарлатанов; им, в общем-то, было все равно, что именно воровать и за что оканчивать свои дни на виселице. Нас сейчас интересуют, прежде всего, настоящие ученые, а таковые, вопреки всем расхо­жим мнениям, тоже занимались алхимией и занимались весьма серьезно. Подтверждением этому может служить хотя бы один лишь перечень известных людей, посвятивших немало времени проблемам алхимии: Авиценна, Парацельс, Альберт Великий, Роджер Бэкон, Фома Аквинский, Раймонд Луллий, Гельвеций и другие. Этот список можно продолжать долго, но, возможно, самым убедительным примером в нем будет имя Исаака Ньюто­на, чья научная репутация никогда не подвергалась сомнению.

Ньютон всерьез занимался исследованием вопроса трансму­тации металлов. Неужели он делал это только ради того, чтобы разбогатеть или прославиться? Славы ему было не занимать, а разбогатеть в этом мире, как известно, можно и множеством других, гораздо более легких способов.

Правда, многие и до сих пор пытаются отрицать причастность серьезных ученых к алхимическим штудиям. Например, отрица­ется факт написания алхимических трактатов Фомой Аквинским и Парацельсом. Ньютон же и вообще не опубликовал ни одной строчки, специально посвященной превращению одних металлов в другие. Однако вот что пишет по этому поводу наш замечатель­ный ученый С. И. Вавилов: «Если иметь в виду алхимика как бытовую фигуру прежних времен, т. е. обманывающего или обма­нутого человека, применяющего магические заклинания к хими­ческим операциям, опирающегося только на традицию старых книг, рукописей и легенд и лишенного критической мысли и чутья естествоиспытателя, то, конечно, не может быть и мысли о Нью­тоне-алхимике. С другой стороны, основная идея алхимии — мысль о многообразии превращений вещества, о возможности трансмутаций металлов и элементов вообще. С этой идеей у Ньютона мы встречаемся всюду, в частности и трансмутация металлов не казалась для него принципиально исключенной. Если иметь в виду эту черту алхимии, то можно сказать, что Ньютон занимался алхимией».

Более того, благодаря изучению библиотеки Ньютона, в ко­торой значилось около сотни книг по химии и алхимии, а также его рукописного наследия, все сомнения в интересе замечатель­ного ученого к «закрытой» науке рассеиваются окончательно. Вот что он писал Локку 26 января 1692 года: «Я слышал, что Мр. Бойль сообщил свой процесс относительно красной земли и Ртути Вам, так же как и мне, и перед смертью передал некоторое количество этой земли для своих друзей». А вот письмо тому же адресату от 7 июля того же года: «Вы прислали мне земли более, чем я ожидал. Мне хотелось иметь только образец, так как я не склонен выполнять весь процесс... Но поскольку Вы собирае­тесь его осуществить, я был бы рад при этом присутствовать». Уже почти в середине XX века один из исследователей творче­ской лаборатории Ньютона обнаружил в его бумагах следующую запись своего давнего предшественника Стекеля: «Он написал также химическое сочинение, объясняющее принципы этого та­инственного искусства на основании экспериментальных и мате­матических доказательств; он очень ценил это сочинение, но оно, по несчастью, сгорело в его лаборатории от случайного огня».

Так ли уж от «случайного огня» сгорело «химическое» сочи­нение Ньютона? Возможно, в гибели его повинно получение ученым поста директора Монетного двора. В XVII веке, когда среди широких кругов населения уже повсеместно распростра­нилось мнение о том, что алхимия относится к разряду магии и колдовства, такое сочетание не сулило ничего хорошего. Один только слух о том, что директор Монетного двора «превращает медные фартинги в блестящие золотые гинеи» мог посеять в Ан­глии настоящую панику. Но сомнение в «случайности» огня, уничтожившего уникальную рукопись, еще сильнее возникает после чтения письма Ньютона Ольденбургу, написанного 26 ап­реля 1676 года, после публикации Бойлем статьи «Эксперимен­тальное рассуждение о нагревании ртути с золотом». «Способ, коим ртуть пропитывается, может быть похищен другими, кото­рые о нем узнают, а потому не послужит для чего-либо более благородного; сообщение этого способа принесет огромный вред миру... Поэтому я не хотел бы ничего, кроме того, чтобы вели­кая мудрость благородного автора задержала его в молчании до тех пор, пока он не разрешит, каковы могут быть следствия это­го дела, своим ли собственным опытом, или по суждению дру­гих, полностью понимающих, что он говорит, т. е. истинных фи-лософов-герметиков1».

 

1Иное название алхимиков

 

Значит, «процесс» все же имел место. А возможно, являют­ся истинными и некоторые из тех фактов, что сохранила нам исто­рия алхимического делания о якобы удавшихся трансмутациях. Обычно в этом ряду прежде всего рассматривают истории, свя­занные с известными учеными ван Гельмонтом и Гельвецием. В1618 году ван Гельмонта в его лаборатории в Вильворде посетил некто, сразу же начавший с ним разговор о герметическом искус­стве. Ван Гельмонт немедленно остановил его, заявив, что считает алхимию суеверием и не собирается говорить на эту тему. Однако собеседник оказался настойчив и предложил ученому убедиться в истинности алхимии своими глазами. Для этого незнакомец на­сыпал на небольшой листок бумаги несколько гран порошка и по­ложил на стол. Остановив его в дверях, ван Гельмонт спросил, не собирается ли он вернуться и узнать о результатах испытаний.

Незнакомец ответил, что в этом нет никакой необходимости. «Но почему вы обратились с этим предложением именно ко мне?» — «Чтобы убедить в истине заслуженного ученого, чьи труды делают честь его стране». Ван Гельмонт в точности вы­полнил все инструкции незнакомца. Взял тигель, положил туда восемь унций ртути, а когда металл накалился, бросил туда по­рошок, предварительно завернув его в бумажку. Затем накрыл тигель крышкой и подождал четверть часа. По прошествии это­го времени ученый резко охладил тигель, плеснув на него воды, и снял крышку. На дне тигля он обнаружил кусок золота, рав­ный по весу использованной ртути. «Я видел и держал в руках Философский Камень. Это был порошок шафранного цвета, очень тяжелый, и он блестел, как осколки стекла», — писал ван Гельмонт в опубликованной вскоре после этого случая книге «Сад медицины»1.

 


1 Здесь любопытно отметить следующий факт. Несмотря на множе­ство туманностей и расхождений в трактатах алхимиков и во всех расска­зываемых о них историях, в некоторых деталях все рецепты совпадают. Например, часто указывается, что философский камень представляет со­бой ярко-красное негигроскопичное вещество. При получении его из рту­ти и других составных частей вещество это несколько раз изменяет свою окраску — от черной к белой, затем к желтой и, наконец, к красной. Про­фессор К. ван Ниевенбург из Нидерландов в 1963 году взял на себя труд повторить многочисленные операции алхимиков с помощью методов со­временной науки. В одном из опытов он действительно наблюдал опи­санные изменения окраски. После удаления всей ртути, введенной по прописям алхимиков, а также ее солей путем разложения при высоких температурах или возгонкой он получил очень красивое красное негигро­скопичное вещество. Сверкающие призматические кристаллы были хими­чески чистым хлорауратом серебра AgAuCl4. Возможно, что это соеди­нение и было тем самым философским камнем, который в силу высокого содержания в нем золота (44 %) мог вызвать желаемое превращение, скажем, поверхностное золочение либо сплавление с неблагородными ме­таллами. Конечно, с помощью этого соединения нельзя было получить больше золота, чем оно само содержало.

 

А вот другой случай. Датский физик XVII века Иоганн Фридрих Швейцер (известный под псевдонимом Гельве­ции — Helvetius) в своем трактате «Золотой телец» (1664) описывает следующее:

«Некий золотых дел мастер, прозванный Сверчком, опыт­ный алхимик, у которого, однако, не хватало материалов, попро­сил несколько лет назад у моего большого друга, т. е. у Жана-Га-спара Кноттнера, солевого спирта (esprit de sel), приготовленно­го необычным образом.

Кноттнеру, осведомившемуся, будет ли этот специальный со­левой раствор применяться в работе с металлами или нет, он от­ветил, что будет; потом он влил этот солевой спирт в сосуд из стекла, в котором обычно содержатся варенья. Спустя две неде­ли на поверхности появилась Серебряная звезда, напоминавшая изображения компаса. Гриль был исполнен огромной радости и объяснил нам, что мы наблюдали видимую звезду философов, о которой, возможно, ему говорил Василий (Валентин).

Я и многие другие уважаемые люди с огромным интересом следили за этой звездой, плавающей на поверхности солевого раствора, в то время как свинец оставался цвета пепла и надул­ся наподобие губки. Однако через семь или девять дней июль­ская жара высушила влагу солевого спирта, и звезда опустилась на губчатый землистый свинец. Это был результат, достойный восхищения.

Наконец, Гриль очистил часть все того же пепельного свин­ца с плотно приставшей к нему звездой и собрал с фунта этого свинца двенадцать унций золота, две из которых были превос­ходного качества»1.

После этого приводят в пример превращения, совершенные в 1648 году императором Фердинандом III. Из золота, получен­ного с помощью порошка Рихтгаузена, Фердинанд III велел вы­бить медали, которые можно было видеть еще в 1797 году в Вен­ском казначействе. На этих медалях был изображен Меркурий с кадуцеем в руках и с крыльями на пятках, как символическое изображение преобразования ртути в золото. На одной стороне медали была надпись: «Divina metamorphosis exibita Praguae, 16 janv. a. 1648, in presentia Sacr. Caes. Majest. Ferdinandi tertii» («Божественное превращение, осуществленное в Праге 16 ян­варя 1648 года в присутствии Его Императорского Величества Фердинанда III»). На другой стороне: «Raris haes ut hominibus est ars, ita raro in lucem prodit: laudetur Deus in aetemum qui partem suae infinitae potentiae nobis suis abjestissimis creaturis communicat» («Это искусство как у редких людей встречается, так и изредка порождает [что-либо] на свет: да прославится Бог вовек, который часть своего бесконечного могущества сообщает нам, его нижай­шим тварям»). Из золота, добытого при другом превращении, сделанном в Праге в 1650 году, была выбита медаль, имевшая следующую надпись: «Aurea progenies plumbo prognata parente» («Золотое творение, рожденное изобретателем из свинца»).

В собрании медалей и монет Музея истории искусств в Ве­не хранится медальон весом более 7 килограмм. Его диаметр около 40 сантиметров, а по содержанию золота он соответст­вует 2055 старым австрийским дукатам. На художественном рельефе лицевой стороны видны портреты многочисленных предков императорского дома. Этот ряд начинается с короля

 


1 Фулканелли. Тайны готических соборов. М., 1996. С. 18—19. Опи­санный здесь процесс очень напоминает известный всем, кто сталкивал­ся с химией металлов, процесс получения металлической сурьмы со зна­менитой «звездой» на поверхности из природного трисульфида свинца.

 

франков Фарамунда (V век) и заканчивается Леопольдом I, который изображен вместе с супругой в центре медальона. На оборотной стороне надпись по-латыни сообщает, что в год 1677, в праздник святого Леопольда, Венцелем Зейлером был проведен «этот истинный опыт действительного и полного пре­вращения металлов». Пытались осторожно подержать на пла­мени медальон Зейлера, чтобы удалить ртуть, если она присут­ствовала, однако ничего не изменилось: верхняя часть монеты осталась серебряной, золото осталось золотом. Дальнейшие ис­пытания затруднялись тем, что медальон нельзя было разру­шать ввиду его исторической ценности.

Не будем здесь перечислять множество других историй, име­ющих сомнительное происхождение — приведем лишь еще одно из свидетельств, претендующих на полную историческую досто­верность. Казанова в своих мемуарах так описывает свой визит вежливости к графу Сен-Жермену в Турени в марте 1764 года:

 «Как всегда, он не желал отпускать меня, не произведя чем-нибудь сильного впечатления. Поэтому он спросил, есть ли у ме­ня мелкая монета. Я достал несколько монет и положил их на стол. Не говоря ни слова о том, что собирается предпринять, он поднялся, взял из камина пылающий уголь и положил его на ме­таллическую подставку. Затем он попросил меня подать ему мо­нету достоинством шестьдесят сантимов, которая лежала на сто­ле. Он положил на монету небольшое количество черного по­рошка, а потом поместил ее на уголек и подул на уголек через стеклянную трубку. Через две минуты я увидел, что монета рас­калилась докрасна.

—  Теперь дождитесь, пока она остынет, — сказал алхимик.

Монета остыла очень быстро.

—   Возьмите ее, она ваша.

Я поднял монету, которая стала золотой. Ничуть не сомнева­ясь в том, что ему каким-то образом удалось незаметно для меня заменить мою монету другой, заготовленной заранее, я не поже­лал вступать с ним в спор. И все же, чтобы не дать ему повод считать, что ему удалось меня провести, я сказал:

— Очень ловко, граф. Но я вам советую в другой раз пре­дупреждать людей о том, что вы намереваетесь предпринять. Ведь близорукие удивятся еще больше, если вы позволите им рассмотреть серебряную монету до начала опыта и попросите внимательно следить за всеми своими действиями».

Впрочем, несмотря на то что сам Казанова — вполне реаль­ная историческая личность, ни это, да и никакое другое подобное свидетельство не может являться доказательством в споре о воз­можности или невозможности трансмутации металлов. И дело здесь не в правдивости или лживости автора, и уж совершенно не в его скепсисе, — а в том, что такая история могла бы иметь вес лишь в том случае, если бы ее рассказчик сказал в заключение разговора: «А вот и монета, которую мне подарил Сен-Жермен». Более того, даже и этот, казалось бы, совершенно триумфальный финал не снял бы сомнения — если бы эта монета не оказалась из стопроцентно чистого золота, какой только она и могла бы выйти из рук действительного алхимика. Ведь любое искусствен­ное изделие отличается от произведенного природой, как мы уже выяснили, прежде всего, именно несвойственной спонтанному творчеству чистотой. Тем не менее на данный момент наука не располагает никакими сведениями о существовании каких-либо изделий из стопроцентно чистого золота.

Но сейчас важно не это — важно выяснить, что же именно являлось целью самой алхимии. Ведь ее действительной целью являлось вовсе не получение золота самого по себе, поскольку всеми истинными адептами («адепт» в переводе с латыни озна­чает «посвященный») получение золота отнюдь не признава­лось главным в их делании. Недаром одним из наиболее широко известных лозунгов алхимиков было следующее заявление: Aurum nostrum поп est aurum vulgi1. Но что же в таком случае понимали они под своим золотом?

 


1 Наше золото — не золото черни (лат.).

 

 

                                                                               

                                                                                  3

 

 

По всеобщему признанию, основателем алхимической науки был античный бог Гермес, который, в свою очередь, воспринял ее от египетского бога Тота. Отсюда и другое название алхи­мии — герметическая философия1. «Бог Гермес, повелитель слов... стоит во главе истинного знания о богах», — писал о нем неоплатоник Ямвлих (ок. 245 — ок. 330). В римской мифологии Гермесу соответствует Меркурий, и этим именем во всех алхимических трактатах названа ртуть.

Вообще, герметизмом традиционно считается религиозно-фи­лософское течение эпохи эллинизма, сочетавшее элементы раз­личных философских течений, существовавших на тот момент (платонизма, стоицизма и др.), с астрологией, магией и религи­озной практикой. Дошедший до нашего времени свод герметиче­ской науки состоит из произведений так называемого высокого и низкого герметизма. К высокому герметизму относятся, преж­де всего, наиболее ранние трактаты с глубоким философским со­держанием: во-первых, «Герметический корпус» — 14 трактатов, сохранившихся в рукописях византийского философа и историка XI века Михаила Псела, во-вторых, приписываемьш Апулею ди­алог «Асклепий». А в-третьих, большое количество фрагментов, опубликованных в V веке н. э. Стобеем в его знаменитой «Анто­логии». К низкому герметизму обычно относят многочисленные сочинения по астрологии, магии, алхимии и медицине, написан­ные в основном в Средние века.

Особое место в корпусе герметической философии занимает «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста, содержащая в символической форме квинтэссенцию (суть сути) не только всей герметической философии, но и всей мудрости мира. Здесь следует отметить, что имя Гермес также является явным псевдо­нимом. Во-первых, Гермес — это, согласно греческой мифологии,

 


1 Это название включает еще и другую коннотацию: герметиче­ская — закрытая (скрытая).

 

бог торговли, плутовства и обмана, вестник богов, а также отец герменевтики — науки понимания. Во-вторых, даже если от­влечься от чисто мифологической трактовки, имя Гермес, по при­меру платоновского Кратила, можно с определенной натяжкой перевести как «опора». О такой возможности интерпретации это­го имени свидетельствует и то, что Гермеса часто называли в Средние века то Гермогеном («опорой» рожденным), как у Фо­мы Аквинского, то просто Гермием. Стоит напомнить и о прямом сходстве этого имени со Святым Германом — Сен-Жерменом. Интересен также и повсюду сопутствующий ему эпитет Трисме-гист (в русском переводе — Триждывеличайший), означающий «в трех делах преуспевший более чем кто-либо другой». Но в ка­ких именно трех делах? Согласно «Изумрудной скрижали», а значит, и самому Гермесу, habens tres partes philosophiae totius mundi, что В. Л. Рабинович переводит как «три сферы философии подвластны мне», а Л. Ю. Лукомский — «владею я тремя час­тями философии всего космоса». Нами предлагается другой ва­риант — «владею тремя сторонами мировой философии». Но что это за три стороны, или части, или сферы и какой именно фило­софии? Вот в чем предстоит разобраться.

В предыдущем рассуждении мы пришли к выводу, что и да­лее отрицать причастность серьезных ученых к алхимическим штудиям не имеет смысла. Не лучше ли вместо этого и в самом деле попытаться понять, что именно искали они в своих лабора­ториях? И что именно интересовало в алхимии столь замечатель­ных людей? Прежде чем отвечать на этот вопрос, сразу же отме­тим — несомненно, их привлекало исследование тайных законов природы, мимо которого ни один истинный ученый пройти не мо­жет. Но подобными исследованиями можно заниматься и не об­ращаясь к алхимии, чему в истории науки существует бесконеч­ное множество примеров. Какой же специфический момент, ин­тересовавший этих достойных людей, заключался именно в этой, долгое время считавшейся оккультной, дисциплине?

Для поиска ответа я предлагаю обратиться к исследованию известного швейцарского ученого XX века, не одно десятилетие занимавшегося изучением феномена алхимии, Карла Густава Юнга. Вот что он пишет в своей книге «Психология и алхимия»: «Я думаю, что во время химического эксперимента оператор ис­пытывал определенный психологический опыт, который прояв­лялся в нем как особое поведение химического процесса» (§ 346). И еще одна цитата: «Хотя их труды над ретортами представлялись серьезной попыткой открыть секреты химиче­ских превращений, они были в то же время — и часто в ошелом­ляющей степени — отражением параллельных психических про­цессов. .. подобных таинственному изменению субстанции...» (§ 40). Таким образом, этот выдающийся психолог XX века сразу же перемещает акцент с исследования алхимиками мате­риальной природы металлов и химических превращений вещест­ва на личность самого исследователя. Иными словами, не веря в действительную возможность трансмутации металлов, Юнг увидел задачу алхимии совсем в другом — в преобразовании ал­химиком самого себя.

Но не слишком ли категоричен такой вывод? Ведь если со­гласиться с его утверждением, то придется признать, что алхи­мик фактически всегда занимался не чем иным, как только ис­следованием своей собственной природы. Однако факты свиде­тельствуют о том, что из недр алхимии выросли химия и медицина — действительные практические дисциплины, кото­рые не могли появиться без реального выполнения определенных процессов. В таком случае получается, что алхимик стремился осуществить завет Дельфийского оракула «познай самого себя» не одним только умозрительным размышлением, то есть фило­софствованием, а еще и детальнейшим практическим изучением скрытых от внешнего наблюдателя законов преобразования ма­терии. Значит, с одной стороны — философия, с другой — практика, заключающаяся в личном проведении научных экспе­риментов. Не об этом ли, прежде всего, и свидетельствует вы­ражение Ньютона: «Non potest fieri scientia per visum solum»1,

 


1 Знание не может возникнуть через одно только зрение {лат.).

 

что, в свою очередь, весьма недвусмысленно перекликается с классическим тезисом алхимиков — Post laborem scientiam1?

Итак, получается, что всякий алхимик непременно сочетал в своей деятельности два рода познания: высокую философию с ее бессмертным заветом «познай самого себя» и чисто практи­ческую деятельность — врачевание или экспериментальное ис­следование природы. Этот вывод полностью подтверждается всей историей алхимии. В связи с этим возникает естественный вопрос: а разве не такой и должна быть любая истинная наука? Теория и практика — разве не две стороны одной медали? А если так, придется признать и то, что всякая теоретическая на­ука, будь то философия, психология или история, без связанного с ними и определенным образом направленного практического действия не приносит истинного знания и понимания законов природы. Неужели в таком случае выходит, что на самом деле ал­химиками называли всех по-настоящему серьезных ученых, счи­тая, вероятно, что серьезный человек должен не разбрасываться, а, наоборот, строго ограничиться какой-либо одной сферой дея­тельности? Однако, положа руку на сердце, нельзя признать, что именно за это называли алхимиков шарлатанами и колдунами. Для окончательного ответа на поставленный вопрос не хватает, вероятно, знания третьей стороны.

      Вновь обратимся к Юнгу:

«Для алхимика главное, что нуждается в освобождении, это не человек, а божество, которое затерялось и заснуло в материи. Лишь во вторую очередь он надеется получить от преобразован­ной субстанции некую выгоду для себя в виде панацеи, способной влиять на несовершенные тела, неблагородные или „больные" металлы и т. п. Его внимание направлено не на его собственное спасение благодаря Божьей милости, а на освобождение Бога от мрака материи. Эта чудодейственная работа вознаграждает его целительным эффектом, но лишь побочно. Он может рассматри­вать работу как процесс, который необходим для спасения, но он

 


1После работы знание (лат.).

 

знает, что его спасение зависит от успеха того, может ли он сде­лать свободной божественную душу. Для этого ему нужны меди­тация, пост, молитва, более того, ему нужна помощь Святого Ду­ха» (§ 420). А в другом месте Юнг пишет следующее:

«Алхимики пришли к весьма Ценной идее: Бог — в материи. Таким образом, с высочайшим трепетом углубляясь в исследова­ние материи, они положили начало развитию подлинной химии, с одной стороны, и более позднего философского материализ­ма — с другой, со всеми психологическими последствиями рез­кого изменения картины мира» (§ 432). А вот отрывок из ал­химического трактата «De sulphure»1;

«Душа есть представитель Господа и содержится в жизнен­ном духе крови. Она правит разумом, а тот правит телом. Душа оперирует в теле, но большая часть ее функций распространяется вне тела. Эта особенность божественна, так как божественная мудрость лишь частично заключена в теле мира сего: большая часть ее находится вне мира, и ее образы — вещи гораздо более высокого порядка, чем те, представить которые может тело мира сего. Все это находится вне природы: это тайны Божьи. Душа и является таким примером: она способна вообразить вещи пре­дельной глубины вне тела, как делает это Бог. Правда, то, что во­ображает душа, случается лишь в рассудке, но то, что вообража­ет Бог, воплощается в реальности. Душа тем не менее обладает абсолютной и независимой властью создавать новые вещи, кото­рые тело может ощущать. Но она должна, если пожелает, обла­дать и иметь огромную силу над телом, иначе усилия нашей фи­лософии будут тщетны» (§ 343).

Вот и ответ. Оказывается, в процессе алхимического делания, осуществляемого из года в год с Молитвой и медитацией, посте­пенно все больше раскрывается способность нашей души к истин­ному творчеству. Какой смысл ограничиваться возможностью превращения одного металла в другой, если одним напряжением мысли можно создавать реальные вещи?! Не об этом ли писал в «Иллюзиях» Ричард Бах, когда говорил о возможностях визу-

 


1 «О сульфуре» (лат.).

 

ализации? И не это ли имел он в виду, когда сказал, что самый большой грех — это ограничивать сущее?

Однако создавать «новые вещи» можно, лишь очистив «свой ум перед Богом» и удалив «все неправое из своего сердца». Вот мы и вышли на третью составляющую всякого алхимического дела­ния — на неколебимую веру в существование Бога. Впрочем, Юнг в своей книге не решается сделать столь далеко идущего вывода. Рассуждая о бессознательном, он утверждает лишь следующее:

«После долгого и тщательного сравнения и анализа этих про­дуктов бессознательного я пришел к постулату „коллективного бес­сознательного" — источнику энергии и озарения в глубинах че­ловеческой души, действовавшему в человеке и через человека с самых ранних периодов, о которых мы имеем сведения». «Коллективное бессознательное»! Не о нем ли писал еще Аристо­тель в своей «Метафизике», фактически называя Бога чистым умом? В признании существования некоего «вселенского ума» ари­стотелевская и платоновская ветви философии неожиданно сходят­ся. Правда, о главенстве чистого ума говорил не сам Платон, а нео­платоник Плотин, но Платон говорил, что есть «Царь всего». И не тот же ли самый «чистый ум» советский ученый Владимир Вернадский называл ноосферой1? Другой современный ученый, Станислав Гроф, в результате многочисленных исследований созна­ния человека зафиксировал у многих своих пациентов переживание некоего «Универсального Ума», позволяющего человеку «видеть» не только скрытые явления микро- и макромира в ближайшем окружении и в любой точке планеты, но и сцены из прошлого и бу­дущего. Не напоминает ли все это историю превращений понятия «квинтэссенция»2? Не об этом ли самом «универсальном вселен­ском уме» говорят и все алхимики, когда ссылаются на Бога?

 


1   Термин «ноосфера» образован по образцу термина «атмосфера» пу­тем смены греческой приставки atmo — дышу, на nоео — мыслю.

2 Современное понятие «квинтэссенция» — основа, самая суть чего-либо — происходит от введенного Аристотелем наряду с водой, землей, воздухом и огнем пятого элемента — эфира (по латыни quinta essentia; эфир или начало движения). Позднее этот пятый элемент благодаря Па-рацельсу стал пониматься как тончайшая субстанция вообще, «экстракт» всех элементов.

 

Вновь обратимся к Юнгу: «Все алхимики с самых ранних времен утверждали, что их искусство священное и божественное и что поэтому их работа может быть выполнена только с помо­щью Бога. Эта их наука давалась лишь немногим, и никто не по­нимал ее до тех пор, пока Бог или мастер не объяснял ее. Полу­ченное знание не могло перейти к другим, если они не стоили этого...» (§ 423). Более того, в работах Якова Бёме, часто ис­пользовавшего алхимические термины, философский камень уже стал «метафорой Христа». Существуют и более ранние свиде­тельства, которые можно найти у Раймонда Луллия.

Но наиболее древним источником, где Христос упоминается непосредственно по имени, по праву считается «Tractatus aure-us»1, приписываемый Гермесу. Таким образом, мы вновь воз­вращаемся к Гермесу Трисмегисту.

Получается, что все истинные алхимики являлись представи­телями герметической науки, включавшей в себя «три стороны мировой философии»: умозрительное познание мира, практиче­ское его изучение и... некую религиозную практику? Дабы окон­чательно убедиться в правильности сделанного нами вывода, нужно проследить основные этапы развития алхимии, начиная с момента ее зарождения и до наших дней. Для этой цели в пер­вой части книги мы приводим очерк профессора И. И. Канонни-кова, который вполне актуален и сегодня — не столько потому, что написан на рубеже XIX и XX веков, сколько благодаря уже свершившемуся к тому моменту факту отделения классической химии от алхимии2.

 

 

                                                                                        4

 

 

В XIX веке дороги химии и алхимии расходятся, а в следую­щем, ХХ-м, алхимия опирается уже на новую дисциплину — фи-зикохимию, которой фактически занимался Ньютон и о необхо-

 

1  «Золотой трактат» {лат.).

2  См. с. 45—86 наст. издания.

 

димости которой говорил еще М. В. Ломоносов1. Физикохимия необходима алхимии потому, что последняя тоже всегда опирает­ся на строгий эксперимент, точно так же, как благодаря работам Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта, Роберта Бойля и Исаака Нью­тона опирается всякая другая истинная наука начиная с XVII ве­ка. И именно новая наука, физикохимия, продемонстрировала, что догадка Праута (1785—1850), о которой вскользь упомина­ет в конце своего очерка Канонников, далеко не лишена смысла2. Действительно, после обнаружения того замечательного факта, что все атомные веса элементов кратны атомному весу атома во­дорода, почти сразу же принятого всеми химиками за единицу, логично было предположить, что все элементы состоят из боль­шего или меньшего количества атомов водорода. Однако не уди­вительно и то, что эта гипотеза была в минувшее время легко рас­критикована тем же Берцелиусом, ибо, согласно ей, практически невозможно было объяснить различие свойств. И только позд­нее, когда стало ясно, что сам по себе атом водорода не является неделимым, шаг за шагом удалось установить следующее: снача­ла выяснили, что он состоит из протона, нейтрона и электрона, а затем — что различные свойства веществ обеспечиваются раз­личными комбинациями этих трех мельчайших частиц, являю­щихся в свою очередь не чем иным, как сгустками разнонаправ­ленных энергий.

Чтобы облегчить понимание этого важнейшего современного открытия, предпримем небольшой экскурс в квантовую механи­ку. Развивая теорию строения атома, Резерфорд путем много­численных экспериментов пришел к выводу, что в центре атома имеется очень маленькое ядро, которое заряжено положительно. Как выяснилось позднее, оно содержит в себе протоны и нейтроны. Во внешних оболочках атома находятся отрицательно заря-

 


1  См. «Слово о пользе химии в публичном собрании Императорской Академии наук сентября 6 дня 1751 года, говоренное Михаилом Ломо­носовым», явно свидетельствующее о знакомстве Ломоносова с алхими­ческими штудиями.

2   См. с. 85 наст. издания.

 

женные электроны. Окружающие ядро атома электроны в свою очередь подразделяются на определенные группы и образуют так называемые электронные оболочки. Ближайшая к ядру оболочка была названа К-оболочкой, последующие — L-, М-, N-оболоч-ками и т. д. Согласно этой теории, на ближайшей к ядру оболочке могут располагаться только два электрона, на следующей (L-обо-лочке) — 8, на М — 18, на N — 32 и т. д. На последнем же слое — не более 8.

Итак, разные вещества имеют разное количество электронов вокруг ядра каждого атома и, естественно, разное количество эле­ктронных оболочек (энергетических уровней). А на каждом энер­гетическом уровне может быть строго ограниченное количество электронов. Целиком заполненный внешний слой есть только у инертных газов — потому они и называются инертными, что в результате «полной комплектности» практически не вступают в химические соединения ни с какими другими веществами; ведь во время химических реакций атомы всех элементов «обменива­ются» друг с другом электронами, стремясь либо дополнить свой внешний слой, либо и вовсе «освободиться» от него. Например, у фтора на внешней оболочке имеется 7 электронов, поэтому фтор очень активен; он постоянно стремится отнять недостающий эле­ктрон у любого другого элемента.

Таким образом, когда два атома сталкиваются и вступают в реакцию, они или соединяются вместе, объединяя свои электро­ны, или же вновь расходятся после перераспределения электро­нов. Именно это объединение или перераспределение электронов и вызывает наблюдаемое изменение свойств веществ. Причем обычно все подобные химические изменения затрагивают только электроны — протоны центрального ядра во всех случаях, кроме одного, надежно защищены. Исключение же составляет как раз атом водорода, ядро которого состоит из одного протона. Если атом водорода потеряет единственный свой электрон (ионизиру­ется), то его протон останется незащищенным. Все же остальные элементы, как правило, теряют атомы лишь с внешних оболочек. Что касается металлов, то они, как правило, имеют на внешней орбите сравнительно малое число электронов: 1, 2 или 3. Естест­венно, для них легче отдать электроны, чем и объясняется их хо­рошая электропроводность.

Получается следующая картина. Различное количество со­единившихся вместе протонов, нейтронов и электронов образу­ют атомы различных элементов. Таких комбинаций может быть огромное количество. Более того, как всем нам известно, различ­ные комбинации атомов образуют различные молекулы — како­во многообразие мира! А ведь это касается только неорганиче­ской химии. В органической же, предполагающей комбинации из молекул, и в химии полимеров, представляющей собой сложней­шие нагромождения атомов в молекулах, — границы и вовсе не­обозримы. И такое богатство существует благодаря лишь трем мельчайшим сгусткам энергии, практически нематериальным ча­стицам, образующим в единственном числе один атом водоро­да — спокойную, вполне уравновешенную структуру! Сего­дня, в самом начале XXI века, все прекрасно знают, к каким ги­гантским разрушениям приводит нарушение столь «ничтожного» единства. Вот вам рождение из ничего во всех смыслах.

На основании всего вышеизложенного можно сделать следу­ющий вывод: для того чтобы превратить, предположим, свинец в золото, необходимо изменить внутреннюю структуру атома свинца, заряд ядра которого, согласно Периодической системе элементов, составляет 82, во внутреннюю структуру атома золо­та, заряд которого равен, соответственно, 79. Если представить это в упрощенной схеме, то от каждого атома свинца нужно от­нять всего лишь по 3 протона, нейтрона и электрона. А сегодня все знают, какие средства и сколько энергии затрачиваются на расщепление только одного атома водорода. Соответственно, трансмутация потребует таких колоссальных затрат, что получе­ние золота не будет иметь никакого практического смысла. Хи­мическим же путем, как известно на сегодняшний день, можно менять лишь внешний электронный слой, в результате которо­го получаются изотопы исходного металла, а вовсе не другой металл. Это не представляет большой проблемы — но точно так же не представляет и большой ценности1.

В результате получается, что адепты алхимии — если они действительно существовали — нашли некий третий, неизвест­ный сегодня науке путь трансформирования вещества. Но в та­ком случае вопрос остается открытым и по сей день, ибо незна­ние не является аргументом ни pro, ни contra — и вновь нужно обращаться к трактатам алхимиков, пытаясь понять, что именно упускает из виду во всех своих изысканиях современная наука. Следует обратить внимание и на то, что происходит в экспери­ментальной физикохимии сегодня.

За последние десятилетия многие физикохимики сталкива­лись с проблемами разнообразных аномалий, проявляющихся при изучении сверхмалых частиц. До сих пор дело всегда своди­лось к поискам каких-то посторонних причин этих аномалий — и причины, естественно, находились: неувязки списывали на влияние окружения, недостаточную чистоту образцов или непра­вильную трактовку результатов измерений. Все-таки приходит­ся признать, что каждая мелочь имеет значение. Но на самом де­ле собака была зарыта чуть глубже, а именно, в изменениях свойств самого вещества при очень малых объемах образцов.

На возможность этого указывал еще Дмитрий Иванович Менделеев. Его Периодическая таблица придала смысл поня­тию «химический элемент» и более ста лет остается путеводной звездой химиков. Однако... построение своей знаменитой схемы Менделеев начинает с жесткого утверждения: при уменьшении размеров исследуемых образцов невозможно адекватно описать их свойства, поскольку поведение частиц становится неоднознач-

 


1 Как мы уже упоминали, американские ученые Шерр, Бейнбридж и Андерсон еще в 1941 году, бомбардируя атомы ртути быстрыми ней­тронами, получили радиоактивное золото. А если атомы ртути бомбар­дировать протонами и другими частицами, то ее можно превратить в пла­тину и таллий. Порядковый номер ртути в таблице Менделеева — 80, а платины — 78; таким образом, они являются наиболее близкими к зо­лоту (79) металлами.

 

ным. Похоже, что сейчас пришло время создавать новую табли­цу элементов, включающую более сложные и странные объекты, которые можно назвать суператомами. В последнее время иссле­дователи обнаруживают всё больше и больше суператомов, кото­рым дали название кластеров. Кластеры поражают следующим: будучи образованы атомами определенного элемента, они вдруг начинают проявлять свойства отдельных атомов совершенно дру­гих элементов. Более того, химическое поведение суператомов может неожиданно и весьма резко меняться даже при незна­чительных изменениях размеров (например, при добавлении од-ного-единственного атома того же элемента). С точки зрения со­временной физики наиболее важным представляется следующее обстоятельство. Суператомы каким-то чудесным, поистине алхи­мическим, способом переносят в микроскопический мир некие не­понятные пока правила или возможности стабилизации кванто­вых объектов. В результате основным препятствием для развития новейших производственных процессов выступает сегодня «ве­ликий и ужасный» квантовый принцип неопределенности, из-за которого вновь созданные структуры всегда остаются хрупкими и недостаточно стабильными.

Как же, оставаясь в пределах строгой науки, призывающей опираться во всем на неколебимые законы природы, которые да­же сам Бог изменить не властен, понять этот принцип неопреде­ленности? И если здесь не в состоянии помочь умозрительная философия и научный эксперимент, то не настало ли время все­рьез обратиться к третьей составляющей великой науки алхи­мии — к теологии? Вот что писал по этому поводу Юнг: «В ре­лигиозной сфере общеизвестно, что мы не можем понять какую-либо вещь до тех пор, пока не переживем ее внутри себя, потому что внутренний опыт устанавливает связь между псюхе и внеш­ним...соответствующую отношениям между sponsus и sponsa1» (§15); «Алхимия и астрология непрестанно занимались сохране-

 


1 Жених и невеста (лат.) — термины, используемые как в христи­анстве, так и в алхимии.

 

нием моста к природе, то есть к бессознательной душе. Астроло­гия снова и снова возвращала сознание к познанию Heimarmene1, то есть зависимости характера и судьбы от определенных момен­тов времени ...»(§ 40).

В связи с этим любопытно обратиться и к книге известного современного исследователя алхимии Фулканелли. В книге «Тай­ны соборов» он пишет: «Возьмем простой пример: обычная во­да обозначается в химии как Н2О. Что это значит? Это значит, что согласно структуре этой формулы мы можем взять два объе­ма водорода, один объем кислорода, смешать их и... ничего не получить. Впрочем, мы можем очень легко получить взрыв. Для того же, чтобы из водорода и кислорода образовалась вода, необходим огонь. То есть через наш сосуд, в который мы собра­ли водород и кислород, нужно пропустить искру. Но что это бу­дет за вода? Пить ее практически нельзя, потому что она будет совершенно безвкусной и... не блестит на солнце. Это совершен­но удивительный факт, имеющий место при изготовлении при­родных веществ в искусственных условиях.

То же самое происходит с соляной кислотой, которая назы­вается в химии НС1. То есть мы можем смешать необходимые объемы хлора и водорода, и у нас тоже ничего не получится. А если мы поставим сосуд с этой смесью на свет, произойдет взрыв. Значит, мы можем получить соляную кислоту только пу­тем невероятно сложных манипуляций, в то время как в природе она существует сама собой. В связи с этим наводит на опреде­ленные размышления вопрос — почему химия никак не отража­ет того, что существует в природе? Например, если взять кусок сахара и расколоть его в темноте — мелькнет голубая искра. Как в молекуле сахара учтена эта голубая искра? Более того, трост­никовый сахар дает голубую искру, а сахар свекловичный — желтую, почти золотую?..»

На основании столь простого рассуждения Фулканелли приво­дит нас к следующему выводу: нельзя изучать живую натуру вне

 


1 Неотвратимая судьба (греч.).

 

ее жизни. А в качестве примера указьвает на открытие феномена старения и усталости металла. Термин «старение» или «усталость» принято упоминать, лишь когда речь идет о каком-то живом объ­екте, тем не менее наука обратила внимание на то, что металлы и вообще ведут себя очень странно в самых разных условиях. На­пример, растягивая стальной брусок, никто и никогда не может пред­угадать, где именно и как он разломится. Заходит речь даже о том, что некоторые металлы испытывают своего рода страх. Бо­лее того, о состоянии страха можно говорить в связи с минералами и металлами точно так же, как и с растениями. Все они боятся ка­кого-либо человека или какой-то нагрузки, в результате чего порой ведут себя весьма странно. И тогда Фулканелли делает следующий вполне естественный вывод: нет оснований считать камни и метал­лы мертвыми существами, надо признать их существами живыми. А если металл — существо живое, значит, можно говорить и о его жизни, размножении, старении и прочих процессах, свойственных органическому миру. Следовательно, у металлов есть мать и отец, а также существует первоматерия металла и существует так назы­ваемая металлическая сперма...

Но все это было известно алхимикам уже много веков на­зад; ведь очень многие алхимические трактаты начинаются именно такого рода вопросами. Получается, что душу живого металла можно почувствовать, только соответствующим обра­зом проживая его состояния в своей собственной душе. И, пре­вращая менее благородный металл своей души — свинец — в более благородный — золото, тем самым возвышать и насто­ящий свинец!1 Все вышесказанное имеет прямое отношение

 

1 Казалось бы, деление металлов на благородные и неблагородные — простая условность. Однако здесь далеко не все так просто. И дело даже не в том, что на золото, например, многие века опиралось и по сей день опирается все мировое денежное обращение. Дело в том, что из более чем восьмидесяти металлов, известных на сегодняшний день, такие металлы, как золото, серебро, платина, иридий, осмий, палладий, родий, рутений, имеют некоторые очень важные качества, благодаря наличию которых эпи­тет «благородные», скорее всего, никогда их не покинет. Перечислим эти немногие, но важные качества. Все металлы, особенно в расплавленном состоянии, окисляются; благородные — нет. Все металлы растворяются в едких щелочах и кислотах; благородные — нет. Поэтому приписываемое Джабиру открытие царской водки, растворяющей золото, считается вели­чайшим достижением алхимиков. А вот, например, иридий и родий не берет даже царская водка — смесь концентрированных кислот: азотной HNO3 (одна часть) и соляной НСl (три части). Кроме того, золото встречается на­много реже, чем большинство обыкновенных металлов, оно имеет изящный вид, позволяющий изготавливать из него драгоценные вещи. И наконец, в каком-то смысле оно действительно подобно солнцу, несущему жизнь все­му живому на нашей планете. Поэтому ничего удивительного нет в том, что древние герметисты посчитали золото самым совершенным из всех металлов. Тем более что из всех металлов им были известны вплоть до XVIII в. лишь семь. Классическое их описание, с точки зрения средневековой алхимии, можно найти в третьей главе трактата Фомы Аквинского «О камне филосо­фов», приведенного нами в третьей части этой книги.

 

к той третьей составляющей алхимической науки, за которую она всегда и была гонима. Назвав отношение людей к окружа­ющему миру как к живому существу мистицизмом, современ­ные ученые свели алхимию к шарлатанству. Да, третья сторо­на одной медали вещь и на самом деле весьма проблематичная.

 

 

 

                                                                                 5

 

 

Итак, получается, что основной задачей алхимии является преобразование неблагородной материи в благородную — на всех уровнях бытия. При этом сама алхимия руководствуется в своей деятельности гораздо более строгими принципами, чем любая точная из существующих на сегодняшний день наук, включая в свой научный арсенал три аспекта человеческой дея­тельности: умозрительные размышления (философию), научный эксперимент и... служение Богу!

Действительно, наиболее видные из европейских алхимиков Средневековья были даже не просто глубоко верующими людь­ми, но настоящими монахами. Альберт Великий и Фома Аквин-ский — доминиканцами, Роджер Бэкон — францисканцем, Ва­силий Валентин — бенедиктинцем. Французский монах Рай­монд Луллий даже отправился под конец жизни проповедовать Евангелие (сначала в Алжир, затем в Тунис). В связи с этим чрезвычайно интересен и некий мало известный ныне факт рос­сийской истории. Русские монахи-старообрядцы в конце XVII ве­ка перевели на русский язык один из основных трудов Раймонда Луллия «Ars Magna» и почитали этого известного европейского алхимика как своего духовного учителя.

Русские монахи уже тогда почувствовали, что в системе Лул­лия нет ничего, что было бы не от Бога; атрибуты Божественного присущи в различной степени всему его творению. Особое значе­ние Луллий придавал каббалистике, которая органично входила в его систему и которую он понимал как «книгу живой природы», «мистическую геометрию» Божьего мира, как «естество... всех ве­щей соборнейшее» — святое, соборное единство божественного творения, которое в своей сокровенной сути совершенно и может быть уподоблено атрибутам Бога. Именно эти стороны учения Луллия и привлекли в XVII веке русских мыслителей, стремив­шихся очистить Христову веру от мирской суеты. Петербургские архивисты В. П. Зубов и А. X. Горфункель установили, что пе­реводы Луллия в XVШ веке читали крестьяне-старообрядцы, фа­бричные люди и купцы в Москве, Петербурге, Воронеже, Кур­ске, на Соловках... Вряд ли это делалось открыто; старообрядцев уже не сжигали в срубах, но отношение к любой «ереси» было на­стороженное. Старообрядцы поморского согласия («беспопов­цы») в Выгореции стремились возродить чистоту первохрис-тианских обычаев1. Хотя у выговцев был настоятель-киновиарх («большак»), он подчинялся «собору» — собранию всех пустын­ников. (Не потому ли Андрей Денисов выделил у Раймонда Лул­лия идею «соборнейшего единства»?) Кроме того, Андрея Дени-

 

1 В январе 1676 года стрельцы разгромили Соловецкую обитель, и сотни казненных монахов были выброшены на морской лед. Так закон­чилось восьмилетнее противостояние армии и «сидельцев соловецких», не признавших церковную реформу патриарха Никона. Однако «старая вера» не погибла — она ушла в скиты. Немногие монахи, уцелевшие по­сле разгрома 1676 года, скрылись в глухой тайге в верховьях реки Выг, что начинается в пологих горах у Онежского озера. Общежительство на Выге было учреждено в 1695 году. Выговская пустынь разрослась в целую ста­рообрядческую страну Выгорецию, которая простиралась на десятки верст. В столице Выгореции, селении Данилове, в 1698—1699 годах писатель и переводчик Андрей Христофорович Белобоцкий впервые изложил по-русски главный труд знаменитого алхимика XIII—XIV веков Раймонда Луллия «Ars Magna», озаглавив его «Великая и предивная наука». Лул-лий там назван «преосвященным учителем», «великим философом и бого­словом». В 1725 году настоятель Выговской пустыни Андрей Денисов подготовил сокращенное изложение работы Белобоцкого — «Малую кни­гу». Он особо выделил в духовной алхимии Луллия «великую науку каб­балистичную». (См.: Лазарев Е. Желанный берег изгнанных из рая // Наука и религия. 1994. № 6.)

 

сова называли «мудрости многоценное сокровище», а его брата Симеона — «сладковещательная ластовица и немолчные бого­словские уста». Вместе с тем ценилась уникальность монашеско­го делания тех или иных пустынников. Как здесь не вспомнить знаменитое евангельское изречение «вера без дел мертва». (Кста­ти, Библия многими считается одним из главных руководств по ал­химии.) Нередко на стенах старообрядческих скитов можно было увидеть каллиграфические листы под названием «Аптека Духов­ная». Там говорилось о том, как переплавить в огне смирения и сердечной молитвы веру, надежду и любовь, добавляя к ним сле­зы сострадания и сокрушения, чтобы обрести чистую мудрость и одновременно «здраву быть».

Обратимся снова к книге Юнга «Психология и алхимия», где он приводит обширную цитату из трактата Петра Бонуса из Фер­рары, писавшего об алхимии в конце XIV века следующее: «Это искусство частично естественное, частично божественное или сверхприродное. В результате сублимации посредством медита­ции рождается сияющая чистая душа, которая вместе с духом воз­носится на небеса. Это и есть камень. До сих пор процедура хотя и была чудесной, но обладала природной структурой. Что же ка­сается фиксации и неизменности души и духа в результате субли­мации, то они проявляются, когда добавляется тайный камень, не ощущаемый органами чувств, но постигаемый разумом посред­ством вдохновения или божественного откровения, или через обучение посвящаемого… есть две категории людей; те, что видят глазами, и те, что понимают сердцем. Тайный камень — это дар Божий. Алхимия невозможна без него. Он — это сердце и тинктура золота... Таким образом, алхимия стоит выше природы, она божественна. Вся сложность искусства заключена в камне. Разум не в состоянии охватить его, поэтому должен воспринимать на ве­ру, как чудо и основу христианской веры. Поэтому Бог есть един­ственный правитель, а природа остается пассивной. Именно бла­годаря своим знаниям искусства древние философы знали о при­шествии конца света и воскрешении из мертвых. Тогда душа навсегда соединится со своим изначальным телом. Тело полностью преобразится, станет нетленным, невероятно тонким и сможет проникать в твердые тела. Его природа будет в равной степени и духовной, и материальной. Когда камень рассыпается в пыль, как человек в своей могиле, Бог возвращает ему душу и дух и уда­ляет все несовершенное: тогда его субстанция (illia res) усиливает­ся и улучшается. Поэтому человек после воскрешения становится более сильным и молодым, чем был при жизни. Древние филосо­фы в своем искусстве ясно видели Страшный суд в зарождении и в появлении этого камня, так как в нем душа, чтобы стать пре­красной, объединяется для вечной славы со своим изначальным те­лом. Древние знали, что дева должна зачать и родить, поэтому в их искусстве камень зарождает, выражает и порождает сам се­бя. .. Кроме того, они знали, что Бог станет человеком в Послед­ний День своего труда, когда работа завершится; и что родитель и рожденный, старик и мальчик, отец и сын, — все станут единым целым. Сейчас, когда, кроме человека, нет такого создания, кото­рое может соединиться с Богом, ибо остальные несхожи с ним, — Бог вынужден стать единым с человеком. Такое случилось с Иисусом Христом и его непорочной матерью... Бог показал фи­лософу этот чудесный пример, в результате чего человек получил возможность работать в области сверхъестественного» (§ 462).

А сам Юнг пишет вот что: «До тех пор, пока религия име­ет только словесную и внешнюю форму и религиозная функ­ция не пережита нашими собственными душами, ничего суще­ственного не произойдет. Необходимо понять, что mysterium Magnum1 — это не только реальность, но первое и главное, что

 


1Великое делание (лат.).

 

укоренено в человеческой душе. Тот, кто не знает этого из сво­его собственного опыта, может быть самым ученым теологом, но у него нет идеи религии и, более того, идеи воспитания» (§ 13); «Но человеку не стоит труда приложить к себе усилие, и он имеет нечто в своей душе, способное дать побеги. Стоит терпеливо понаблюдать за событиями, происходящими в душе, и самое лучшее и значительное происходит, когда она не регу­лируется извне и свыше» (§ 126).

Таким образом, все подтверждает то, что существование тре­тьего аспекта всякой истинной науки — а именно, признание Бо­га и служение ему — отнюдь не является чем-то надуманным или метафорическим. Наоборот, согласно всем истинным адептам, это есть первое и обязательное условие всякого Великого делания. И, соответственно, главной целью классической алхимии являет­ся не получение золота из свинца или какого угодно другого ме­талла, а преобразование человеческой души. И это тоже отнюдь не метафора. Алхимия — наука не дьявольская, но божественная не потому, что она всегда признавала и признает необходимость сочетания теории с практикой, а благодаря своему глубокому бла­гоговению перед Творцом всего сущего. Существует и еще одна причина, гораздо более важная, чем все прочие, вместе взя­тые, — причина, которая не только призывает прислушиваться к алхимии, но и принципиально отличает ее от всех других наук.

Дело в том, что истинные алхимики обязательно учитывали в своей практике личные человеческие качества исследователя! И последнее, как ни покажется это кому-нибудь странным, име­ет в алхимической практике решающее значение. Именно то, из-за чего отвергали и отвергают алхимию все «серьезные» люди, привыкшие принимать за истинно научное лишь то, что происхо­дит «независимо» от личных человеческих качеств, и является од­ним из важнейших ее достижений. Ведь как раз благодаря этой внимательности они восприняли не только материальное единст­во всего сущего, но и единство духовное. Если же сегодня следо­вать мнению большинства, то по-настоящему истинным ученым может быть только бездушный автомат, холодно и методично ре­гистрирующий всякое внешнее проявление. Не отсюда ли все моральные проблемы XX века? Вот что пишет Луи Повель в кни­ге «Утро магов»: «Алхимики при проведении своих исследований всегда учитывали моральные и религиозные аспекты, в то время как современная физика — наука без совести...»

А разве можно людям без совести доверять знание о таких тонких вещах, которые постигали алхимики в своих скрытых от глаз людей лабораториях?! Вспомните письмо Ньютона Ольден-бургу. Ведь основной секрет алхимии заключается в том, что су­ществует способ манипулирования материей и энергией. И этот способ позволяет создавать то, что в современной науке называ­ется силовым полем. Причем такое силовое поле воздействует не только на предметы манипулирования, но и на самого наблюдате­ля. Последнее для алхимиков куда более важно, и в соответствии с этим первовеществом для них является не что иное, как собст­венное тело, а процессом Великого делания — неустанная духов­ная практика. Истинный алхимик не ищет способа расщепить атом во что бы то ни стало, как это делают современные физики, не стремится вызывать реакции лишь в целях постижения хими­ческих свойств того или иного вещества, и потому алхимия и хи­мия не являются разделами одной науки — это совершенно от­дельные и самостоятельные области знания. Алхимик стремится войти в духовное единство с природой и, выращивая свое первовещество, прежде всего выращивает и воспитывает самого себя.

 Поэтому в первой же главе своего основного труда один из знаменитейших средневековых адептов, Николя Фламель, пишет, что алхимику необходимо избавиться от двух главных опасностей, порождающих все грехи человечества — от жажды и страха. Только избавившись от них, можно очиститься по-настоящему и приготовиться к постижению истинной чистоты — к осо­знанию и обретению подлинного единства, пронизывающего все сущее. Во второй главе «Иероглифических фигур» он говорит: «Мне хотелось бы, чтобы после... размышлений... у нашего иска­теля полностью открылись глаза духа и он пришел к заключению, что... все эти фигуры и пояснения к ним не предназначены для -людей, незнакомых с наукой о металлах и трудами философов и недостойных, таким образом, именоваться Сынами Доктрины. А поспешность... всегда от дьявола и является заблуждением».

Итак, если принять все перечисленные позиции — а алхими­ки, начиная с Гермеса Триждывеличайшего, вполне недвусмыс­ленно демонстрируют их приятие, — придется признать и то, что мир есть Творение, которое неизбежно предполагает существо­вание некоего единого творящего принципа. И истинное занятие алхимией невозможно без действительной веры в Единую Тво­рящую силу всего сущего. Все остальное будет несомненным шарлатанством, слепыми попытками случайно наткнуться на со­кровище, равносильными простому кладоискательству.

Алхимия не только не сдала своих позиций за четыре тысяче­летия, прошедших с предполагаемого нами дня ее появления, но сегодня, в начале XXI века, вновь претендует на звание единст­венно подлинной науки. В последнее время появляется все боль­ше книг по алхимии и астрологии, которые еще совсем недавно всякий серьезный человек полагал дисциплинами вполне оккульт­ными. Более того, когда все идеологические оковы наконец па­ли, алхимию даже пытаются преподавать в университетах, как преподают историю масонства, а астрологические прогнозы по­стоянно печатаются во множестве изданий. Впрочем, и это уже было. В конце 30-х годов XIX века можно было прочитать в га­зетах объявление некоего профессора Б. из Мюнхена об открытии им публичного чтения курса герметической философии. Однако прежде чем признать необходимость преподавания алхимии в университетах, следует учесть следующее.

Объективная наука предполагает использование точной тех­ники. При этом в целях максимальной объективности никоим об­разом не принимается в расчет состояние души наблюдателя, и его может заменить даже компьютер. Такая механизация созна­ния без углубления в суть дела доступна всем, и именно поэтому обучать этой науке относительно легко. В случае алхимии мы оказываемся перед совершенно иной формой деятельности, в ре­зультате чего a priori даже создается впечатление, что алхимия и объективная наука полностью противоположны. Но это не со­всем так. Да, алхимия — это прежде всего Искусство, а не техника. Но алхимик, уверенный в том, что с Богом возможно все, именно благодаря своей вере не забывает о неразрывном единст­ве всего сущего. И именно это единство позволяет ему учитывать в своей практике влияние на весь процесс Делания не только кос­мических излучений видимых и невидимых объектов, но и самой личности исследователя, его внутреннего состояния. Как раз то, что полностью и бесповоротно отвергает чистая наука.

Конечно, ни в какой науке умение не приходит без соответст­вующих знаний и их постоянного применения на практике. Даже открытия, сделанные, казалось бы, благодаря озарению, на самом деле становятся возможными лишь в результате длительных и усердных занятий. Но, оставаясь только ученым, в современ­ном понимании этого слова, невозможно проникнуть в некое тай­ное тайных природы, в ее святая святых, ревностно охраняемое от нечистоплотных намерений и помыслов. Только смирившись, только полностью посвятив себя Богу, можно получить разреше­ние на использование некоторых Его секретов в Его благих це­лях. Иного пути для постижения тайны тайн не существует. По­этому если и следует преподавать алхимию, то разве что в мона­стырях, да и то не всем подряд, а строго индивидуально. Ибо, согласно глубочайшему убеждению алхимиков, не бывает универ­сального подхода к индивидуальному движению. А значит, и лек­ции по алхимии могут носить лишь обзорный и отвлеченный ха­рактер. Никакого секрета алхимии это, конечно же, не откроет. Но вряд ли правы и те, кто боится, что открытие секрета алхимии приведет к повсеместному изготовлению золота и, как следствие, к обесценению всех ценностей и повальному бездельничанью. Тут все не так просто. Во-первых, золото совсем не является полной и адекватной заменой хлебу насущному; сколько бы золота мы ни накопили, производить хлеб все равно придется. А во-вторых, алхимия сама препятствует проникновению в ее секреты благо­даря внутренней сложности, присущей Великому деланию.

Внутренняя и внешняя сложность алхимии такова, что научиться превращать свинец в золото мимоходом практически не­возможно. На это нужно потратить всю жизнь и все состояние, не имея при этом никаких гарантий успеха. Тонкие материи недоступны всем и каждому — и не могут, не должны быть доступ­ны. Очевидно, что знание используемых веществ необходимо, но ни в коем случае не достаточно. Истинным алхимиком может стать только посвященный. А посвящение предполагает не толь­ко посвящаемого, но и посвящающего. И этим алхимия разитель­но отличается как от химии, так и от всех прочих наук, в которых эксперименты, проводимые при определенных условиях, всегда приводят к фиксированному результату.

В завершение приведем последний пассаж из трактата Парацельса «Руководство по изготовлению и применению философ­ского камня»: «Оставим в стороне варку, возгонку, очистку, отра­жение, растворение, извлечение, сгущение, брожение, осаждение; инструменты, стекла, реторты, изогнутые трубы, герметические сосуды, глиняные чаши, горны и отражательные печи; мрамор и уголь — и только тогда мы с пользой сможем отдаться алхимии и медицине». Яснее не скажешь.

 

                                                                                        

                                                                           * * *

 

  В этой книге мы предлагаем вниманию читателей, помимо вы­шеупомянутого очерка проф. И. И. Канонникова, во второй ча­сти — историко-теоретическое исследование, сделанное великим энтузиастом алхимии французским ученым XIX века А. Пуас­соном «Теории и символы алхимиков»; в третьей — три вполне типичных алхимических трактата XIII и XVII—XVIII веков. Все тексты публикуются с незначительными сокращениями и сопро­вождаются важными, прежде всего для понимания сути происхо­дящих в алхимической практике процессов, комментариями. В конце книги для удобства читателей приведены имена наиболее известных ученых, сыгравших заметную роль в развитии алхими­ческой теории и практики, с кратким описанием их жизни и дея­тельности.

                                                                                                                  

                                                                                                                                                     В. Рохмистров

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                            Часть I

 

                                        ИСТОРИЯ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                            

 

 

                                                             И. И. Канонников

                          АЛХИМИЯ И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА

 

 

 

 

Происхождение алхимии относится к глубочайшей древности. В той стране, где едва ли не впервые возник­ла мощная культура в человечестве, в Египте, начались и первые попытки познать, из чего именно состоит окру­жающий нас мир. Эти попытки явились результатом на­блюдений над теми естественно-историческими фактами, которые относятся к области минералогии и металлургии, с незапамятных времен процветавших в Египте. Золото, серебро, медь, олово, свинец и железо были известны там еще издревле. Известны были и те сплавы, которые могут давать между собою эти металлы и между которыми осо­бенно важное значение имел электрум — сплав золота и серебра, столь похожий на чистое золото2. Но знакомство

 


1  Текст печатается с незначительными сокращениями. Полный текст см.: Алхимия и современная наука. Речь, произнесенная ординарным профессо­ром И.И. Канонниковым. Казань, тип. Казанского университета, 1886.

Канонников Иннокентий Иванович (1854—1902) — русский химик. С 1886 г. профессор Казанского университета. Основные его труды отно­сятся главным образом к области физической химии. Издал «Руководство к химическому исследованию питательных и вкусовых веществ».

2  Латинское «electrum», египетское «azem» — «янтарь» (от корня «лу­чезарный, сияющий») — металл светло-желтого цвета, сплав золота (70—80 %) с серебром (20—30 %), обладает более высокими механически­ми свойствами, чем золото. Был широко распространен еще в Древнем Египте. Подробно описывает этот сплав и Плиний Старший (I в. н. э.).

Однако Парацельс предлагает свое понятие слова «электрум». В своем трактате «Tinctura Physica» («Целебная тинктура»; см. также примеч. к его трактату в третьей части этой книги) Парацельс пишет: «Со­единения металлов действуют удивительным образом. Если мы создадим сплав семи металлов в должном порядке в надлежащее время, то получим металл, обладающий достоинствами семи исходных. Такой сплав именует­ся „электрум". Он обладает не только физическими, но и звездными свой­ствами семи металлов, вошедших в его состав; электрум есть одно из наи­ценнейших средств, ведомых тайной науке. Обычные металлы не могут сравниться с ним, ибо он обладает магической силою. Сосуд, отлитый из электрума, немедленно обнаружит любой яд, положенный в него тайно, ибо яд этот начнет выступать каплями на его стенках... Из этого electrum magicum ты можешь сделать зеркало, в котором сможешь видеть события прошлого и настоящего...» (Гартман Ф. Жизнь Парацельса и сущность его учения. М., 2001. С. 211, 214).

 

с ископаемыми не ограничивалось только знакомством с одними металлами. Древние египтяне знали хорошо раз­ные минералы и из числа таковых многие из принадлежа­щих к классу драгоценных, как то: ляпис-лазурь, изумруд, рубин и др.

Но что всего важнее, они умели подделывать их, окра­шивая солями стекла и эмали. Возможность приготовления таких стразов наводила на мысль о возможности приготов­ления самих естественных продуктов, о возможности при­готовления такого страза, который ничем бы ровно не отли­чался от естественного изумруда, рубина или тому подобно­го минерала1. Казалось ясным, что если, окрашивая простое стекло медной окисью, получают страз, только по виду по­хожий на рубин, но не тождественный с ним, то, значит, де­ло за тем, что плохо выбран материал для его приготовле­ния, плохо выбрана та краска, которая должна превратить его в настоящий драгоценный камень. Стоит лишь прило­жить усилия, провести больше опытов, и, древние египтяне не сомневались в том, легко будет найти подходящие усло-

 


1 В настоящее время производство искусственных камней, или стра­зов, поставлено на промышленную основу. См. также комментарии к гла­ве второй первого трактата Фомы Аквинского «О камне философов...»

 

вия для воспроизводства всех драгоценных минералов. Не­вольно мысль переносила эту идею и на металлы. Прибавляя сравнительно небольшое количество золота к серебру, полу­чали сплав, весьма похожий на настоящее золото. Нельзя ли, и это ясный вывод отсюда, и другие металлы окрашивать таким образом, чтобы они сначала принимали вид золота, а потом, при дальнейшем накоплении знания и опытности, и свойства его?

Вы видите, что эта идея искусственного приготовления драгоценных камней и металлов являлась строго точным вы­водом из тех фактов, которые наблюдались. Она имела, как вы легко можете заметить, чисто эмпирический характер, представляя не что иное, как обобщение этих фактов, и не претендовала на значение общей теории, бравшейся объяс­нить их сущность и их взаимные отношения. Только тогда, когда Египет познакомился с плодами греческой культуры, с лучшим цветом ее — греческой философией, только при слиянии египетского эмпиризма с греческой метафизикой, которое произошло во время становления знаменитой Алек­сандрийской школы, только тогда эта идея получила научно-философский характер и вместе с тем возникла наука хи­мия, или, как тогда она называлась, алхимия1.

В Древней Греции эмпирические знания были не велики. Общим характером науки у греков было отвлеченное, философское направление. Они мало задавались эксперимен­тальным изучением природы, а пытались составить себе понятие о ней, о процессах, происходящих пред ними, из умозаключений, опиравшихся на одно наблюдение явлений и предметов: опыт был оставлен в стороне. Такое направле-

 


1См. примеч. 2 на с. 90.

 

ние в исследовании природы отразилось и на изучении той ее области, к которой относятся химические явления. Греки, отыскивая всюду внутренний смысл явлений, обратили вни­мание и на состав тел. Однако вначале понятие о составе, о сущности, о природе тел было далеко не ясно и смешива­лось с понятием о происхождении их. Впервые постановку и разработку вопроса о составе тел мы находим у Фалеса, жившего за 600 лет до н. э.

По мнению Фалеса, все существующее произошло из воды. Влага есть начало всего. Все проникнуто ею; если во­да сгустится — она делается землею, если она испарит­ся — становится воздухом. Последнему исторический пре­емник Фалеса, Анаксимен (род. между 523—548 гг. до н. э.), придал первенствующее значение и утверждал, что все живое и сущее происходит из воздуха и все снова воз­вращается в него. Воздух, по Анаксимену, есть настоящий источник жизни, связующий все вещества, составляющие тело человека; из него же образовались и все неодушевлен­ные предметы.

Следя далее за развитием греческой мысли в вопросе о составе тел, мы встречаем замечательное учение Гераклита (род. в 503 г. до н. э.). Гераклит утверждал, что основное на­чало всего есть огонь. Но этот огонь — не обыкновенное пламя, получающееся, например, при горении дерева, огонь Гераклита был теплый, сухой пар — эфир, — всюду распро­страненный, всё проникающий и всё создающий1. Природа, по мнению Гераклита, представляет собой лишь различные изменения этого огня, более или менее быстро преходящие. В ней нет ничего постоянного. Все изменяется, и все сущест-

 


' Ср.: «Воздух есть спящий огонь» (Гегель. Энциклопедия философ­ских наук).

 

вующее представляет «непрерывный прилив и отлив». «Ни­кто не был дважды на одной и той же реке, — говорит он, — потому что ее воды, постоянно текущие, меняются; она разносит и снова собирает их, она переполняется и снова спадает; она разливается и опять входит в берега». Одним словом, все находится в движении; нет отдыха или покоя. Идея единства всего сущего, руководившая Геракли­том в этих словах, нашла себе более полное выражение у Анаксагора, который говорил: «Несправедливо утверж­дают, что нечто возникает или перестает существовать; ибо ничто не может ни начать своего бытия, ни подверг­нуться разрушению; все есть скопление или разделение предсуществующих элементов, так что возникновение че­го-либо правильнее назвать образованием новой смеси, а тление — распадением таковой». За такие элементы знаменитый Эмпедокл (род. в 444 г. до н. э.) принял че­тыре: землю, воздух, огонь и воду. Из них произошло всё, все предметы видимого мира суть лишь продукты их смешения1.

 


' Вот что писал по этому поводу другой известный историк алхимии XIX века, Л. Фигье: «Итак, четырех простых тел достаточно для образо­вания окружающей нас атмосферы, для образования воды, покрывающей три четверти земного шара, для образования всего, что движется и живет на его поверхности... Таким образом, мы добрались с вами до знаменито­го числа четыре, до Tetractida, или Tetragrammea, Пифагора, игравшего столь важную роль в таинствах Халдеи и Древнего Египта».

 Tetraktida, tetragrammea — знаменитая «четверица» Пифагора.

 Эмпедокл многими исследователями считается учеником Пифагора.

 Пифагор (2-я половина VI в. — начало V в. до н. э.) — древнегрече­ский философ, математик (ученый). Судя по тому, что пифагорейцы, во всем ссылавшиеся на авторитет своего учителя и употреблявшие как по­следний аргумент слова «egw efh» («сам сказал»), заявляли: «Мы почита­ем того, кто нам о четверице поведал...» — учение о четверице является одним из основополагающих в пифагорействе. «Тетрактидой», согласно Пифагору, сполна выражалась сущность всего космоса. Она определяла «гармонию сфер» — Солнца, Луны и звезд (включая планеты) — октавой (1:2), квинтой (2:3) и квартой (3:4) соответственно. Таким образом, че­тыре первых числа (1+2+3+4=10) охватывали собой всю гармонию Все­ленной, и четверица служила «доказательством» сокровенной числовой природы мира. Душа мыслилась также гармонией, «соразмерной» гармо­нии космоса, что в свою очередь вполне сочеталось с еще более древними представлениями о соответствии микрокосма и макрокосма (малого космо­са и большого космоса — человека и Вселенной).

Та же мысль зафиксирована и в «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста, наиболее древнего идеолога не только алхимии, но и всех оккультных (тайных, сокровенных, признающих присутствие скрытых сил) наук.

Однако, согласно изложению Фигье, в XIX в. соответствие незыб­лемым древним истинам: четверице Пифагора, единству микро- и мак­рокосма и т. п. (см. об «Изумрудной скрижали» и учении Гермеса Трис­мегиста в Приложении), считалось свидетельством действительной ис­тинности достигнутого, несмотря на то что составление всего сущего из четырех элементов (земли, воды, воздуха и огня) воспринималось уже тогда скорее метафорически, чем реально.

 

Эта идея яснее и полнее нашла себе развитие у одного из величайших ученых и мыслителей Древней Греции — Аристотеля (род. в 384 г. до н. э.), в учении об элементах природы. Принимая четыре начала Эмпедокла, Аристо­тель не придавал им реального значения. По его учению, эти четыре начала являются не элементами, не реальны­ми составными частями всех тел, существующих в приро­де, а представляют только основные свойства их. Все предметы видимого мира образованы из одной и той же материи, от века существующей и обладающей потенци­альной энергией, которая выражается или, правильнее, проявляется четырьмя способами: как огонь, как воздух, как вода или как земля1. Каждое тело, каждый предмет, из числа окружающих нас, содержит в себе эти четыре элемента; все же бесконечное разнообразие предметов, встречающихся в природе, объясняется, во-первых, тем,

 


' Здесь отчетливо просматривается стремление признать существо­вание некой единой первой материи — prima materia алхимиков.

 

что одни из образующих их элементов проявляются как активные их свойства, другие же как пассивные, а во-вто­рых, оно зависит от того, что относительные количества элементов, заключающихся в разных веществах, являют­ся различными. Материя сама по себе есть нечто совер­шенно пассивное, безжизненное. Свои свойства и спо­собность образовывать разнообразные предметы она по­лучает от пятого элемента, проникающего всю природу, дающего ей жизнь и движение, — эфира, который есть первая причина и вместе с тем сущность самого движе­ния. Этот эфир и сообщает четырем элементам, которы­ми проявляется материя, их специфические свойства, уде­ляя им часть своей силы1.

 


1Вот что пишет по этому поводу современный историк химии С. И. Левченков: «Предположение о существовании пятого элемента, из которого состоят небесные тела, Аристотель сделал исходя из убеж­дения, что небесам присущи вечность и совершенство, они не могут быть образованы теми же элементами, что и земные тела (тела „подлунного мира")». См. в связи с этим также рассуждение о телах сверхнебесных Фомы Аквинского, занимавшегося интерпретацией сочинений Аристо­теля. Здесь нелишне отметить и еще одно его утверждение: «В целом ко­смология последователей Аристотеля, который, в отличие от Анаксиман-дра, считал Вселенную конечной, может быть представлена следующим образом. Вокруг центра Вселенной (центра Земли) расположены после­довательно сферы четырех элементов в порядке уменьшения их тяжес­ти — земли, воды, воздуха и огня. Далее следуют планеты, обращаю­щиеся вокруг Земли, в следующем порядке: Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн. За орбитами планет расположена сфера неподвижных звезд. Движение планет по небосводу чрезвычайно точно описывалось разработанной около 150 г. н. э. геоцентрической си­стемой Клавдия Птолемея (ок. 90—160), у которого в силу совершенст-, ва небес орбиты обращения планет вокруг Земли являлись правильными окружностями (вследствие чего пришлось вводить систему эпициклов). Нетрудно, кстати, заметить здесь несомненные аналогии с современным взглядом на строение Земли: литосфера, гидросфера, атмосфера и маг­нитосфера — не что иное, как сфера земли, сфера воды, сфера воздуха и сфера огня в системах Эмпедокла, Платона, Пифагора и Аристотеля. Че­тыре стихии античных натурфилософов можно счесть также прообразом четырех агрегатных состояний вещества — твердого, жидкого, газооб­разного и плазменного».

Уже у Аристотеля названы все те семь планет, что соответствовали семи известным на тот период истории металлам.

 

Уже из этого коротенького и сухого очерка воззрений Аристотеля вы можете видеть, как глубоко заглянул этот мудрец древности в сущность вопроса о природе вещества, и легко можете понять то громадное влияние, которое ока­зало учение Аристотеля о составе тел на дальнейшее разви­тие химии. В самом деле: вся последующая история этой на­уки представляет собой не что иное, как разработку и при­ложение идей Аристотеля к частным вопросам. Для этого требовался теперь только фактический материал, которого в Древней Греции было накоплено мало, но который изоби­ловал у египетских ученых, гораздо более греков способных к экспериментальному изучению природы. Если бы этот материал был под руками у Аристотеля или его учеников — химия появилась бы впервые в Греции, но его не было, и по­тому возникновение этой науки замедлилось на два столе­тия и произошло там, где египетский эмпиризм слился с гре­ческой философией, в Александрии, куда перешел в то вре­мя центр тяжести умственной жизни образованного мира1.

Начавшийся в Александрии новый период в истории раз­вития химии является для последней весьма важным и харак­теризуется совершенно особенным направлением, которое получили занятия химическими предметами. В это время химия, бывшая только собранием эмпирических фактов, не

 

1 Здесь ясно видна необходимость двух составляющих — теории и практики — мимо чего невозможно пройти при внимательном исследова­нии происхождения алхимии. Но пока еще нет речи о третьем аспекте этой науки. Однако неслучайно профессор Канонников постоянно говорит здесь не об алхимии, а о химии. Речь и в самом деле идет прежде всего об истории, а точнее даже о предыстории, именно химии, а не алхимии. Или же, соглас­но сегодняшнему делению, о предалхимическом периоде химии.

 

обобщенных ни одной гипотезой, то есть наукой, не заслу­живающей этого имени по отсутствию цели, становится на ноги и получает права гражданства среди других наук. Она вырабатывает ясно определенную цель и обогащается мно­гими эмпирическими обобщениями. Цель ее была ложна, большинство обобщений не соответствовало фактам в том смысле, как это понимаем мы, но тем не менее эта ложная цель, эти неверные обобщения связали в одно все химиче­ские познания, дали им общее направление и осмыслили дальнейшую работу в области химических явлений.

Целью химических изысканий в то время стало нахож­дение средства для превращения неблагородных металлов в благородные. Впервые эта мысль появилась в Египте и была, как мы видели, результатом наблюдений над при­готовлением искусственных драгоценных камней и эма­лей1. Но эта мысль носила характер одного голого пред­положения, простой догадки о возможности такого пре­вращения. В основе ее не было никакой научной теории или гипотезы, которая оправдывала бы ее существование, и потому эта мысль не могла служить стимулом для даль­нейших исследований в этом вопросе. Прочное основание

 


' Здесь любопытно отметить, что производство металлов, прежде все­го золота, в Древнем Египте считалось «священным искусством». Завое­ватели Египта истязали его жрецов, выпытывая у них секреты выплавки золота, но те умирали, сохраняя тайну. Сущность же процесса, который египтяне так оберегали, заключалась в следующем. Они обрабатывали зо­лотую руду расплавленным свинцом, растворяющим благородные метал­лы, и таким образом извлекали золото из руд. Этот раствор затем подвер­гали окислительному обжигу, и свинец превращался в окись. Главной тай­ной этого процесса были горшки для обжига. Их делали из костяной золы. При плавке окись свинца впитывалась в стенки горшка, увлекая при этом случайные примеси. А на дне горшка оставалось чистое золото. Не этот ли процесс ввел многих в заблуждение, породив представление о возможно­сти получения золота из свинца?

 

она получила только тогда, когда в Египет проникли идеи греческих философов о природе вещей. Влияние этих идей тотчас сказалось в появлении теории состава металлов, ос­новные черты которой мы находим уже у писателей I и II ве­ка нашей эры: Диоскорида и Зосимы Панаполитанина. Бо­лее подробно эта теория изложена у Олимпиодора (IV в.), Синезия (V в.) и Стефана Александрийского (VII в.)1, но свой полный и законченный вид она получила только у знаменитого Гебера (VIII в.)2.

Эта теория в общих чертах состояла в следующем: все металлы имеют два общих начала, из которых они состо­ят, это меркурий и сера. Именем меркурия и серы алхимики того времени называли отвлеченные понятия металличнос-ти и изменяемости. При внимательном наблюдении все ме­таллы оказались обладающими многими общими свойства­ми. Так, все они имеют особый блеск и цвет, все более или менее ковки; будучи расплавлены, превращаются в жидко­сти и в этом виде чрезвычайно похожи друг на друга и в особенности на ртуть, ставшую уже известной в то вре-

 


1  Олимпиодор — греческий алхимик, автор трактата «О священном искусстве». Синезий (ок. 380—415) — эллинистический ученый и теолог, естествоиспытатель. Стефан Александрийский — греческий алхимик, один из предполагаемых авторов сочинений, приписываемых Гермесу.

2  В других источниках Джабир. Джабир был самым талантливым и прославленным арабским алхимиком. Изучал возможность трансмута­ции металлов. Полагал, что ртуть является особым металлом, так как бла­годаря своей жидкой форме содержит очень мало примесей. Столь же не­обычными свойствами, по его мнению, обладает и сера: она имеет желтый, близкий к золотому, цвет и способна воспламеняться. Все остальные семь известных тогда металлов должны были, согласно мнению Джабира, обра­зовываться из смеси ртути и серы. Дольше всего, созревая в недрах Зем­ли при различных давлениях и температуре, образуется из серы и ртути зо­лото — наиболее совершенный металл. Эти представления Джабира ока­зали сильное влияние на последующие поколения алхимиков. Его теория была признана классической.

 

мя. Будучи выставлены на воздух или подвергнуты нагре­ванию, они, за исключением золота, изменяются и превра­щаются в землистые вещества — ржавчины или, по-ны­нешнему, окиси. Эти общие для всех металлов свойства были соединены, за исключением последнего, в одно поня­тие — металличности, и ртуть, по своей идеальной ковкос­ти, по сильному блеску, естественно, стала считаться типом всех металлов, и ее алхимическое имя «меркурий» вырази­ло эту типичность, соединив в себе все общие свойства ме­таллов, за исключением изменяемости на воздухе и при на­гревании. Эта последняя способность металлов дала повод к установлению другого общего для всех начала — изме­няемости, и сера, сгорающая без остатка, дала свое имя для выражения названного свойства. Сообразно этому все ме­таллы считались результатом соединения двух начал: ме­талличности и изменяемости, меркурия и серы, в различном относительном количестве, в различной степени чистоты и в различной силе соединения друг с другом.

Вдумываясь глубже в эту теорию, легко понять, что не­избежным выводом из нее являлась мысль о возможности превращения одних металлов в другие и всех их в золото, самый совершенный из них. Очевидно, было необходимо только взять какое-либо металлическое вещество, которое отличалось бы от золота каким-нибудь качеством, и выде­лить из первого то, что его обособляет от второго, сводя его таким образом к первичной материи: к философскому мер-курию, который можно получить и из обыкновенной ртути, отнимая от нее сначала жидкие свойства. Затем необходи­мо фиксировать, закрепить полученное вещество, отнять от него летучесть, воздушный элемент, и, в заключение, вы­делить элемент землистый, выражающийся в способности давать при накаливании на воздухе землистое вещество: окись ртути. Когда таким образом подготовлена первичная материя, остается только окрасить ее в надлежащий цвет, соединяя с философской серой, предварительно также очи­щенной, как ртуть, и золото будет готово.

Сравнивая эту гипотезу с теорией Аристотеля, нельзя не видеть значительного шага вперед и сужения в то же время понятий. Теория Аристотеля обнимала все предметы Все­ленной, утверждая, что они тожественны по субстанции, устанавливая принцип единства материи. Эта теория была хороша, ясна, но слишком обща, слишком отвлеченна и по­тому не могла быть применена непосредственно к химиче­ским вопросам, так как она не была выражением ближайших свойств отдельных тел. Новая теория не задавалась такими широкими задачами, она ограничилась только обобщением эмпирических фактов, но в то же время не была и одним простым их выражением. Вырабатывавшие ее мыслители не могли избежать влияния философии Аристотеля, и это вли­яние сказалось в принятии общих начал металличности и из­меняемости для всех металлов. Эти два начала, служа выра­жением реальных фактов, были в то же время применением идей Аристотеля о единстве материи к частному случаю. Потребность реализовать эту господствовавшую тогда идею великого мыслителя и послужила точкой исхода алхимии, послужила началом химии как науки. Целью ее в то время стало отыскание способа для превращения всех металлов в золото, отыскание философского камня, «камня мудре­цов», который в то же время должен был иметь еще и дру­гое значение; медицинское; предполагалось, что философ­ский камень может также излечивать болезни, продлять че­ловеческую жизнь и возвращать молодость. Вначале как побочное, это значение философского камня возрастает впоследствии, и является мысль, что превращение металлов в золото есть явление, вполне одинаковое с превращением больного организма в здоровый. Мысль замечательно глу­бокая и плодотворная по своим последствиям. Если мы освободим ее от непривычных нам выражений, переведем на наш язык, то увидим, что в ней скрывается убеждение в тождестве процессов, происходящих в здоровом и боль­ном организме человека, с теми процессами, которые имеют место в неодушевленной природе и могут быть наблюдаемы и изучаемы в лабораториях. А если это так, то тогда легко понять причину болезней и легко найти средства для борь­бы с ними. Если заболеванием будет загрязнение организ­ма не свойственными ему веществами, то лечение должно состоять в удалении их, очищении организма, подобно тому, как нужно очистить медь, больной и несовершенный ме­талл, от загрязняющих его примесей, чтобы получить чис­тое золото. Вы легко можете понять, какое огромное значе­ние имеет такой взгляд, давая широкий простор эсперимен-тальному изучению, а следовательно, и движению вперед науки о человеке.

Вообще, алхимия была богата глубокими и плодотворны­ми идеями касательно изучения природы. «Habent sua fata libelli»1, говорили прежде. С еще большим правом можно сказать то же и про многие теории, бывшие некогда в науке. Редкий человек, даже из числа наиболее образованных, не привык думать и говорить, что алхимия — это нечто гранди­озно нелепое, какой-то набор диких фантазий, неясных идей, бессмысленных попыток, чуть ли не бред расстроенных

 


1 «И книги имеют свою судьбу» (лат.).

 

умов. Но ничто не может быть несправедливее. Алхимия была всегда строго научной концепцией, поскольку задава­лась рационалистическим объяснением превращений мате­рии. Нигде в ней, ни в какой из ее манипуляций и операций, чудо не имеет места.

Еще вначале, в период Александрийский, встречаются кое-какие магические формулы и заклинания, как, например, у Зосимы, но и они имеют более характер молитв и просьб об успехе, и им никогда не приписывалось силы воспроизво­дить то или другое явление. Но скоро и такие элементы ис­чезли из алхимии, и уже в XI в. известный Михаил Псел в письме к патриарху Ксифилину говорит: «Ты хочешь, что­бы я сообщил тебе о том искусстве, которое излагает разру­шение и превращение веществ. Некоторые думают, что тут скрывается какое-то тайное знание, которому нечего пытать­ся дать разумное выражение. По-моему, это совершенно ложно. Что касается меня, то я пытаюсь сначала найти все­му причины и извлечь из них рациональное объяснение для фактов, сочетанием которых все образуется и на которые все в природе распадается. Я видел в своей молодости корень дуба, превратившийся в камень, но сохранивший при этом все свои волокна и все свое строение. Таким образом, изме- | нения в природе могут происходить естественным путем, а не в силу заклинания или духа, или тайной формулы. А если так, то есть, значит, искусство превращения одних веществ в другие, и я хочу теперь изложить тебе его».

Правда, не все алхимики говорили таким простым и яс­ным языком. Скорее, это исключение, громадное же боль­шинство употребляло в своих сочинениях чрезвычайно тем­ную и трудно понимаемую фразеологию и терминологию, что и было причиной, почему люди, незнакомые с делом, бросали их сочинения, не разобрав их смысла, и клеймили авторов именем полоумных, а их творения — бреднями. Но если мы дадим себе труд глубже вникнуть в их сочинения, а особенно в те мысли, которые руководили этими автора­ми, то мы придем к другому заключению и должны будем признать за ними великие заслуги, а за их работами и идея­ми строго научный характер. Нужно только поставить себя на их место. Нужно только вообразить себя располагающи­ми лишь тем материалом, который имелся в то время, чтобы легко понять, что иного, более разумного объяснения этому материалу нельзя было и дать, и нам останется тогда только удивляться силе ума этих алхимиков, которые с тем ничтож­ным запасом фактов были способны доходить до тех заме­чательных выводов, которых они достигали и которые ино­гда являются под стать разве только нашему времени, обла­дающему столь изумительным богатством фактического материала в науке1.

Мы уже видели, как изучение свойств и превращений металлов привело алхимиков к теории состава последних, теории, вытекавшей из идеи единства материи. В дальней­шем развитии алхимии или, что все равно, химии эта теория не осталась на одной и той же точке, но продолжала разви­ваться и пополняться, руководя учеными в изучении при­роды. Александрийская школа окончила свое существо­вание с разрушением Феофилом в 391 г. храма Сераписа —

 

' Вот что писал К. Г. Юнг в своей книге «Психология и алхимия»: «Алхимики, на самом деле, стремились к уединению; каждый получает свое по-своему. Они редко имели учеников... мало известно о каких-ли­бо их секретных обществах или о чем-то подобном. Каждый работал в лаборатории для себя и страдал в одиночестве... Их писания были от­носительно свободны от полемики, и манера, в которой они ссылались Друг на друга, показывает замечательное согласие в главных принци­пах...» (§ 422).

 

Серапеума, бывшего центром тогдашней учености, распола­гавшего огромной библиотекой, прекрасными лаборатория­ми и кабинетами. Преследуемые ученые частью разбрелись, частью переселились в Афины, где продолжали свое дело, пока эдикт Юстиниана в 529 г. не положил конец занятиям экспериментальной наукой, на которую смотрели тогда ко­со, подозревая ее в связи с языческой философией, столь го­нимой в то время. Немногие из более просвещенных хрис­тиан, понимавших ложность обвинений, возводимых на ал­химию, еще хранили славные традиции прошлого, как, например, Эней Газский, Стефан, Георгий Синсел, Иоанн Антиохийский. Однако пальма первенства в науке перехо­дит в руки арабов, завоевавших в 640 г. Александрию и Египет. Первым дошедшим до нас плодом арабской учено­сти является знаменитое сочинение «Khitab-al-Fihrist»1, пред­ставляющее полную картину тогдашних сведений о приро­де, в том числе и химии. С появлением этого народа на все­мирной сцене центром арабской цивилизации стала главным образом Испания, где в многочисленных школах глубоко пустила корни экспериментальная наука и тщательно куль­тивировалась.

Самым блестящим представителем ее в то время является знаменитый Гебер (ум. 776), профессор высшей школы в Севилье, о котором была речь выше как об авторе, впер­вые подробно изложившем теорию состава металлов, выра­ботанную александрийскими учеными. Из последователей Гебера в особенности знамениты багдадский врач Разес (ум.

 


1 «Китаб-ал-фихрист» — древняя арабская энциклопедия, приписы­ваемая Ибн Надину (IX в.). В ней цитируются египетские, греко-еги­петские и греческие ученые: Гермес, Демокрит, Платон, Зосима, Оста-нес, Мария-еврейка и т. д.

 

832) и Авиценна (978—1036), долго считавшийся величай­шим авторитетом в химии, и преимущественно в медицине, в которой он утвердил и разработал принципы Галена, являв­шиеся фактически применением идей Аристотеля к физио­логии и патологии. В химии Авиценна придерживался воз­зрений Гебера, и все его значение, так же как и следовавших за ним Альбуказеса (ум. 1122) и Аверроэса1 (ум. 1198), было в накоплении и обработке фактического материала.

Недолог был расцвет арабской цивилизации. В Испа­нии политические смуты между отдельными владетеля­ми и постоянные нападения христиан начали все более и более препятствовать развитию ученой деятельности, а с преобладанием христиан арабы должны были покинуть и саму Испанию. На Востоке арабская цивилизация полу­чила страшное поражение от монголов и под их ударами прекратилась совершенно. Наука переходит к западноев­ропейским народам, где и получает то широкое развитие и движение вперед, которое не прекращается до сего вре­мени. Арабы же, исполнив завет «lampadia econtej diad-wxogein allhloij»2, навсегда сходят со сцены.

Первым великим ученым европейской науки в области хи­мии был знаменитый Альберт фон Больстет, епископ Реген-сбургский, прозванный Великим (1193—1280), который по богатству своих познаний превосходил всех своих современ­ников. Все науки того времени были ему известны, и в каж­дой из них он заслужил авторитетное имя. «Magnus in magia naturalis, major in philosophia, maximus in theologia»3, — вос-

 


1  Латинизированное имя арабского философа и врача Ибн Рушда (1126-1198).

         2  «Светоч имеющие, будем передавать другим» (греч.).

         3  «Великий в естественной магии, могучий в философии, величайший в теологии» (лат.). Здесь просматривается явный намек на сравнение его  с Гермесом Триждывеличайшим. Вот тут и названа, наконец, третья не­обходимая составляющая алхимии.

 

клицает о нем его биограф Тритгейм, писатель XV в. Воз­можность превращения металлов Альберт Великий при­знавал как вещь доказанную, но считал это делом трудным и тем более трудным, чем металлы резче отличались друг от друга, хотя он принимал, что все они представляют не различные вещества, а только различные виды одной и той же, общей для всех них, материи. Вообще, в своих теорети­ческих воззрениях он придерживался учения Гебера точно так же, как и другие ученые того времени, как, например, знаме­нитый современник Альберта Роджер Бэкон (1214—1284). Мы не станем останавливаться на всех этих лицах. Заслу­ги, которым они обязаны своей славой, относятся всецело к области экспериментальной разработки науки, а нас инте­ресует только развитие общих идей. Поэтому мы обойдем Арнольда из Виллановы (1235—1312), Раймонда Луллия (1235—1315), Фламеля (род. 1330), Бернарда фон Тревиго (1406-1490), Георга Рипли (1415- 1490) и перейдем пря­мо к Василию Валентину1.

Все прежде названные ученые довольствовались в своих воззрениях на природу знакомой уже нам теорией состава металлов, бывшей ближайшим выражением руководившей

 

1 С. И. Левченков: «Следует отметить, что между арабской и евро­пейской алхимией существуют весьма существенные различия. Европейская алхимия развивается в обществе, где христианская (католическая) церковь активно вмешивается во все светские дела; изложение идей, противореча­щих христианским догматам, является делом весьма небезопасным. Алхи­мия в Европе с момента своего зарождения находится на полуподпольном положении; в 1317 году папа Иоанн XXII предает алхимию анафеме, по­сле чего всякий алхимик в любой момент может быть объявлен еретиком со всеми вытекающими последствиями. Однако европейские властители, как светские, так и церковные, объявив алхимию вне закона, в то же вре­мя втайне покровительствуют ей, рассчитывая на выгоды, которые сулит нахождение способа получения золота».

 

всеми ими идеи единства материи, завещанной грече­ской философией. Василий Валентин всецело разделял эту мысль, но конкретное ее выражение — теория Гебера — уже не удовлетворяла его. Сумма фактов, накопившаяся при изучении металлов, была уже такова, что принятие в соста­ве их только двух начал — серы и меркурия — становилось недостаточным для объяснения всех их превращений. Уже давно было замечено то обстоятельство, что вещества, по­лучающиеся из металлов при нагревании на воздухе, так на­зываемые металлические окиси или ржавчины, способны давать с кислотами, открытыми еще Гебером, соли — тела, способные растворяться в воде и выделяться из растворов, при выпаривании последних, без изменения. Василий Ва­лентин обратил на этот факт особое внимание и вывел из не­го то заключение, что «соль» предсуществует в металлах; таким образом, в учение о составе этих тел был введен но­вый элемент1. Это было уже не отвлеченное понятие, а вы­ражение факта, и Василий Валентин придал ему вполне ре­альное значение. Не отрицая существования в составе ме­таллов ртути и серы, он, однако же, отводил этим элементам второстепенное значение — выражения некоторых свойств этих веществ, а «соль» считал настоящим их элементом, действительно, de facto, в них находившимся. Подобно как в металлах, соль содержится, но только в иной форме, по

 

 


1 Другие исследователи полагают, что «соль» в качестве третьего ос­новного элемента была впервые предложена Парацельсом. См., напри­мер: Сабадвари Ф., Робинсон А. История аналитической химии. М., 1984. С. 30: «В дополнение к алхимическим элементам сере и ртути Па-рацельс ввел третий элемент — „соль" и провозгласил, что все металлы, органические и неорганические вещества состоят из этих трех элемен­тов... (Замена элементов-стихий элементами иатрохимиков явилась очень важной вехой в истории химии, так как она открыла путь поискам субстанциональных элементов.)».

 

Василию Валентину, и во всех остальных веществах, встре­чающихся в природе, и вся разница как между металлами, так и между другими телами заключается в том, что коли­чественные отношения входящих в их состав серы, соли и ртути являются различными.

Шаг вперед, сделанный Василием Валентином в учении о составе металлов, является в высшей степени важным для понимания окружающего мира. Важно не то, что он принял существование в металлах нового элемента, важно то, что он придал этому элементу реальное значение, признал его действительно существующей величиной, имеющей из­вестный комплекс физических свойств, признал не отвле­ченным понятием, а величиной, подлежащей чувственному восприятию и потому могущей быть подвергнутой экспери­ментальному изучению. Этим самым было положено нача­ло новому направлению в изучении вопроса: из чего состо­ит окружающий мир, направлению, которое получило свое полное выражение у Бойля и Лавуазье.

Расширив и пополнив старую теорию состава металлов, Василий Валентин не коснулся ее основы: тождества всех металлов по основной субстанции, и потому является горя­чим защитником возможности искусственного приготовле­ния золота и нахождения нужного для того средства — философского камня, который получил у него впервые определенно новое значение — как средства, могущего ис­целять все болезни.

Такое расширение понятия о философском камне имело большое влияние на воззрения тогдашних представителей науки, которые его приготовление стали сравнивать с при­готовлением самих себя к загробной жизни и считали зем­ную жизнь и ее страдания за очищение через брожение, а в гробе видели место, где тело теряет, посредством гние­ния, свои неблагородные части, и бессмертие души считали результатом этого очищения — благороднейшей части от нечистых, совершенно подобно тому, как при их операциях простой металл должен был терять свои примеси и превра­щаться в драгоценное золото1.

Не слышны ли вам в этих словах отголоски той идеи, ко­торая была утверждена прочно только несколько веков спу­стя, только на нашей памяти, идеи о тождестве процессов, происходящих в одушевленной и неодушевленной природе? Высказанная Василием Валентином и его современниками в столь неясных и мистических выражениях, эта идея скоро получила отчетливую и определенную форму, и в следую­щем периоде развития химии, начавшемся после Василия Валентина, она становится господствующей в науке, самое направление которой изменилось.

Изменилось направление — потому что изменилась са­ма жизнь общества. Изменению в направлении науки пред­шествовало изменение общего духа времени, которое под­готовлялось мало-помалу еще в ту эпоху, когда политиче­ский гнет и сменивший его церковно-католический всей тяжестью лежали на умах людей и обусловливали их схола­стическое и мистико-религиозное направление; уже в то время появлялись свободные умы, которые пытались его сбросить, но эти попытки, еще преждевременные, были по­давлены. А жизнь и умственный горизонт все расширялись. Появились новые запросы, на которые наука должна была отвечать. Потребность в знании возрастала, и, сообразно этому, возрастало число центров, где оно сосредоточива-

 


1 Здесь совершенно отчетливо проявляется истинное направление ал­химического делания как очищения, но не металлов, а самого делателя.

 

лось. Количество университетов и других высших учебных заведений в этот период значительно увеличилось. К суще­ствовавшим в XIII веке университетам в Монпелье (1150), Париже (1215), Саламанке (1222), Неаполе (1224), Па­дуе (1227) присоединились в XIV и XV веках универси­теты в Оксфорде (1300), Гейдельберге (1346), Левенте (1426), Базеле (1460), Копенгагене (1478) и много других. Наука все более и более выходила из монастырей, где она приютилась в смутное время, и переходила в университеты, в руки более независимых мыслителей. Сосредоточение ее в университетах, где она преподавалась, а не изучалась только, как в монастырях, увеличение учебно-вспомогатель­ных пособий, образование библиотек — все это способство­вало более широкому распространению научных познаний и понятий, более живому обмену мыслями среди лиц, зани­мавшихся научными изысканиями.

Открытие книгопечатания (1436) оказало еще большее влияние. Новые исследования и открытия, известные прежде только немногим, стали теперь доступны всем. Ру­кописные сочинения ученых и мыслителей, существовав­шие только в ограниченном числе экземпляров, доступные лишь немногим избранным, были напечатаны и получили таким путем широкое распространение. Отныне никакое новое открытие, никакая новая мысль не могли заглохнуть. Раз высказанные, они получали обширный круг врагов, по­читателей, истолкователей и просто интересующихся науч­ными вопросами. Два великих события в человечестве, со­вершившихся в то время — открытие Америки (1492) и Реформация1, — произвели окончательное изменение

 


1 Реформация — широкое общественное движение в Западной и Цен­тральной Европе XVI в., принявшее форму борьбы против католической церкви. Началась в Германии с выступления М. Лютера (1483—1546) в Виттенберге с 95 тезисами против индульгенций (1517) и положила начало протестантизму.

 

в умственной жизни общества, освободив мысль от лежав­шего на ней гнета и дав ей свободное направление.

Изменилось общее направление умственной жизни — изменилось и направление в химии, для которой начинается новый период. Цель стремлений людей, занимавшихся хи­мическими исследованиями в прошедшем периоде, состоя­ла, как мы видели, в отыскании средства для превращения всех металлов в золото, теперь она состоит в применении хи­мических явлений к медицинским целям, в объяснении фи­зиологических и патологических процессов химическими. Новое направление, как всегда, явилось не сразу. Представ­ляя собой более широкое развитие учения о философском камне, оно подготовлялось еще в предыдущем периоде раз­вития химии, когда всецело господствовала только одна сто­рона учения о «камне мудрецов»: превращение с его помо­щью всех металлов друг в друга.

Мы можем проследить зарождение этого нового направ­ления в химии еще раньше. Оно состояло в применении хи­мических препаратов к терапевтическим целям. Уже у ара­бов мы находим лекарственное употребление некоторых искусственно приготовленных веществ. Западные ученые XIII и XIV веков прибавили к ним еще несколько. Начиная с XV столетия сближение химии с медициной делается все большим и большим. Возникает мысль о сходстве химиче­ских процессов с физиологическими и патологическими, на­мек на что находится уже у Арнольда из Виллановы и Рай­монда Луллия, который видел сходство в образовании орга­нов человеческого тела с получением философского камня.

Еще яснее это сходство выражено у Василия Валентина, сравнивавшего очищение золота от примесей с освобожде­нием организма от болезни.

Но полная аналогия была невозможна, пока в медицине царствовало учение Галена, по которому состояние здоровья и болезни обусловливалось смешением и формой четырех элементов: сухой и горячий, сухой и холодный, влажный и горячий, влажный и холодный. Если смешение элементов не нормально, если в теле преобладает один из них, если те­ло слишком горячо, холодно, влажно или сухо, то должно введением в него вещества с противоположными свойства­ми установить равновесие в системе смешения элементов. Понятно, что при таком учении не могло быть и речи о том, что те или другие явления в больном и здоровом организме основываются на химических процессах, что болезнь есть результат последних, который нужно изменять действием таких веществ, которые могут влиять на сам процесс.

С падением учения Галена, которое уже подготовлялось и против которого восставал еще Василий Валентин, сбли­жение химии с медициной и сведение физиолого-патоло-гических процессов к химическим пошло быстро вперед. Сближение это было настолько сильно, что химия, пере­шедшая тогда в руки врачей, одно время составляла толь­ко часть медицины, и химические явления изучались и раз­рабатывались главным образом для медицинских целей. В этот период в развитии химии, когда она слилась с меди­циной и получила название иатрохимии1, задачей ее стало

 


1 Иатрохимия (ятрохимия; от греч. iatroj — врач) — «химическое врачевание» — раздел медицины, рассматривающий процессы, происхо­дящие в организме, как химические реакции и считающий болезнью на­рушение внутреннего химического равновесия; ятрохимия ставила задачи поиска химических средств лечения. Основателем считается Арнольд из Виллановы, наиболее ярким представителем — Парацельс.

 

изучение действующих составных частей, от смещения ко­торых зависит физиологическое или патологическое состо­яние отдельных органов человеческого тела. Вначале таких составляющих веществ принималось три: ртуть, сера и соль, понятие о которых нисколько не разнилось от взгля­дов алхимиков; под именем соли подразумевали твердое, несгорающее начало, ртуть считалась началом жидким или неизменяемым, а сера — изменяемым. Впоследствии, ко­гда выяснилась неприменимость этой теории, веществами, образующими организм человека и все тела в природе, ста­ли считать, со времен де Лабоэ Сильвия, кислоты и ще­лочи, а к концу периода иатрохимии возникает уже учение об элементах так, как мы их понимаем.

Переменив направление и цели исследований, химия не могла тем не менее отрешиться от старых. Прежние алхими­ческие стремления продолжали существовать, и непоколе­бима была вера в возможность превращения металлов в зо­лото с помощью философского камня даже в самых видных представителях нового направления. Она жила в них, но уже не руководила их изысканиями, не обусловливала на­правления их работ и не играла преобладающей роли в жиз­ни ученых. Века бесплодно потраченных на ее осуществле­ние опытов сделали свое дело: выяснилось отчетливо, что если желанное превращение и возможно, то только в отда­ленном будущем, когда накопится более фактов, изучится полнее состав веществ, их взаимные отношения и превраще­ния. И вот все силы направляются на экспериментальную разработку науки, на всестороннее изучение вопроса о ре­альных началах, образующих предметы видимого мира.

Идея о тождестве их по основной субстанции неукоснитель­но стояла, и хотя прежняя теория состава металлов, бывшая венцом чистой алхимии, пала под напором фактов, но основ­ная мысль ее осталась, получив только иную форму, иное

выражение.

Новый период в химии открывается Парацельсом. Тео-фраст Парацельс фон Гогенгейм (1493—1541), внук гросс­мейстера ордена Иоаннитов, родился в Эйнзиделе, в Швей­царии, и был профессором в Базеле, но, рассорившись с му­ниципалитетом этого города, должен был удалиться и, до своей смерти, вел скитальческую жизнь, переходя из горо­да в город, из страны в страну, сопровождаемый толпой учеников. В течение своей непродолжительной ученой жиз­ни он приобрел громкую славу и широкую известность. Вся жизнь и деятельность этого необыкновенного человека были направлены на отрицание того схоластического духа, которым была проникнута наука его времени, на отрицание тех авторитетов, которые безраздельно царили в ней тогда. Получив кафедру в Базеле, Парацельс начал свою профес­сорскую деятельность с того, что на первой же лекции сжег сочинения Галена и Авиценны и объявил, что подошвы его башмаков смыслят более в медицине, чем эти великие уче­ные, в непреложности мнений которых в то время никто не осмеливался усомниться1. Сведя с пьедестала этих оракулов науки, Парацельс стремился доказать и убедить своих слу-

 


1 Франц Гартман, немецкий врач XIX в., один из виднейших иссле­дователей деятельности Парацельса, приводит при этом следующие сло­ва великого ятрохимика: «Чтение еще никого не сделало врачом. Ме­дицина есть искусство, и оно требует практики. (Курсив мой. — В. Р.) Если бы, дабы стать хорошим врачом, достаточно было выучить­ся болтать на латинском, греческом и древнееврейском, тогда, дабы стать великим полководцем, достаточно было бы прочитать Ливия. Начиная изучать мое искусство, я вообразил, что в мире нет ни одного учителя, способного научить меня ему, и что я должен постигать его сам. Книга, которую я изучал, была книгой природы, написанной рукою Господа, а не писак; ибо всякий писака делает общим достоянием весь тот мусор, что находит у себя в голове. А кто может отделить зерна от плевел? Обвини­тели мои заявляют, что я вошел в храм знания не через „парадную дверь". Но что есть истинная „парадная дверь": Гален и Авиценна или природа? Я вошел через дверь природы, ее свет, а не аптекарский фонарь, освещал мой путь».

 

шателей, что в науке нет и не может быть никаких автори­тетов, что наука должна быть доступна всем, и потому сам приноровлял свои чтения так, чтобы все могли понимать, для чего начал читать свои лекции на немецком языке, что представляло небывалое явление1.

Парацельс, собственно говоря, не выработал какой-ни­будь определенной, законченной общей теории. Он только изложил основания, на которых последующие ученые по­строили иатрохимическую систему, указал путь, по которо­му должна идти наука. Те положения, которые господство­вали у иатрохимиков, мало похожи на идеи Парацельса, тем не менее последние служили им краеугольным камнем. В общем, мнения Парацельса заключались в сравнении и соотнесении явлений, происходящих в человеческом орга­низме, с химическими процессами. Для всех тел, существу­ющих в природе, Парацельс принимал одинаковый состав; как минеральные, так и органические вещества состоят, по его мнению, из трех элементов: соли, серы и ртути. Вы­сказывая это положение, он тем не менее не считает эти элементы тождественными с телами того же имени, находя­щимися в природе. В сущности, они представлялись ему как отвлеченные понятия устойчивости и изменяемости различ­ных веществ по отношению к огню; так, он под именем соли

 


' До него все чисто научные лекции и трактаты было принято читать и писать только на латыни.

 

подразумевал понятие об устойчивости и неразрушимости от огня, сера представляла понятие о горючести и изменя­емости вообще, например произрастание, а меркурий являл собой выражение способности улетучиваться без изменения от нагревания и вообще понятие о жидком состоянии ве­щества. Учение об элементах в том виде, как оно является у Парацельса, представляет только одно, но зато очень су­щественное отличие от воззрений прежних ученых. Это от­личие заключается в том, что Парацельс, утверждая, что все тела, находящиеся в природе, состоят из серы, соли и ртути, в то же время допускал, что насколько различны между собою разные вещества, настолько же отличаются друг от друга и составляющие их элементы: сера, соль и ртуть. Это был далекий шаг вперед, положивший прочное начало современному учению об элементах и подготовив­ший переход к последнему, совершенный ван Гельмонтом.

Приняв одинаковый состав для тел минеральных и ор­ганических, Парацельс перенес свое учение об элементах и в область медицины. По его мнению, каждая часть челове­ческого тела состоит из своей собственной соли, серы и рту­ти и отличается таким образом качественно от других. Если эти три элемента находятся в надлежащем смешении, в над­лежащей пропорции, то орган здоров; если эта пропорция изменяется, если преобладает один из элементов, то это слу­жит причиной появления болезни. Так, он объяснял появле­ние лихорадки от преобладания серы, избыток соли, по его мнению, производит водянку, а ртути — меланхолию и па­раличи. Таким образом, причину болезней Парацельс видит в изменении состава и хода химических процессов, соверша­ющихся в организме, и это составляет главную основу его учения. Сама мысль, что от преобладания той или другой составной части человеческого тела зависят определенные бо­лезни, не является у Парацельса произвольным предположе­нием, а имеет основанием объяснение фактов, наблюдавших­ся им и относящихся к действию паров мышьяка, серы и рту­ти на работающих в рудниках, где добываются эти вещества. Он видел, что испарения их вредно действуют на человека, производят определенные болезни, и, стремясь объяснить это явление, выработал свою теорию зависимости между по­явлением той или другой болезни и преобладанием соответ­ствующего элемента в организме. Установив эту зависи­мость, Парацельс видит, однако, в ней не единственную при­чину появления болезней; по его мнению, преобладание одного какого-нибудь элемента представляет только бли­жайший повод для этого, а первоначальная причина находит­ся во власти особого духа — архея. Этот дух, живущий не­видимо в человеческом теле, представляет, по учению Пара­цельса, существо самостоятельное, не зависящее от воли человека. Нормальная деятельность его направлена на про­цесс питания. В пищеварительных органах он отбирает пи­тательные составные части пищи от негодных, делает первые способными к усвоению, претворяет их в кровь и поддержи­вает таким образом жизнь человека. Как скоро он почему-либо оставляет тело, то последнее, будучи предоставлено са­мому себе, подчиняется уже обыкновенным законам химии: вещества, составляющие его, действуют друг на друга, и тело начинает разрушаться или, при неполном отсутствии архея, страдать, подвергаясь болезни.

Вдумываясь глубже в теорию Парацельса о составе тел, образующих видимый мир, сравнивая ее с воззрениями Александрийской школы и чистых алхимиков, нельзя не ви­деть, что древнее учение о единстве материи, о тождестве по субстанции всех предметов, находящихся в природе, полу­чило тяжелый удар. Устанавливая теорию, что, насколько разнятся между собою разные вещества, настолько же раз­личаются и составляющие их сера, соль и ртуть, Парацельс в корне подрывал принцип, завещанный греческой филосо­фией, принцип, гласивший, что различие предметов видимо­го мира объясняется не различием образующей их материи, а различным способом проявления свойств, которыми она обладает. Логика фактов невольно заставила Парацельса занести руку на этот принцип, но он делает это с непривыч­ной ему робостью и осторожностью, как бы предчувствуя, что этот принцип, от убеждения в верности которого он все же не мог отрешиться, оживет снова при дальнейшем раз­витии науки. Эту нерешительность мы ясно видим в том, что во многих местах в своих сочинениях он признает ртуть, серу и соль не за реальные составные части различных предметов, а за выражение различных свойств, которыми первичная материя проявляется в них. То же влияние идей Аристотеля мы видим и в гипотезе Парацельса об архее, которая есть не что иное, как приложение учения об эфире, всё проникающем и всему дающем жизнь и движение, ко­торое мы находим в системе мира греческого Философа1.

Тем же объясняется и вера Парацельса в возможность превращения металлов. Хотя он признавал, что составляю­щие их сера, соль и ртуть разнятся друг от друга, но все же допускал, что путем разных операций они могут быть осво­бождены от обусловливающих разницу между ними приме­сей и полученная тогда материя может быть превращена по желанию в тот или другой металл. Но сумма опытных дан-

 


1 В Средние века было принято писать вместо имени Аристотеля — Философ (с большой буквы).

 

ных, все более и более увеличивающаяся, все более и более противоречила этому воззрению, и скоро пришлось отка­заться от него совсем.

В науке вырабатываются мало-помалу новые понятия о составе веществ, находящихся в природе, понятия, в кото­рых постепенно исчезает идея о тождественности состава, идея о единстве материи, исчезает для того, чтобы появить­ся потом снова в более совершенной форме. Правильнее сказать, она не исчезает, а только отодвигается на время в сторону, для того чтобы можно было лучше рассмотреть ближайшие отношения разных веществ друг к другу, кото­рых из-за нее не было видно и которые, на первый взгляд, противоречили ей. Взгляды Парацельса породили горячую борьбу мнений в среде тогдашних ученых, которые раздели­лись на два резко противоположных лагеря. Одни, во главе которых стал Фома Эраст (15231583), совершенно отри­цали заслуги Парацельса и все его учение целиком считали заблуждением. Другие же с жаром защищали все его воз­зрения, не разбирая, что в них истинно, что ложно. Время критики еще не наступило, и надлежало заботиться главным образом не о разработке новых, а об утверждении уже выработанных понятий. Поэтому мы не видим в первую половину существования новой теории никаких особенно важных открытий и обобщений. В Германии в числе первых последователей Парацельса особенно заметен Леонард Турнейсер (1530—1596), во Франции — Иосиф Дюшен, прозванный Кверцетанусом (1521—1609), который систе­матизировал довольно распространенное тогда учение о воз­можности возрождения растения из пепла с помощью хими­ческих приемов, и знаменитый врач Тюркэ де Майерн (1572-1655).

Первым, кто критически отнесся к учению Парацельса и отделил в нем ложное от истинного, был Андрей Либа-виус (ум. 1516), столь много сделавший в области экспери­ментальной науки, где им произведено множество новых и важных наблюдений, и написавший первый связный и си­стематический учебник химии, вышедший в 1595 г. под за­главием «Alchimia: collecta: accurate explicata et in integrum corpus redacta»1 во Франкфурте в трех томах. Современник Либавиуса, врач Ангелус Сала, еще более обогатил химию опытными исследованиями, особенно касательно состава вещества. Ему принадлежит крайне важное для последую­щего развития этого вопроса объяснение выделения меди железом из раствора синего купороса, которое долго счи­талось доказательством превращения железа в медь. Анге­лус Сала показал, что в этом случае отнюдь не происходит такого превращения, а что медь уже содержалась в купоро­се и только выделилась из него под влиянием железа. Ра­ботами А. Либавиуса и А. Сала учение Парацельса было не только утверждено на прочных основаниях, но и подви­нулось далеко вперед благодаря критической разработке его этими учеными.

В лице следовавшего за ними знаменитого Иоанна ван Гельмонта (1577—1644) иатрохимия достигла высшей точ­ки своего развития. Основательно образованный, глубоко изучивший медицину, химию и все прикладные науки, ван Гельмонт имел много преимуществ перед Парацельсом в де­ле разработки научных данных, и он сделал много. В его ру­ках вопрос о началах, образующих видимую природу, сде­лал великий шаг вперед. Ван Гельмонт, пользуясь богатым

 


1 «Алхимия, собранная, тщательно объясненная и в беспристрастном своде изданная» {лат.).

 

фактическим материалом, собранным его предшественника­ми, отверг одинаково мнения Аристотеля и алхимиков. Он находил невозможным принять учение греческого Филосо­фа об огне, воде, земле и воздухе как элементах Вселенной, так как он был глубоко убежден, что огонь не представляет вещества, а только газ в раскаленном состоянии, а тепло и холод он считал отвлеченными понятиями, а не материаль­ными субстанциями. Точно так же неприменимым он считал и принятие серы и ртути как начал для всех тел, особенно органических, потому что не видел возможности констати­ровать их присутствия в последних. Главной составной час­тью всех предметов ван Гельмонт принимал воду, настоя­щую, реальную воду. Вода, по его мнению, находится во всех маслах, воске и других тому подобных горючих телах; хотя ее и нельзя видеть в них непосредственно, но присут­ствие ее сказывается тогда, когда эти тела горят: он знал, что при горении всех органических веществ образуется во­да, и принял ее предсуществование в них. Из воды же об­разуются, по его мнению, и все части растений, как сгораю­щие, так и землистые. Такое мнение не являлось у него про­стым предположением, а было результатом опыта. Он брал росток ивы, взвешивал его и сажал в горшок с землей, ве­сивший 300 фунтов, и постоянно поливал его. Росток рос, и через пять лет ван Гельмонт нашел, что он прибавился в весе на 159 фунтов, в то время как количество земли не изменилось сколько-нибудь значительно: оно уменьшилось на две унции. Этот опыт, по мнению ван Гельмонта, совер­шенно разрешает вопрос о воде как главной составной час­ти всех тел и указывает, что в растениях вода может превра­щаться в землистые несгорающие вещества. Это представ­ление он перенес и на мир животных, находя у них много общего с миром растений, подтверждение и доказательство чему он видел в рыбах, которые живут исключительно в во­де, и, следовательно, таковая должна составлять самую главную часть их тела. Сходство в организации рыб с выс­шими животными уже прямо приводило к необходимости принятия воды как главной составной части и тела человека.

Признавая воду основным началом всех тел, ван Гель-монт в то же время высказал весьма определенную мысль, что ближайшими составными частями всех предметов ви­димого мира являются вещества, сложенные из других, простейших, которые входят в соединение между собою, не теряя присущей им природы и своих особенностей, и пото­му могут быть выделены с прежними своими свойствами из соединения друг с другом. Сообразно этому, ван Гельмонт рассматривал выделение какой-нибудь новой составной ча­сти из соединения не как превращение одного вещества в другое, а просто как нахождение этой доселе еще не от­крытой составной части. Так, выделение меди из раствора синего купороса железом он, подобно А. Сала, рассматри­вает как доказательство присутствия ее в купоросе. Обоб­щая это явление, он высказал мысль, что никакой металл не может быть выделен из раствора, если он прежде не за­ключался в нем. Вместе с тем он прочно установил то весь­ма важное положение, что вещество может изменить на­ружный вид без изменения своих внутренних свойств, и утверждал, что любой металл может потерять свой цвет и блеск, как, например, при превращении на воздухе в зем­листое вещество окись, при соединении с серою, при пре­вращении в солеобразные вещества, и все-таки он не поте­рял своих существенных свойств и во всех новых формах своего существования продолжает оставаться тем же ме­таллом, каким был до изменения. 

       Этими замечательными обобщениями еще не исчерпы­вается значение ван Гельмонта в химии. Он был истинный сын своего времени и главной задачей своей деятельности считал установление связи между химией и медициной, объяснение явлений, происходящих в животном организ­ме, химическими процессами. В этом отношении взгляды его представляют прогресс сравнительно с теориями Пара-цельса. Парацельс, скорее, только сравнивал процессы, происходящие в организме, с химическими, так как прини­маемые им составные части человеческого тела: сера, соль и ртуть — являются лишь отвлеченными понятиями, выра­жением известных свойств и особенностей вещества, обра­зующего тело. Эта отвлеченность препятствовала приня­тию физиологических и патологических процессов за насто­ящие химические и допускала одну аналогию с последними. Ван Гельмонт оставил в стороне вопрос об элементарных составных частях организма и обратил внимание на бли­жайшие составные части его, на жидкости, находящиеся в нем, и разделил последние на кислые и щелочные. Хими­ческое взаимодействие этих жидкостей и, кроме того, бро­жение он принял за единственные функции живого орга­низма. Брожение, по его воззрениям, представляет главную причину происхождения органических существ, их рожде­ния, роста и развития; им же объясняется и образование из крови пищеварительных соков в железах. Средствами, воз­буждающими это брожение в желудке, являются кислота и ему способствующая теплота тела.

Кислота, находящаяся в желудке и служащая для пе­реваривания пищи, в здоровом состоянии не находится в избытке; переход ее в другие органы при дальнейшей циркуляции пищеварительных соков препятствуется тем, что кислая от нее пищевая кашица нейтрализуется в двена­дцатиперстной кишке щелочной желчью. Только при пато­логическом состоянии организма количество этой кислоты возрастает настолько, что она уже не может быть нейтрали­зована желчью, а потому переходит в другие органы тела, служа причиной появления разных болезней. В таких слу­чаях ван Гельмонт советует давать больным щелочи, как ве­щества, химически противоположные кислоте и потому мо­гущие уничтожить ее вредное влияние. Но в силу чего же, спрашивается, образуется в организме избыток кислоты? Вследствие чего наступают в нем процессы гниения и бро­жения, производящие, по ван Гельмонту, горячечные болез­ни? Здесь ван Гельмонт стоит на той же точке зрения, что и Парацельс, и, подобно ему, принимает за первоначальную причину всех жизненных явлений, нормальных и патологи­ческих, деятельность особого духа архея, проникающего весь организм. В усиленной деятельности или бездействии этого архея, в его присутствии или отсутствии, и лежит при­чина изменений в нормальном смешении кислых и щелоч­ных соков тела и зависящий от последнего, правильный ход жизненного процесса.

Принятие ван Гельмонтом воды как основы всего суще­ствующего и признание за археем причины, обусловливаю­щей жизненный процесс, были последними усилиями сохра­нить учение Древнего мира о единстве материи. Уже сам ван Гельмонт придавал гораздо большее значение для решения вопроса о сущности материи тем ближайшим веществам, которые могут быть непосредственно выделены из того или другого предмета. Живший после него Глаубер (1604—1668) уже совершенно оставил в стороне вопрос об общем начале всех тел и обратился только к их ближайшим составным частям, а вскоре раздался и голос Бойля, совершенно отрицав­шего существование какого-либо общего для них элемента. Основанием для такого отрицания Бойлю служили глав­ным образом замечательные исследования немецкого хи­мика. Мы уже видели, что ван Гельмонт высказал мысль, что различные вещества могут входить в соединение друг с другом, не теряя присущих им свойств. Это обобщение ван Гельмонта опиралось почти исключительно на один тот факт, что медь выделяется железом из синего купороса. Гла­убер обратил особенное внимание на вопрос о составных ча­стях разных веществ, определил состав многих из них и вы­работал относительно него определенную теорию, к которой подошел рядом многочисленных и крайне важных исследо­ваний. Основная мысль Глаубера была та, что между со­ставными частями двух веществ, действующих друг на дру­га, существует особое отношение, которое заставляет одну из этих частей выходить из соединения с другой и сочетать­ся с третьей, находящейся во втором веществе, с которой она имеет большее стремление соединяться. Для объясне­ния этого явления Глаубер еще не употребляет слов «хи­мическое сродство», а говорит, что между отдельными со­ставными частями всякого сложного вещества существует особая любовь. «Одна любит другую и взаимно любима ею», — говорит он про них. Но понятно, что дело уже было только за названиями — самое же явление было объяснено вполне правильно и строго вытекало из рассмотрения фак­тов. Столь же научно Глаубер объяснял и явления взаимо­влияния друг на друга двух веществ, как происходящие от того, что одна составная часть первого вещества больше лю­бит другую составную часть второго, чем ту, с которой со­единена сама, и в силу этого обстоятельства расстается с ней и соединяется с больше любимой, а оставшиеся свободны­ми, покинутые составные части соединяются между собою в силу того же закона.

Учение об индивидуальности составных частей различ­ных веществ, находящихся в природе, основание которому было положено, как мы видели, ван Гельмонтом, нашло се­бе полное выражение у великого английского ученого Ро­берта Бойля (1627—1691). Мы не станем входить в разбор всех тех обобщений и открытий, которыми обогатил Бойль науку1, а ограничимся только изложением его взглядов на занимающий нас вопрос. Бойль категорически отверг учение об общих началах всех тел, как совершенно не вы­держивающее экспериментальной критики. «Я желал бы знать, — говорит он, — каким образом можно было бы разложить металл на серу, соль и ртуть. Я предлагаю всем желающим проделать, на мой счет, этот опыт — мне же он никогда не удавался». По мнению Бойля, все тела, состав­ляющие видимую природу, составлены из других, простей­ших, которые могут быть выделены из соединений друг с другом. Вот эти-то составные части, которых может быть несколько в каждом теле, и следует называть началами или элементами последних. Бойль сравнивает их с буквами аз­буки и говорит, что, подобно тому, как есть слова, состоя­щие из одной буквы или нескольких — трех, четырех и бо­лее, подобно тому и в природе встречаются тела, содер­жащие одно, два, три и более начал или элементов. И как всякое слово может быть разбито на составляющие его буквы, так и всякое вещество может быть разложено на

 


1 Роберт Бойль (1627—1691), один из крупнейших химиков, физи­ков и философов своего времени, сегодня традиционно признается осно­вателем классической химии.

 

образующие его элементы, становящиеся после такого раз­ложения свободными, с определенным комплексом свойств и особенностей, им присущих. Задачей химии Бойль и счи­тает определение и изучение элементов.

Сам он не перечисляет их и не дает ближайшей характе­ристики. Это выпало на долю великого творца современной химии Антуана Лавуазье (1743—1794). Лавуазье резко разделил все вещества на две группы: тела сложные и тела простые, взаимным соединением которых образуются пер­вые. Простые тела или элементы суть такие вещества, ко­торые не могут разлагаться на другие, не состоят из каких-нибудь иных. Они есть конечная форма материи, которая не однородна, а проявляется нам в известном числе резко от­личающихся по своей сущности друг от друга субстан­ций — элементов. Последних Лавуазье насчитывал 55. С дальнейшим развитием науки многие из тех веществ, ко­торые Лавуазье считал элементами, оказались телами слож­ными, но зато нашлись и новые неразлагаемые тела, а сама идея его о сущности материи как состоящей из известного числа простейших форм все более и более укреплялась и подтверждалась в науке со всех сторон. С установлением Бойлем учения об элементах алхимия и руководивший ею принцип единства материи должны были закончить свое су­ществование. Резкое определение, данное затем Лавуазье элементам как телам, абсолютно неразложимым на другие, как простейшим веществам, из которых состоит вся приро­да, довершило дело.

Прямые опыты, непосредственное наблюдение над дей­ствием различных веществ друг на друга, изучение их пре­вращений и состава — все только подтверждало учение Бойля и Лавуазье. Казалось, оно установлено на незыблемом основании опыта, и проблема — из чего состоит окру­жающий нас мир — казалась решенной: из сочетания известного числа элементов, абсолютно разнящихся друг от друга по субстанции. Но скоро появились сомнения в верности столь, казалось бы, прочно установленного учения. Сомнения эти возникли с совершенно особенной стороны. Изучая условия образования из элементов хи­мических соединений, убедились, что для этого элементы соединяются в строго определенных по весу количествах. Вода, например, состоит из двух элементов: кислорода и водорода, соединившихся между собой в таком количест­ве, что на одну часть по весу первого приходится 8 частей по весу второго. Затем оказалось, что некоторые элемен­ты могут соединяться между собою, образуя не одно, а не­сколько различных веществ. Изучая состав последних, мы видим, что в таком случае весовые количества одного какого-нибудь элемента, находящегося во всех этих со­единениях, стоят друг к другу в простом отношении: они кратны между собою. Если, например, два каких-нибудь элемента образуют пять соединений между собою и в од­ном из них на определенное по весу количество которого-нибудь приходится, положим, две весовые части другого, то в остальных четырех соединениях количество этого по­следнего будет 4, 6, 8, 10 или тому подобное кратное от двух число.

Для объяснения этих двух законов: постоянства соста­ва и кратных отношений, двух самых основных в химии, знаменитый английский физик и химик Дальтон, живший в начале XIX столетия, предложил атомистическую ги­потезу, по которой все предметы видимого мира состоят, в физическом отношении, из мельчайших крупинок — атомов, недоступных дальнейшему делению. Атомы разных элементов различаются между собою по своим свойствам и по своему весу. Последнего нельзя было определить не­посредственно, но оказалось относительно легко, взяв условно атом какого-нибудь элемента за единицу и опре­деляя, во сколько раз атом другого тяжелее или легче. За единицу был принят атом, оказавшийся легчайшим, атом элемента водорода, и по сравнению с ним были определены веса атомов всех остальных элементов. Изучение атомных весов элементов, в связи со свойствами последних, стало од­ной из важнейших задач химии, и это изучение привело к неожиданному воскрешению древней идеи алхимиков о единстве материи.

У последних эта идея выражалась в учении о превра­щении всех металлов, которые принадлежат к числу эле­ментов, в золото; теперь она выразилась как учение о единстве происхождения всех элементов. Уже вскоре по­сле Дальтона Праут выступил с гипотезой, доказывавшей, что все элементы суть только продукты уплотнения водо­родных атомов. Гипотеза Праута не выдержала критики фактов, но на смену ей явились другие, как, например, те­ория Дюма, и, наконец, появилась знаменитая периодиче­ская система элементов Менделеева, не только объясняю­щая весь комплекс фактов, существующих в учении об элементах, но и предсказывающая существование новых, столь блистательно оправдываемых опытом. Гипотеза эта утверждает, что свойства элементов находятся в зависи­мости от их атомного веса, а если это так, то простейшим объяснением различия свойств разных элементов являет­ся предположение, что все они тождественны между со­бою по субстанции и различаются только по весу атомов.

В одном вещество сконденсировано так, что весит едини­цу, во втором — так, что весит две единицы, в третьем — две с половиною и т. д. Принцип единства материи снова выступает на сцену, и, может быть, мы еще дождемся прочного установления его на непоколебимом основании опыта и помянем тогда добрым словом сохранивших его нам алхимиков1.

 


' С. И. Левченков придерживается несколько иного взгляда: «Глав­ным результатом алхимического периода, помимо накопления значитель­ного запаса знаний о веществе, стало становление эмпирического (опыт­ного) подхода к изучению свойств вещества. Алхимия порождает ртутно-серную теорию (теорию трех принципов), призванную обобщить опытные данные. В целом алхимический период явился совершенно необходимым переходным этапом между натурфилософией и экспериментальным есте­ствознанием. Однако алхимии изначально присущи очень серьезные от­рицательные черты, которые и сделали ее тупиковой ветвью развития ес­тествознания. Во-первых, это ограниченность предмета лишь трансму­тацией металлов; все алхимические операции с веществом подчинены этой цели. Во-вторых — мистицизм, в большей или меньшей степени прису­щий всем алхимикам. В-третьих, это догматизм теории — учение Ари­стотеля, лежащее в основе идеи трансмутации, принимается за истину в последней инстанции без каких-либо обоснований. Наконец, изначаль­но присущая алхимии закрытость являлась существенным препятствием для развития этой науки».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                           Часть II

 

                                         ТЕОРИЯ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                      Альбер Пуассон

                ТЕОРИИ И СИМВОЛЫ АЛХИМИКОВ1

 

 

 

 

 

                                             ВВЕДЕНИЕ

 

 

Алхимия — наука, самая туманная из всех, оставленных нам в наследство Средними веками. Схоластика со своей тонкой аргументацией, теология с двусмысленной фразео­логией, астрология, столь обширная и сложная, — детские игрушки в сравнении с алхимией.

Откройте один из важнейших герметических трактатов XV или XVI века и попробуйте его читать. Если вы не специалист в этом предмете, не посвящены в алхимическую терминологию и у вас нет некоторого познания в неоргани­ческой химии, вы скоро закроете книгу.

Некоторые скажут, что эти аллегории бессмысленны, что таинственные символы придуманы для развлечения... На это можно ответить, что немудрено отрицать то, чего не понимаешь, и мало людей, которых препятствия только побуждают вести борьбу. Эти последние — избранники науки — имеют настойчивость, основную добродетель ученого. Когда перед ними встает проблема, они начина­ют трудиться без устали, чтобы найти ее решение. Знаме-

 


' Текст печатается по изданию: Пуассон А. Теории и символы алхи­миков. СПб.: Издательство журнала «Изида», 1916.

Альбер Пуассон (Poisson) — французский алхимик и писатель XIX в.

 

нитый алхимик Дюма, начав с одного факта1, употребил десять лет на разработку закона металепсии, то есть за­мены элементов.

Герметические трактаты действительно темны, но под этой темнотой скрывается свет. И если алхимическая те­ория открыта и известен ключ главных символов, вы мо­жете смело предпринять чтение любого алхимического со­чинения. Что вам казалось бессмысленным, окажется ло­гичным, символы, которые вас удивляли, будут ясны, и вы будете находить удовольствие в их дешифровании.

 

 

                                                                         * * *

 

Родина алхимии, как и многих других наук, — Еги­пет, где знания находились в руках жрецов и посвящен­ных, производивших опыты в величайшей тайне, в тиши­не святилища. Когда римляне завоевали Египет, тайны Изиды перешли к неоплатоникам и гностикам. Эту эпоху (II и III века христианства) можно считать временем за­рождения алхимии2. Тогда-то и были написаны первые

 


1 Как-то Дюма поручили установить, почему свечи, зажженные на одном из приемов у короля Карла X, давали клубы такого едкого дыма, что гости падали в обморок. Дюма установил, что свечной мастер отбе­ливал воск хлором, поэтому, когда свечи зажгли, начал выделяться хло­ристый водород. Этот случай натолкнул ученого на мысль изучить реак­ции хлора и брома с органическими соединениями. Детально изучив та­кие реакции, Дюма пришел к выводу, что галогены могут замещать в органических соединениях водород. Этот вывод Дюма встретил ярост­ное сопротивление Берцелиуса.

2 «Слово „алхимия" произошло от египетского „Кеми" (к которому в арабском языке был добавлен только артикль эль) и первоначально обозначало тайную герметическую науку, то есть науку жрецов Египта. Кеми на языке египтян означало „черную землю"...» — пишет Р. Генон (Генон Рене. Очерки о традиции и метафизике. СПб., 2000. С. 227). Вообще существует множество версий происхождения термина «химия», например, от латинского «humus» — земля, древнегреческого — сок, китайского «ким» — золото. Не вызывает разногласий лишь сред­невековая арабская добавка «ал», которая позволяет перевести этот тер­мин как «философская химия».

 

трактаты, часть которых дошла до нас под именами Оста-неса, Пелага, Псевдо-Демокрита, Синезиуса, Зосимы, Гер­меса, Клеопатры и др. Эти сочинения об искусстве делать золото, идущие бок о бок с металлургическими и эконо­мическими рецептами, были отысканы М. Вертело, ука­завшим на них в своем «Введении к изучению химии» и в особенности в «Собрании трудов греческих алхимиков». Можно констатировать, что с тех пор алхимия оставалась неизменной во всей полноте своей теории до времени вели­кого Лавуазье.

Когда варвары наводнили Европу, науки и искусства замерли, а цивилизация оказалась в руках арабов. Их хи­мики были терпеливыми наблюдателями и искусными тех­никами; они увеличили объем науки и избавили ее от по­сторонних элементов: магии, каббалы и мистики. Самый знаменитый среди них, Гебер, первый упоминает об азот­ной кислоте и царской водке. Рядом с ним необходимо на­звать имена Авиценны, Разеса, Алфидиуса, Калида, Мо-риена, Авензоора.

Арабы поставили алхимию, так сказать, на ноги. С этих пор она идет большими шагами к своему апогею. Кресто­вые походы дали Западу славу и науку. Крестоносцы при­несли драгоценные творения Аристотеля и трактаты араб­ских алхимиков.

Философия распустила крылья, у алхимии появились великие учителя: Алан де Лилль, Альберт Великий, Род­жер Бэкон, Фома Аквинский, Раймонд Луллий; в XIV и XV веке. — Джордж Рипли, Нортон, Бартоломей, Бер-нар Тревизан, Николай Фламель, Тритемий, Василий Ва­лентин, Исаак Голланд и др.

 

 

                                                                         * * *

 

С Василием Валентином алхимия вступает в новую эру и склоняется к мистицизму; она снова соединяется, как при своем зарождении, с каббалой и магией; в то же время появляется химия и мало-помалу отделяется от своей матери.

Самым знаменитым представителем алхимии в XVI ве­ке был Парацельс. Никогда реформатор не был более же­сток, и никогда человек не имел более восторженных при­верженцев и озлобленных врагов. Целого тома не хватило бы для перечисления сочинений его учеников и памфлетов его клеветников. Наиболее известными из его последова­телей были: Турнейсер, Кроллиус, Дорн, Рох Бельи, Бер­нард Пено Керцелянус и в особенности Либавий. Другие алхимики этой эпохи, не принадлежащие ни к какой шко­ле, суть: известный Дионисий Захарий, Блез де Виженер, Барнальд, Гроспарми, Виколь, Гастон Клавес, Дюлко, Келли, Сендивогий, или Космополит. Можно поставить рядом с ними Джамбаттиста делла Порту, известного ав­тора «Magia Naturalis» («Естественная магия») и трактата о человеческой физиогномике («Physionomie humainer»).

В XVII веке алхимия находится в полном своем блес­ке; адепты, рассыпанные по Европе, доказывали истину науки Гермеса удивительными трансмутациями. Настоя­щие апостолы науки, они, живя бедно, шли в большие го­рода и обращались только к ученым; их единственным желанием было доказать истину алхимии фактами. Бла­годаря этому ван Гельмонт, Бернард де Пизе, Кроссе де ла Гомери, Гельвеции были обращены в алхимиков. Ре­зультат был достигнут: жажда золота охватила весь мир, все монастыри имели лаборатории, князья и короли дер­жали алхимиков на жалованье и совершали Великое Де­лание; медики, в особенности аптекари, отдались гер-метизму. В то же время появилось знаменитое общество розенкрейцеров, о котором до сих пор не знают ничего достоверного.

Трактаты алхимии, которые появились в XVII веке, бес­численны, но в числе последователей уже не встречается имен, которые следовало бы назвать, кроме Филалета, пре­зидента Испании, Мишеля Майера и Планискампи.

 

 

                                                                           * * *

 

В XVIII веке алхимия клонится к упадку, а химия, на­оборот, прогрессирует и обособляется в науку. Открытия следуют одно за другим, факты накопляются. Алхимия имеет еще сторонников, но они уже скрывают свои заня­тия, на них смотрят как на безумцев. Нет более адептов; последователи довольствуются перепечаткой древних трактатов или же составлением компиляций, не имеющих никакой ценности. Имена отсутствуют; известны только: Пернети, Лангле Дюфренуа, автор истории герметиче­ской философии, Либуа, затем Сен-Жермен1, Калиостро и Эттейла, деятельность которых сомнительна.

 


1 Настоящее имя этого человека неизвестно, как неизвестны его на­циональность и социальное происхождение. Сен-Жермен был алхимиком и прорицателем при дворе Людовика XV. В Версальском дворце у него была своя алхимическая лаборатория; кроме того, король использовал его для личных дипломатических поручений. Его имя — скорее всего псев­доним (лат. Sanctus-Germanitas, фр. Saint-Germain — святой брат), что весьма созвучно с именем легендарного основателя алхимической науки Гермеса Триждывеличайшего.

 

В наши дни алхимии не существует, остался только интерес к ее истории. Алхимиков, связанных с древним учением, осталось только двое — Килиани и Камбриель. Что же касается Тифферо и Луи Люкаса, то они опира­ются на современную химию, чтобы прийти к тем же за­ключениям, что и алхимики, ибо, любопытная вещь, по­следние открытия науки стараются доказать единство ма­терии и, следовательно, возможность трансмутации. Правда, уже Пифагор знал, что Земля обращается во­круг Солнца, но только спустя две тысячи лет Коперник восстановил эту старую истину.

 

 

                                                                           * * *

 

Скажем теперь несколько слов о предлагаемой книге. Мною приложены все усилия, чтобы сделать ее по воз­можности ясной, но ввиду сложности предмета читать ее необходимо с вниманием и методично.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                       Часть первая

                                                                                    ТЕОРИИ

 

                                                                                                                                           ГЛАВА I

                                                            Определение алхимии. Алхимия научная

и герметическая философия. — Суфлеры

и адепты. Цели алхимии: Великое Делание,

гомункулы, алкагест, палингенезия. Мировой Дух,

квинтэссенция, жидкое золото

 

Что такое алхимия? Для нас это только естественная на­ука, мать химии. Но средневековые алхимики вот как опре­деляют свою науку. Алхимия, говорит Парацельс, есть на­ука превращения одних металлов в другие. (Это небо фило­софов.) Подобное же определение дается и большинством алхимиков. Так, Дионисий Захарий в своем сочинении, оза­главленном «Естественная философия металлов», говорит: «Алхимия — это часть естественной философии, показы­вающая способ усовершенствования металлов, подражая по возможности природе».

Роджер Бэкон, строгий мыслитель, дает более точное определение: «Алхимия есть наука приготовления неко­торого состава или эликсира, который, будучи прибавлен к неблагородным металлам, превращает их в металлы со­вершенные» («Зеркало алхимии»). Подобно этому, Ар-гиропея есть превращение серебра в золото, а Хризо-пея — превращение в золото земли (см. G. Claves. «Apologia Chrysopeiae et Argyropaeiae»). В XVIII веке, когда химия сияла во всем своем блеске, надо было разде­лить обе эти науки, и вот как об этом говорит Пернети:

«Обыденная химия есть искусство разрушать составы, которые сформировала природа, тогда как герметическая химия помогает природе их совершенствовать» (см. «Гре­ческие и египетские легенды»)1.

Но все эти определения имели в виду только высшую алхимию, на поприще изыскания которой работало толь­ко два сорта лиц: алхимики-суфлеры, не имевшие понятия о теории и работавшие случайно. Они, правда, искали фи­лософский камень, но только попутно, при производстве продуктов промышленной химии, каковы: мыло, искусст­венные драгоценные камни, кислоты, краски и пр.; это бы­ли родоначальники химии; они-то и продавали за деньги тайну изготовления золота; шарлатаны и мошенники, они делали фальшивые монеты. Многие из них были повешены на вызолоченных виселицах.

Напротив, герметические философы, гнушаясь подоб­ными работами, предавались изысканию философского камня не из жадности, но из любви к науке. Они имели , специальные теории, которые не позволяли им удаляться за известные пределы.

Так, в приготовлении философского камня они работа­ли обыкновенно только над благородными металлами, между тем как суфлеры имели дело с различными произ-

 

' В своей «Книге прачек» знаменитый алхимик Николя Фламель да­ет такое определение алхимии: «Алхимия есть часть естественной фило­софии, самой необходимой составной частью которой является искусст­во, равного которому нет; искусство это позволяет превращать все дра­гоценные, но несовершенные камни в истинно совершенные, сообщать подлинное здоровье всем больным человеческим телам, трансмутировать металлы в истинные солнце и луну с помощью некоего универсального лекарства, в котором слиты все отдельные медикаменты и каковое изго­товляется вручную благодаря тайному действу, открытому детям истины, а также с помощью того тепла, которого требует Природа». {Фламель Н. Алхимия. СПб., 2001. С. 155.)

 

ведениями царств растительного, животного и минераль­ного. Философы придерживались доктрин, сохраняю­щихся в неприкосновенности целые века, тогда как суф­леры мало-помалу оставили дорогостоящие изыскания, к тому же крайне медленные, и занялись производством продуктов повседневного обихода, приносящих хороший доход; таким путем химия превратилась постепенно в осо­бую науку и отделилась от алхимии.

Лучше всего осветит вопрос отрывок из Беккера («Physica subterranea»1): «Ложные алхимики ищут толь­ко способ делать золото, а истинные философы жаждут науки. Первые делают краски, поддельные камни, а вто­рые приобретают знание вещей»2.

Теперь мы просмотрим проблемы алхимии. Главная со­стояла в приготовлении эликсира, философского камня, имеющего способность превращать обыкновенные метал­лы в золото или в серебро. Различали два эликсира: один — белый, превращавший металлы в серебро; дру­гой — красный, превращавший их в золото. Греческие ал­химики знали это различие двух эликсиров; первый белил металлы, второй их желтил (см. Berthelot. «Origines de l`Alchimie»3). Вначале за философским камнем признава-

 

             1  «Подземная физика» (лат.).

2  Эта книга Иоганна Иоахима Бехера (Becher; 1635—1682) была опубликована в 1669 г. В ней, в частности, высказывается мысль, что в со­став землеподобных (неорганических) веществ входят три вида земель: стеклующаяся, ртутная и горючая. Когда вещество сжигают, горючая, или масляная, земля (terra pinguis) улетучивается, и горение всякого веще­ства объясняется наличием в нем этой земли. Именно отсюда берет нача­ло существовавшая чуть более века теория флогистона, специфического го­рючего вещества. Эта теория, являвшаяся, по существу, первой сознатель­ной попыткой объяснить различные химические феномены с единой точки зрения, была впоследствии опровергнута знаменитыми опытами Лавуазье.

1 Бертело. «Истоки алхимии» (фр.).

 

лось только свойство превращения металлов, но позднее герметические философы признали у него массу других свойств, как то: производить бриллианты и другие драго­ценные камни, исцелять все болезни, продлевать челове­ческую жизнь долее обыкновенных границ, давать тому, кто им обладает, знания наук, силу влияния и могущества над небесными духами и т. д.1 Этот пункт разработан во второй части настоящего труда.

Первые алхимики имели целью только превращение ме­таллов, но позднее они себе поставили много других задач и даже создание одушевленных существ. Легенда гласит, что Альберт Великий сделал деревянного автоматического человека-андроида, в которого могущественными заклина­ниями вдохнул жизнь. Парацельс пошел дальше и предпо­лагал сотворить гомункула — живое существо из мяса и костей. В его трактате «De natura rerum» (Paracels. «Opera omnia medico-chimico-chirurgica». Tome II)2 имеется способ его создания. В одном сосуде заключаются различные жи­вотные продукты, коих мы не назовем; благоприятные вли­яния планет и легкая теплота необходимы для удачи опера-

 

' Вообще, само слово эликсир переводится с арабского как «философ­ский камень» (аль-иксир), но в медицине эликсирами принято называть настой или вытяжку из растительных веществ на спирту. У алхимиков ле­карство первого порядка или первый полученный камень именуется Фи­лософским Золотом: «Сера, восхищенная Меркурием, лекарство второго порядка, именуется Эликсиром, но это всего лишь более активное Фило­софское Золото, и, наконец, есть лекарство третьего порядка — Элик­сир, доведенный до совершенства и все-и-повсюду-взаимопроницаемо-сти. Это и есть собственно Философский Камень. Мы видим, что назва­ния Философского Золота, Эликсира и Философского Камня служат для обозначения трех ступеней, или стадий развития, одной и той же вещи...» (Эжен Канселье; см.: Василий Валентин. Двенадцать ключей мудрости. М, 1999. С. 145.)

2 «О природе вещей» (Парацельс. «Собрание медико-химико-хи­рургических трудов». Т. II) {лат.).

 

ции. В сосуде образуется легкий пар и постепенно прини­мает человеческие формы; маленькое создание шевелится, говорит — рождается гомункул. Парацельс весьма серьез­но описывает способ его кормления1.

Алхимики искали также алкагест, или всеобщий раство­ритель. Эта жидкость должна была разлагать на составные части все погруженные в нее тела. Одни думали ее найти в едком кали, другие — в царской водке, Глаубер — в сво­ей соли (сернокислом натрии). Они не сообразили только того, что если бы алкагест действительно все растворял, то уничтожил бы и содержащий его сосуд. Но как бы оши­бочна ни была гипотеза, она помогает открытию истины; отыскивая алкагест, алхимики открыли много простых тел.

По существу, палингенезия приближается к идее гомун­кула, так как это слово означает воскрешение; и действи­тельно, с помощью этой операции воспроизводили расте­ние или цветок из его пепла, как указал Афанасий Кирхер в своем «Mundus subterraneus» («Подземный мир»).

Алхимики пробовали также извлекать Spiritus Mundi (Мировой Дух). Эта субстанция, разлитая в воздухе, на­сыщенная планетным влиянием, по их мнению, обладает

 


1 Гомункулом Парацельс называл искусственно созданное человече­ское существо, произведенное из спермы без помощи женского организ­ма. Вот что он пишет по этому поводу в своей книге «О природе вещей»: «Человеческие существа могут появляться на свет без естественных ро­дителей. Другими словами, существа эти могут вырасти, не будучи выно­шенными и рожденными женским организмом, — посредством мастер­ства искусного спагирика». И далее описывает сам способ: «Если сперму, заключенную в плотно запечатанную бутыль, поместить в лошадиный на­воз приблизительно на сорок дней и надлежащим образом „намагнетизи­ровать", она может начать жить и двигаться... Мы называем такое суще­ство гомункулом, и его можно вырастить и воспитать, как и любого дру­гого ребенка...» (Гартман Ф. Жизнь Парацельса и сущность его учения. С. 216-217.)

 

массой удивительных свойств, в особенности — растворять золото. Они ее искали в росе, в «flos coeli» — небесном цветке — или «nostoc» — тайнобрачном, появляющемся по­сле больших дождей. «Дождь во время равноденствия слу­жит мне, чтобы заставить выйти из земли „flos coeli", или универсальную манну, которую я собираю, гною и выделяю из нее чудесным образом воду — истинный источник мо­лодости, радикально растворяющий золото» (De Respour. «Rares experiences sur l'esprit mineral»1)-

Проблема Квинтэссенции была рациональнее. Надо было извлечь из каждого тела самые деятельные части, непосредственным результатом чего являлось совершен­ствование очистительных процессов2.

Наконец, алхимики искали «or potabile» — жидкое золото. По их словам, золото, будучи телом совершен­ным, должно быть лекарством энергичным, сообщающим организму силу противодействовать всем болезням. Од­ни употребляли раствор хлористого золота, как это мож­но видеть в следующем тексте: «Если налить воды в этот раствор, положить туда олова, свинца, железа и висмута,

 


         1  Де Респур. «Уникальные опыты с минеральным духом» (фр.).

2  Квинтэссенция (от лат. quinta essentia — пятая сущность) — ос­нова, самая суть чего-либо. В платоновской Академии — пятый эле­мент, эфир, субстанция небесной тверди. Затем, согласно Аристотелю, первая сущность, субстанция всего надлунного мира, в отличие от четырех элементов подлунного мира, вечная, непреходящая. Согласно неоплатони­ку Плотину (III в. н. э.), квинтэссенция — бессмертное астральное тело души, а согласно определению Агриппы Неттесгеймского (1486—1535; средневековый писатель, врач, философ) — активное начало, божествен­ный дух, который может проявляться через медиумов. По словам Арноль­да из Виллановы и Раймонда Луллия, квинтэссенция есть некий архетип, представляющий тело и заключающий в себе все его достоинства в наивыс­шей степени. По определению Парацельса, квинтэссенцией является вы­тяжка (экстракт) из всех остальных элементов.

 

то золото, брошенное туда, обыкновенно пристает к ме­таллу, и, как только вы помешаете воду, оно, будучи по­добно грязи, смешивается и собирается в воде» (Glauber. «La medecine universelle»1).

Но обыкновенно шарлатаны продавали очень дорого под именем растворенного золота жидкость, имеющую желтый цвет, и в особенности раствор хлорной перекиси железа.

Таким образом, у алхимиков не было недостатка в пред­метах для испытания терпения, но большинство оставляло без внимания второстепенные задачи для Великого Дела­ния. Большая часть герметических сочинений говорит толь­ко о философском камне, поэтому и мы займемся рассмот­рением только этого вопроса, не затрагивая других, появив­шихся уже позднее в истории алхимии и разбивающихся на массу различных видоизменений.

 

 

 

 

                                                                                                              ГЛАВА II

Алхимические теории. Единство материи.

Три принципа: «сера», «ртуть», «соль»,

или «мышьяк». Теория Артефиуса.

Четыре элемента

 

Часто приходится слышать мнение, будто алхимики брели ощупью, как слепые. Это большое заблуждение; они имели весьма определенные теории, основанные гре­ческими философами второго века нашей эры и продер­жавшиеся почти без изменения до XVIII века.

 


1 Глаубер. «Универсальная медицина» (фр.). Открыв новую соль, на­званную впоследствии его именем, ученый поначалу считал, что нашел панацею от всех болезней.

 

В основании герметической теории лежит великий закон единства материи. Материя одна, но принимает различные формы, комбинируясь сама с собой и производя беско­нечное количество новых тел. Эта первичная материя еще называлась «причиной», «хаосом», «мировой субстанци­ей». Не входя в подробности, Василий Валентин признает в принципе единство материи. «Все вещи происходят от одной причины, все они были вначале рождены одной и той же матерью» («Char de Triomphe de l'antimome»1). Сенди-вогий, более известный под именем Космополита, еще определеннее выражается в своих «Письмах». «Христиа­не, — говорит он, — хотят, чтобы Бог сначала сотворил известную первичную материю... и чтобы из этой материи способом отделений были выделены простые тела, которые впоследствии, будучи смешанными одни с другими посред­ством соединения, послужили бы к созданию видимого нами... В творении была соблюдена последовательность: простые тела служили для образования более сложных». Наконец, он так резюмирует все сказанное: «1-е — обра­зование первой материи, которой ничто не предшествова­ло; 2-е — разделение этой материи на элементы и, нако­нец, 3-е — посредством этих элементов составление сме­сей» (Письмо XI). Под именем смеси он понимает всякое составное тело.

Д'Эспанье дополняет идею Сендивогия, устанавливая постоянство материи, и говорит, что она может только из­менять свои формы... Достигнув раз состояния субстан­ции, или существа, материя не может по законам приро­ды лишиться индивидуальности и перейти к небытию.

 


1 «Триумфальная колесница сурьмы» (фр.).

 

Вот почему Трисмегист говорит в «Поймандре»1, что на свете ничто не умирает и все только видоизменяется («Enchiridion physicae-restitutae»2), причем он допускает существование первичной материи. «Философы дума­ют, — говорит он, — что существует первичная материя, предсуществующая элементам».

Эта гипотеза, прибавляет он, уже находится в сочине­ниях Аристотеля. Заметим, он рассматривает качества, которые метафизики приписывали материи. Барле разъ­ясняет этот пункт таким образом: «Всемирная субстанция заключает все существующее без различия рода и пола, все грубое, плодородное, с отпечатком чувственного» (Barlet. «La theotechnie ergocosmique»3).

Таким образом, первичная материя не есть какое-либо тело, но представляет все их свойства.

Обыкновенно допускали, что первичная материя — жидкость, вода, представлявшая в начале мира хаос. «Это была первичная материя, заключавшая все формы в воз­можности проявления... Это бесформенное тело было водя­нисто, и греки называли его  (хилус)4, обозначая одним словом воду и материю» («Lettre philosophique»5). Далее он говорит, что это был огонь, исполнявший активную роль по отношению к материи — женскому началу; таким образом получили начало все тела, составляющие Вселенную.

 


1  Так называется первый трактат древнего корпуса герметической философии. Это своеобразное откровение Поймандра Гермесу, в котором открывается величественная картина творения Космоса.

2  «Руководство по естественно-научному восстановлению» (греч., лат.).

3  Барле. «Божественный механизм космической работы» (фр.).

4  Вообще, слово т5А.Г| переводится с греческого как «лес» или «дре­весина». Начиная с Аристотеля его стали употреблять в философском смысле — «материя».

5  «Философское письмо» {фр.).

 

Следовательно, гипотеза первичной материи имела одинаковые основы с алхимией; исходя из этого положе­ния было рационально допустить трансмутацию, то есть превращение металлов.

Вначале материю разделяли на «серу» и «меркурий» и полагали, что эти два начала, соединяясь в различных пропорциях, образуют все тела. «Все составляется из сер­ной и ртутной материй», — говорит греческий аноним­ный алхимик.

Позднее прибавили третье начало: «соль», или «мышь­як», но не придавая ему такого значения, как «сере» и «рту­ти» (меркурию). Эти названия ни в каком случае нельзя смешивать с общеупотребительными, так как они представ­ляют лишь известные качества материи: так, «сера» в ме­таллах обозначает цвет, горючесть, твердость, способность соединяться с другими металлами, тогда как «ртуть» озна­чает блеск, летучесть, плавкость, ковкость. Что же касает­ся «соли», то этим именем обозначали принцип, соединяю­щий «серу» с «ртутью», подобно жизненному началу, свя­зывающему дух с телом.

«Соль» была введена как третье начало триады, в особен­ности Василием Валентином, Кунратом и Парацельсом — одним словом, алхимиками-мистиками. Раньше Роджер Бэ­кон говорил о ней, но неуверенно, не приписывая ей специ­альных качеств и не отводя ей много места. Напротив, Пара-цельс сердился на предшественников, не знавших «соли». «Они думали, что „ртуть" и „сера" были родоначальни­ками всех металлов, и они даже во сне не видели третьего начала» («Le Tresor des tresors»1). Но «соль» и не пред-

 


1 «Сокровище сокровищ»

 

ставляла большого значения, и после Парацельса многие алхимики обошли ее молчанием1.

«Сера», «Меркурий» и «соль» представляют, следова­тельно, только отвлеченные понятия, удобные для обозначе­ния группы свойств. Так, если металл был желтый или крас­ный, трудно плавился, то говорили, что в нем слишком мно­го «серы». Однако не надо забывать, что «сера», «ртуть» и «соль» произошли из первичной материи: «О чудо, „сера", „ртуть" и „соль" дают мне возможность видеть три субстан­ции в одной материи — „свет, самопроизвольно исходящий из тьмы"» (Marc Antonio. «Lumiere sortante par soi-meme des tenebres»2).

Чтобы уничтожить в теле некоторые свойства, надо отделить «серу» или «ртуть»; например, сделать металл тугоплавким, обратить его в известь или окислить.

Другой пример: обыкновенная ртуть содержит посто­ронние металлы, остающиеся в реторте при ее очистке. Эта отделенная часть считается алхимиками «серой» обыкно­венной ртути; перерабатывая эту ртуть, или живое серебро, в двухлористый раствор, получали летучее тело и думали, что этой операцией они изъяли «Меркурий-начало» из Меркурия-металла.

В заключение вопроса о трех началах надо упомянуть теорию Артефиуса, алхимика XI столетия, для которого «сера» представляла в металлах видимые свойства, «мер-курий» — свойства сокровенные и тайные. По его мне-

 

1 На самом деле Парацельс писал далее: «И вот я утверждаю, что в этом минерале три начала: ртуть, сера и металлическая вода, служащая для их питания...» Лишь у его последователей «металлическая вода» стала определяться более конкретно: у одних — как раствор обыкновен­ной поваренной соли, у других — селитры, у третьих — мышьяка и т. д.

2 Марк Антонио. «Свет, самопроизвольно исходящий из тьмы» (фр.).

 

нию, в каждом теле надо различать свойства видимые: цвет, блеск, протяжение — это «сера»; затем свойства сокровенные, проявляющиеся под влиянием внешней си­лы, каковы: плавкость, тягучесть, ковкость, летучесть — это «меркурий». Такое объяснение мало отличается от приведенного выше.

Рядом с «серой», «Меркурием» и «солью» алхимики признают четыре элемента: «землю», «воду», «воздух» и «огонь»; эти слова имеют совершенно иное значение, чем обыкновенно. В теории алхимии четыре элемента, как и три начала, представляют не стихии, а состояния материи, каче­ства или свойства. «Вода» есть синоним жидкости, «зем­ля» — это твердое состояние, «воздух» — состояние газо­образное. «Огонь» — состояние газа, наиболее тонкое, как бы расширенное теплотой. Четыре элемента, следователь­но, представляют состояния, под которыми представляется нам материя. Таким образом, на основании вышесказанно­го, логически — элементы составляют всю Вселенную. Для алхимика всякая жидкость есть «вода», все твердое — «земля», по последнему анализу, всякий газ — «воздух». Вот почему в древних трактатах по физике говорится, что обыкновенная вода при кипячении превращается в воздух. Это не значит, что вода превращается в смесь, составляю­щую атмосферу; но что вода, сначала жидкость, изменяет­ся в воздушный флюид, или в газ, как это стали говорить позднее.

Элементы означали не только физическое состояние, но растяжимостью, распространением представляли каче­ства материи.

«Все, что обладало качеством теплоты, называлось в древности огнем; что было сухо и твердо — землей; сырое и жидкое — водой; холодное и воздушное — возду­хом» («Epitre d'Alexandre»1).

Ввиду того, что вода превращается в пар, подобно всем жидкостям, когда их кипятят, а с другой стороны, твердые тела большею частью горючи — герметические философы уменьшили число элементов до двух види­мых — «земли» и «воды», заключающих в себе элемен­ты невидимые — «огонь» и «воздух». «Земля» содержит «огонь», а «вода» — «воздух» в невидимом состоянии. Если повлияет какая-нибудь внешняя причина, «огонь» и «воздух» проявятся. Сближая это положение с теорией Артефиуса, «земля» будет соответствовать «сере», «во­да» — «Меркурию» и т. д.

В сущности, четыре элемента с «серой» и «меркури-ем» представляют почти те же видоизменения первичной материи, назначенной представить остаток тел. Только «сера» и «ртуть», обладая металлическими качествами, применяются к металлам и минералам, между тем как че­тыре элемента прилагаются к растительному и животно­му царствам. Когда алхимик работает над обработкой де­рева и получает в результате эссенцию или масло и суб­станцию воспламеняющуюся, он говорит, что дерево состоит из «земли», «воды» и «огня». Позднее к четырем элементам прибавили пятый — «Квинтэссенцию». Мож­но назвать твердые части «землей», жидкие — «водой», самые разреженные — «воздухом», природный жар — «огнем», а качества сокровенные называются небесными и астральными свойствами, или «квинтэссенцией» (D'Espagnet. «Enchiridion physicae-restitutae»). Эта

 


1 «Послание Александра» (фр.).

 

квинтэссенция соответствует «соли». Отсюда видно, на­сколько теории алхимиков были стройны. Суфлер терялся в этой путанице: три начала, четыре элемента, всемирная материя; а философ легко согласовывал эти кажущиеся несоответствия. Зная это, легко понять слова монаха Ге-лиаса: «Четырьмя элементами было сотворено все, что находится в этом мире, всемогуществом Бога» (Helios. «Miroir d'Alchimie»1).

Эти теории существовали с начала возникновения ал­химии. Греческий алхимик Синезиус в своем комментарии на сочинение Демокрита нам указывает на то, что в алхи­мической операции не создают ничего нового, а изменяют лишь форму материи. Греческий анонимный писатель, о котором мы упоминали, принадлежит к этой же эпохе. Что же касается четырех элементов, они были известны гораздо ранее. Зосима дает их совокупности название «Тетрасомата», то есть четыре тела. Вот таблица, резю­мирующая алхимическую теорию:

 

                      

                                     

                                     

                                 

                                               

 

 


                                                «Сера»              «Земля» (видимое) —          

                                                начало                    состояние твердое.                                                                                         

                                                постоянное.           «Огонь» (сокровенное)                                                                                                   

           Первичная                                                   состояние лучистое.

           материя, единая,       «Соль».                   «Квинтэссенция»

           неразрушимая.                                            состояние эфирное.

                                                «Меркурий»       «Вода» (видимое) —

                                                начало летучее      состояние жидкое.

                                                                               «Воздух» (сокровенное) —

                                                                               состояние газообразное.

 

 

 

 

 


          1Хелиос. «Зеркало алхимии» (фр.).

 

                                                                              ГЛАВА III

Семь металлов. Их составы. Их бытие.

Центральный огонь. Цикл формации.

Планетное влияние

 

Алхимики работали главным образом на металлах, поэтому понятно, что они много писали о Книге Бытия и составе металлов.

Они дали им имена и знаки семи планет: золото, или Солнце —  , серебро, или Луна —  , ртуть, или Мерку­рий —   , свинец, или Сатурн —  , олово, или Юпитер —  , железо, или Марс —  , медь, или Венера —  . Они их разделяли на металлы совершенные, неизменяемые, ка­ковы золото и серебро, и металлы несовершенные, изменя­ющиеся в «известь» (окись). «Элемент „огня" изменяет металлы несовершенные и их уничтожает. Этих металлов пять —     . Металлы совершенные от огня не изменя­ются» (Парацельс. «Небо философов»).

Посмотрим, каково применение герметической теории к металлам. Прежде всего, все металлы должны происхо­дить от одного и того же родоначальника — первичной материи. Герметические философы сходятся во мнениях от­носительно этого пункта. «Металлы сходны в „эссенции". Они различаются только своей формой» (Альберт Вели­кий. «Об алхимии»). «Есть только одна первичная материя металлов, она принимает различные формы, смотря по сте­пени их варки или жжения и мощности влияния агента при­роды» (Арнольд из Виллановы. «Дорога дорог»). Теория эта вполне применима к минералам. «Есть только одна ма­терия для всех металлов и минералов» (Василий Валентин), и наконец: «Природа камней одна и та же, как и природа других вещей» (Космополит).

Изречение Альберта Великого указывает на то, что материя одна во всех вещах, что все существующее раз­деляется лишь по форме, что атомы одинаковы между со­бою и, группируясь, составляют различные геометриче­ские формы; отсюда происходит различие между телами. В химии аллотропия1 прекрасно оправдывает этот способ суждения.

Из этого следует, что «сера» и «меркурий» суть нача­ла второстепенные и, в противоположность первичной ма­терии, представляют собою только собрание качеств. «Та­ким образом, ты можешь ясно видеть, что сера не есть вещь отдельная от субстанции меркурия и что это не про­стая, обыкновенная сера, потому что в таком случае ма­терия металлов не была бы однородной, что противоречи­ло бы положению философов» (Бернар Тревизанский. «Книга о естественной философии металлов»). В том же сочинении Бернар Тревизан возвращается к этому пред­мету: «Сера не есть вещь, которую можно было бы отде­лить от меркурия, но есть только та теплота и сухость, ко­торая господствует над холодом и сыростью меркурия. Эта сера после переработки преобладает над двумя дру­гими качествами, то есть над холодом и сыростью, и им запечатлевает свои добродетели. Эти различные степени варки составляют различие металлов» (Idem2). Сера го­рючей природы и деятельна, Меркурий природы холод­ной — пассивен. «Я сказал, есть два свойства: одно —

 


1  Аллотропия — существование одних и тех же химических элемен­тов в виде двух или нескольких различных веществ. Например, кислород О2 и озон Оз или алмаз и графит, состоящие из различным образом сгруппированного углерода.

2  Там же (лат.).

 

активное, другое — пассивное. Мой учитель меня спро­сил: каковы эти два свойства? И я ответил: одно свойство горячее, другое холодное. — Какое свойство горячего? — Горячее активно, а холодное пассивно» (Artephius. «Clavis majoris sapientiae»1).

Сера или меркурий могут господствовать в составе ме­таллов, одним словом, некоторые качества могут быть сильнее других. Что же касается «соли», мы уже объясня­ли, что начало ее, неизвестное первым алхимикам, даже впоследствии имело неопределенное значение, несмотря на разъяснения Парацельса. «Соль», или «мышьяк», была только связью, которая соединяла два других начала: «Се­ра, меркурий и соль суть начала, образующие металлы. Се­ра есть начало активное, Меркурий — пассивное, мышь­як — связь, их соединяет» (Roger Bacon. «Breve breviarum de dono dei»2). Бэкон так мало придавал значения «соли», что в других своих сочинениях о ней упоминает как о со­ставном начале.

«Заметьте, — говорит он, — что основа металлов суть Меркурий и сера. Эти два начала дали происхождение всем металлам и всем минералам, которых, между прочим, суще­ствует большое число различных пород» («Зеркало алхи­мии»). Следовательно, можно сказать, что все металлы со­стоят из «серы» и «меркурия», превратимых в первичную материю. «Ибо все металлы составлены из серы и имеют в себе меркурий, это семя металлов» (Николя Фламель. Избранное). «Сера» есть отец (начало активное) металлов, говорит алхимия, а «меркурий» (начало пассивное) — их мать. «Меркурий есть ртуть, которая управляет семью

 


1 Артефиус. «Ключ великой мудрости» (лат.).

2  Роджер Бэкон. «Самый краткий из даров Бога» (лат.).

 

металлами, ибо она их мать» (Jean de la Fontaine. «La fontaine des amoureux de science»1).

Мы займемся теперь только «серой» и «Меркурием» и их ролью в бытии металлов. Эти два начала разделены в недрах земли.

«Сера — под видом твердого тела, неподвижного и маслянистого; меркурий — в форме пара. Сера есть жир Земли, сгущенный в рудниках умеренной варкой до тех пор, пока не затвердеет» (Альберт Великий. «Об алхи­мии»). Притягиваемые постоянно одно к другому, два на­чала комбинируются в различных пропорциях, чтобы со­ставить металлы и минералы. Но есть еще другие случай­ности, изменяющие свойства этих начал: степень варения, чистота, различные случайности. Алхимики допускают действительное существование огня в недрах Земли, сме­шение «серы и меркурия», более или менее сваренных и изменяющих вследствие этого свои свойства. «Заметили, что свойства металлов, которые мы знаем, произошли от серы и меркурия. Только различная степень варки произ­водит разницу в металлической породе» (Альберт Вели­кий. «Состав составов»). О чистоте металлов говорят сле­дующие строки: «Судя по чистоте составных начал, серы и меркурия, получаются металлы совершенные или несо­вершенные» (Роджер Бэкон. «Зеркало алхимии»). Это заставляет нас сказать, что металлы несовершенные рож­даются первыми: так, железо преобразуется в медь; эта по­следняя, совершенствуясь, обращается в свинец, который, в свою очередь, становится оловом, ртутью, затем сереб­ром и, наконец, золотом. Металлы, следовательно, прохо-

 

1 Жан де Лафонтен. «Источник влюбленных в науку» (фр.).

 

дят известный цикл. «Мы ясно указали в „Трактате о ми­нералах", что происхождение металлов идет циклическим путем, они переходят один в другой кругообразно. Сосед­ние металлы имеют сходные свойства, поэтому серебро легко превращается в золото» (Альберт Великий. «Состав составов»). Глаубер пошел дальше; он пустил в обращение странную теорию, будто металлы, раз дошедшие до состо­яния золота, проходят цикл в обратном порядке и, делаясь все более несовершенными, доходят до железа для того, чтобы вновь подняться до благородных металлов; и так — до бесконечности. «Свойствами и силой „элементов" каж­дый день нарождаются новые металлы, а старые, напро­тив, изменяются в то же время» (Глаубер. «Минеральное творение»). Слово «элемент» имеет здесь значение «ми­неральной силы».

Золото есть совершенство и постоянная цель творчества природы; кроме недостаточного градуса варения или нечис­тоты серы и меркурия, различные случайности могут затруд­нять его действие. «Я полагаю, что природа имеет целью и старается непрестанно достигнуть совершенства, то есть золота. Но вследствие случайностей, затрудняющих ее дей­ствия, получается разнообразие металлов» (Роджер Бэкон. «Зеркало алхимии»). Одна из таких случайностей та, что рудник, где развиваются металлы, бывает открыт. «Напри­мер, когда начинают разрабатывать рудник и в нем находят металлы, еще не окончившие своего развития, а так как от­крытие рудника прерывает действие природы, эти металлы остаются несовершенными и никогда не достигают совер­шенства, а все металлическое семя, содержащееся в этом руднике, теряет свою силу и добрые качества» («Текст об алхимии»).

Мы не можем окончить этой главы, не сказав о влия­нии планет на зарождение металлов. В Средние века до­пускалась абсолютная связь между всем, находящимся на Земле, и планетами.

«Земля не производит ничего, что не было бы посеяно в небе. Постоянные сношения между ними могут быть изо­бражены пирамидой, вершина которой находится на Солн­це, а основание — на Земле» (Blaise de Vigenere. «Traite du feu et du sel»1). Также: «Знай же, о сын мой и самый любимый из детей, что Солнце, Луна и звезды постоянно влияют на центр Земли» (Valois. «uvres manuscrites»2). Мы уже видели выше, что алхимики объединили символы семи металлов и семи планет, которые их породили.

Эти теории восходят к самому корню алхимии. Прокл, философ-неоплатоник V века нашей эры, в своем «Коммен­тарии на „Тимея" Платона» говорит, что натуральное золо­то, серебро и каждый из металлов, как и все другие минера­лы, зародились в земле под влиянием божественных сил не­ба. Солнце производит золото, Луна — серебро, Сатурн — свинец, а Марс — железо (см. Berthelot. «Introduction a l'etude de la chimie»3). Можно указать и более древние ис­точники. У персов металлы также были посвящены плане­там, но они не соответствовали тем же светилам, как в Сред­ние века; так, олово было посвящено Венере, а железо — Меркурию.

Алхимики единогласно признавали влияние планет на металлы. Парацельс идет дальше и специализирует это действие. По его словам, каждый металл обязан своим

 


1 Блез де Виженер. «Трактат об огне и о соли» (фр.).

2  Валуа. «Рукописные творения» (фр.).

3  Вертело. «Введение в изучение химии» {фр.).

 

рождением планете, имя которой он носит; шесть осталь­ных планет, соединенные каждая с двумя знаками зодиа­ка, дают ему различные качества. Так: «Луна обязана ,   и   своей твердостью и своей приятной звучностью. Она обязана ,   и   своей тугоплавкостью и плохой ков­костью. Наконец,  ,    и   дают ей ее плотность и одно­родное тело и т. д.» (Парацельс. «Небо философов»),

В результате металлы и минералы, сформированные на основе первичной материи, составлены из серы и мер-курия. Степень варения, переменная чистота составов, различные случайности и планетные влияния производят различие металлов.

 

 

                                                                               ГЛАВА IV

                                              Мистическая алхимия. Теории мечтателей.

Алхимическая каббала.

Тройное применение герметической теории.

                                                                              Святилище

 

У греков алхимия была по причине своего происхож­дения смешана с магией и с теургией. Позднее, благода­ря арабским философам, эта наука обособилась, и только в XV и XVI столетиях она снова соединилась с другими оккультными науками.

С этого времени большая часть алхимиков искала в каб­бале, магии, астрологии ключ Великого Делания. Пара­цельс брал в ученики, как сам сообщает, только людей, знающих астрологию. «Мне надо возвращаться к моему предмету, чтобы удовлетворить моих учеников, которым я охотно помогаю, когда они обладают сведениями о природе,  знают астрологию и в особенности когда они сильны в фи­лософии, научающей нас познавать основу существующе­го» (Парацельс. «Сокровище сокровищ»).

Тогда как его предшественники и современники — Калид (Calid), Валуа и Блез де Виженер — допускали про­сто влияние светил при зарождении металлов, Парацельс шел дальше и определял, когда и как планеты влияют на металлы. Следуя этому учению, некоторые алхимики тес­но связывали астрологию с герметизмом и никогда не начи­нали операций, не осведомившись, благоприятно ли влия­ние планет.

Парацельс ввел в алхимию каббалистические данные. Он изложил свои оккультные доктрины в своем «Трактате об оккультной философии» и «Основных началах магии».

Это заставляет нас сказать несколько слов о каббале. Эта наука учит перестановке и разложению слов, определению численного их достоинства и установлению выводов, сообра­зуясь со специальными правилами. Таким образом, число зо­лота по-еврейски будет 209, это украшение минерального царства и соответствует значению Иеговы в мире Духов.

Хёффер в своей «Истории химии» посвятил несколько страниц применению каббалы к свойствам металлов. Алхи­мия — наука наблюдательная и потому не может ничем воспользоваться от каббалы, науки чисто спекулятивной1.

 


1 По мнению современных алхимиков, следует различать каббалу, про­исходящую от древнееврейского Kabbalah — «предание», от собственно алхимической каббалы, ведущей происхождение от латинского caballus — лошадь. Только собственно алхимическая каббала может помочь в дости­жении результата Великого Делания. Потому что даже столь оригинальная каббалистическая формула золота, как следующая математическая опера­ция с триадой и четверицей — (1x2x3x4) х (1+3+4) = 192, — дающая в результате почти атомный вес золота (196), вряд ли сможет кому-то по­мочь более, нежели непосредственный процесс взаимодействия с природой.

 

Введение посторонних элементов должно было сде­лать ее еще темнее, и Парацельс в этом отношении оши­бался.

Еще раньше него Василий Валентин сделал несколько опытов в этом отношении; он разлагает слово азот следу­ющим образом: «Азот заключает в себе все, потому что он есть А и  — начало и конец всего. Философы соста­вили слово AZOT так: итальянцы ввели А и Z, греки —  и  (альфу и омегу), евреи — алеф и тау; из соедине­ния первой и последних букв и получилось это слово» («Азот философов»)1.

После Парацельса только два автора трактовали об алхимической каббале. Это Пантей (Panthee), венециан­ский священник, и англичанин Джон Ди (Jean Dee), ал­химик и математик. Пантей написал два трактата: «Ars et Theoria transmutationis metallicae»2 и «Voarchadumia»3. Из них видно, что число творения есть 544, число гние­ния — 772, что Меркурий, золото и серебро соответст­вуют еврейским буквам: фе, тау, бет, и тому подобные бредни. Джон Ди в своем трактате «Иероглифическая монада» пробовал создать особую каббалу с помощью ал­химических символов. Так, например, символ Меркурия  он составил из символа Луны  , Солнца  и четырех эле-

 


1  Книга Василия Валентина «Азот философов» более всего интерес­на тем, что именно в ней впервые упоминается сурьма — восьмой ме­талл. Это в корне подрывало господствовавшее до этого времени пред­ставление ученых о существовании только семи металлов.

2  «Искусство и теория превращения металлов» (лат.).

3  Полное название трактата Иоанна Аугустина Пантея: «Ars & Theoria transmutationis metallicae, cum Voarchadumia, numeris & iconibus rei accommodis illustrate» («Искусство и Теория металлических превра­щений, вместе с Воархадумией, снабженная соответствующими элемен­тами (числами) и изображениями предмета»).

 

ментов +. Далее, знак солнце представляет монаду, изо­браженную точкой, вокруг которой круг, символизирую­щий мир . Эти любопытные указания находятся во вто­ром томе его «Theatrum chimicum»1.

Эти алхимики и некоторые другие, как Кунрат (Khunrath), Майер (Mayer) и Блез де Виженер, ввели в на­уку новое толкование алхимической теории. Тогда как науки точные и естественные применяют индукцию и дедукцию, науки оккультные делают выводы, основываясь на анало­гии, поэтому они приложили тот же метод и к алхимии. Ок­культизм говорит — существуют три мира: материальный, человеческий и божественный. В мире материальном мы имеем серу, меркурий и соль, начала всех вещей, и одну ма­терию; в мире человеческом, или микрокосме, — тело, дух и душу, объединенные в человеке; в мире божественном — три лица Св. Троицы в Едином Боге. «Таким образом, тро­ица заключается в единице, и единица — в троице, ибо здесь — тело, дух и душа, а там — сера, меркурий и мышь­як» (Бернар Тревизанский. «Забытое Слово»).

Великое Делание имеет тройную цель. В мире матери­альном — преобразование металлов, доведение их до золо­та, до совершенства; в микрокосме — моральное совершен­ствование человека; в мире божественном — созерцание Божества в его Славе. Во втором из этих значений человек есть философский атанор2, в котором совершается выработ­ка добродетелей; в этом смысле, по словам мистиков, надо

 

1  «Химический театр» (лат.), а также «Химическая библиотека» («Bibliotheka Chimika») — печатные сборники алхимических произведе­ний, издававшиеся в конце XVII — начале XVIII в. Манже (Manget).

2  Атанор — печь, в которой совершается Великое Делание. По мне­нию некоторых исследователей, в том числе и А. Пуассона (см. далее, часть II, гл. V), получила свое название от древнегреческого слова  — «бессмертный»; вероятно, здесь имелась в виду необходимость постоян­ного поддержания в ней «бессмертного огня, дарующего нам равномер­ный и постоянный огонь, животворящий и питающий наш состав от на­чала до завершения нашего камня» (Луллий Р. «Разъяснение, или Про­яснение заповеданного»). По другой версии это название происходит от арабского al-tannur — философская печь.

Алхимическая печь (атанор) — своеобразный микрокосм. Целью ве­ликого делания является то, что естественным образом происходит в недрах Земли, и в этом смысле алхимик не творит ничего нового и не вступает в от­ношения богоборчества. Искусство изготовления камня, таким образом, от­носится к разряду искусств. Более того, классическая алхимия выдает Ка­мень за образ Христа. А современный французский исследователь алхимии Эжен Канселье (Eugene Canseliet; 1899—1982) даже утверждает, что ал­тарь и атанор — два пути к одному и тому же — Спасению.

 

понимать слова: «Великое Делание есть у вас и с вами, так что, находя его в себе, где оно находится постоянно, вы его имеете всегда, где бы вы ни были, на земле или на море» (Гермес. «Семь глав»).

Алхимики-мистики понимали под именами Серы, Меркурия и Соли — материю, движение и силу. Мер­курий — начало пассивное, женское, материя; Сера — начало активное, мужское — сила, формирующая мате­рию и дающая ей вид посредством движения, которое есть Соль. Соль представляет начало промежуточное, ре­зультат приложения силы к материи; символически это есть новое существо, рождающееся от соединения муж­ского с женским. Это основное положение не находится в противоречии с современной наукой. Современная хи­мия не пренебрегает гипотезой единства материи, приня­той уже с давних пор метафизикой как необходимой для объяснения проблемы мира. Английский ученый Крукс1 называет эту материю протилем; по его теории, наши про-

 


1 Уильям Крукс (Crookes, 1832—1919) — английский физик и хи­мик, увлекавшийся спиритизмом. Член (1863) и президент (1913—1915) Лондонского королевского общества. В 1861 г. посредством спектраль­ного анализа открыл металл таллий, а в 1865 г. предложил применять для добывания золота амальгаму натрия. Особенно прославился своими ис­следованиями электрических разрядов в газах и катодных лучей в труб­ках Крукса. В 1874 г. изобрел радиометр.

 

стые тела суть только полимеры (многосоставные) протиля. С другой стороны, весьма справедливо положение, что ма­терия сама по себе инертна и имеет особенные свойства толь­ко тогда, когда находится в движении, а всякое движение развивает теплоту; следовательно, при 273 °С ниже нуля (при абсолютном калорическом нуле химических свойств не существует) серная кислота не может действовать на поташ1; наконец, единство силы также необходимо для объяснения физических явлений. Ни один ученый в настоящее время не находит разницы между причинами магнетизма, теплоты, электричества, света и звука; флюиды уже не существуют, они заменены силами, действующими одни на другие. Силы различаются числом колебаний материи, которое они произ­водят; причем какое-либо тело во время движения или виб­рируя, что одно и то же, производит сначала звук, затем на­гревается и, наконец, излучает свет. Где кончается звук, где начинается тепло и свет? Где переходные ступени? Natura non facit saltus (Природа не делает скачков).

Надо прибавить, что алхимики Средних веков только предвидели эту высшую теорию; состояние других наук не позволяло им этого. Для них, как мы показали, материя бы­ла единой; они называли ее «первичной материей», или хи­лусом; они признавали также единую силу Вселенной. Бо-дуэн называет ее всемирным магнетизмом, магнетической серой; для мистиков сила есть сера Бога, первое начало

 


1 Карбонат калия, или углекислый калий (К2СО3) — бесцветное кристаллическое очень гигроскопичное вещество. Применяется в произ­водстве жидкого мыла, тугоплавкого и хрустального стекла, а также ис­пользуется как удобрение. Алхимики добывали поташ вытяжками из зо­лы сгоревшего дуба или виноградной лозы.

 

жизни и движения. Парацельс называет ее археем. Архей есть сила, непрестанно действующая, которая, влияя на ма­терию, заставляет ее двигаться и дает ей форму. Термины «арес» и «клиссус» имеют у него почти тот же смысл1.

Что касается движения, они его приравнивали к огню, который представляет действительно образ материи, при­веденной в действие силой.

Такова была высшая алхимическая теория, которой об­ладало небольшое число адептов. Как не удивляться это­му прекрасному синтезу, достаточному алхимикам, как он некогда удовлетворял Пифагора, Демокрита и Платона, возвышая их до понимания высших истин.

Алхимики представляли эту теорию в виде треугольника, символа абсолютного равновесия; в первом углу они ставили знак серы, символа силы; во втором — знак Меркурия, сим­вола материи; в третьем — знак соли, символа движения.

В заключение приведем таблицу аналогий тройного применения алхимической теории:

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


1 Согласно Парацельсу, архей (archaeus) — созидающая сила при­роды, которая разделяет элементы и формирует из них согласующиеся части. Это жизненный принцип; сила, содержащая сущность жизни и свойства всего сущего. Этот принцип является вторым после элемен­тарного физического тела из семи составляющих человека принципов. Арес (ares) — духовный принцип; причина специфического характера каждой вещи. Клиссус (clissus) — особая, скрытая сила, содержащаяся во всех вещах, жизненная сила.

 

Таким образом, материя, единая по существу, различа­ется сама по себе формой как следствием движения, кото­рое ей придает сила.

 

 

 

                                                                           Часть вторая

                                                                            СИМВОЛЫ

                                                                                                  ГЛАВА I

                                                   Причины неясности трактатов алхимии.

Средства, употребленные алхимиками,

чтобы скрыть способ Великого Делания.

Знаки. Символы. Мифологические имена.

Иностранные слова. Анаграммы. Басни.

Загадки. Аллегории. Криптография

 

Герметические трактаты темны для читателя: во-первых, потому, что читатели обыкновенно не знакомы с алхимиче­скими теориями; затем и в особенности потому, что фило­софы преднамеренно их затемняли. Они смотрели на алхи­мию как на самую высокую науку. «Алхимия есть искус­ство из искусств, это истинная наука», — вскричал восторженно Калид в «Книге трех слов» («Livre des trois paroles»). Подобная наука должна быть известна, по их мнению, только небольшому числу адептов. Можно ли их порицать за это? Теперь нам кажется такой взгляд преуве­личенным, но в древности мистерии служили для передачи некоторых законов природы и правил философии. В Сред­ние века корпорации ремесленников имели практические секреты, которые ни один член корпорации не отважился бы разоблачить. Приготовление некоторых красок состав­ляло драгоценное наследие, которое великие художники пе­редавали своим наиболее любимым ученикам. Между тем как ученые, не колеблясь, продавали решения запутанных проблем, герметические философы скрывали свою науку и никому ее не продавали. Когда попадался неофит, до­стойный посвящения, они указывали ему дорогу, не откры­вая, однако, всего сразу. Они требовали, чтобы он доби­вался сам, и только наводили его и поправляли: один ука­зывал состав материи Великого Делания, другой — градусы теплоты, порядок окраски, принимаемой составом, устройство химической печи — атанора; но не было ни од­ного полного описания всего Великого Делания, так как они верили, что могут за это навлечь на себя небесную ка­ру — моментальную смерть. «Я не представляю себе, — говорит Фламель в разборе трактата Авраама Еврея, — возможности написать это понятным латинским языком, так как Бог тотчас покарал бы меня» («Explication des Figures de Nicolas Flamel»1)2.

Что же касается обвинения алхимиков в затемнении смысла и символичности, которое могли бы возвести на них слишком усердные теологи, то мне кажется, что символы и странные фигуры, наполняющие их сочинения, могли бы больше всего служить к обвинению в магии. Роджер Бэкон, Альберт Великий, Арнольд из Виллановы не избе-

 

1  «Объяснение фигур Николя Фламеля» (фр)-

2  Авраам Еврей — мифический древний автор алхимического тракта­та с картинками. Стал известен благодаря описанию Н. Фламеля в его книге «Иероглифические фигуры». «Книга Авраама Еврея» (по-еврейски «Аш Мецареф») считается одним из основных памятников европейской герметической науки. Оспаривая это, К. Г. Юнг называет ее подделкой XVIII в. (Юнг К. Г. Дух Меркурий. М., 1996).

 

жали обвинения в магии и безбожии. А между тем алхими­ки были весьма набожны: в их писаниях постоянно попада­ются воззвания к Богу. Они делили свое время между изу­чением, работой и молитвой. Некоторые думали даже, что тайну изготовления философского камня люди получили от

самого Бога.

Ранее, чем объяснить символы, относящиеся к Вели­кому Деланию, мы укажем, какие средства употреблялись алхимиками, чтобы скрыть от профанов науку священно­го камня.

Прежде всего, установлены знаки. Они появились вме­сте с алхимией. Греки ввели их первыми, получив свою на­уку от египтян, где она изображалась с помощью иерогли­фов. Знак воды одинаков с иероглифом воды, подобно дру­гим, например золота и серебра (см.: Hoeffer. «Histoire de la Chimie». V. I и Berthelot. «Origines de l'Alchimie»). Алхи­мические знаки весьма многочисленны в некоторых тракта­тах, например, у Кунрата (Khunrath. «Confessio de chao-physico-chimicorum»1), где он заменяет ими названия хими­ческих тел и стадии операции.

Символы имели такое же большое применение; так, на­пример, взлетающие птицы означали отделение пара, а пти­цы опускающиеся, наоборот, — поспешность, стремитель­ность, опрометчивость. Феникс был символом камня совер­шенного, способного обращать металлы в золото и серебро. Ворон символизировал черный цвет, который принимает материя в начале процесса Великого Делания, когда ее на­гревают. Странная герметическая книга «Liber Mutus», или «Книга без слов», в сущности, содержит только одну

 


1  Кунрат. «Хао-физико-химическое откровение» {лат.).

 

строчку текста. Она состоит из символических рисунков, иллюстрирующих процесс Великого Делания.

Мифологические имена были в большом ходу. Марс обозначал железо, Венера — медь, Аполлон — золото, Диана, Геката или Луна — серебро, Сатурн — свинец; золотое руно обозначало философский камень, а Бахус — материю земли. Это греко-египетский символизм; в Сред­ние века мифологическими именами пользовались для обо­значения металлов, но в конце XVI века они так усложни­лись, что бенедиктинец дон Иозеф Пернети должен был написать два толстых тома («Fables grecques et egyptien-nes devoilees»1), чтобы объяснить их смысл и происхож­дение.

К мифологическим именам присоединилось большое количество иностранных слов: еврейских, греческих и арабских. По происхождению алхимии, в ней должны встречаться греческие слова, каковы: hyle — первичная материя, hypoclaptique — сосуд для отделения летучих масл, hydrooleum — эмульсия масла и воды и т. д.

Арабские слова там еще более многочисленны, как то: эликсир, алкоголь, алкали, боракс, кроме не дошедших до нас, забытых, но находящихся в герметических трактатах, каковы: alcani, etain, alafar, matras и т. д. Что касается еврейских названий, то их можно встретить только в алхи­мически-каббалистических трактатах. Для изучения всех этих названий мы попросим читателя обратиться к «Dictionnaire mytho-hermetique»2 Пернети и «Lexicon chim-icum»3 Джонсона.

 

1  «Разоблаченные сюжеты греков и египтян» (фр.).

2  «Мифо-герметический словарь» (фр.).

3  «Лексикон химика» (лат.).

 

Очевидно, что эта специальная терминология должна быть достаточна для устранения профанов, но алхимики пользовались еще и другими средствами. Они часто упо­требляли анаграммы. В конце «Зеленого сна» находится несколько, и вот объяснение двух из них: «Seganissegede» означает гения мудрости, а «Tripsarecopsem» — дух, те­ло, душу.

Они пускали в ход притчи. Вот одна, легко объясни­мая. «Весь мир знает камень, а я клянусь Богом живым, что все могут иметь материю, которую я ясно назвал в книге: „vitrium", для невежд, но надо к нему прибавить 1 и о; вопрос в том, куда надо поставить эти буквы» (Helios. «Miroir d'Alchimie»). Искомое слово есть «vitri­ol» (купорос).

Любопытная загадка, хорошо известная алхимикам, находится на стр. 744 третьего тома «Theatrum chimicum», сопровождаемая комментариями Николая Барнольда (Nicolas Barnauld). Вот она: «„Aelia Laelia Crispis" есть мое имя. Я ни мужчина, ни женщина, ни гермафродит, ни дева, ни юноша, ни старуха. Я ни развратница, ни девственница, но все это взятое вместе. Я не умирала ни от голода, ни от железа, ни от яда, но от всех этих вещей сразу. Я не покоюсь ни на небе, ни на земле, ни в воде, но повсюду. „Lucius Agatho Priscius", который не был ни моим мужем, ни моим любовником, ни моим рабом, без горечи, без радости, без слез велел меня похитить, не зная и не ведая, для кого этот монумент, представляющий ни пирамиду, ни мавзолей, но оба вместе. Вот могила, не вмещающая в себя трупа, и труп, не заключенный в могилу. Труп и могила составляют одно». Барнольд устанавливает в своем комментарии, что эта выдержка касается философского камня. Другой ребус, не менее знаменитый, заимствован из греческих авторов. «Во мне девять букв и четыре слога; помни обо мне. — Первые три имеют каждый по две буквы. — Другие име­ют остальные пять согласных. — Узнай меня, и ты будешь обладать мудростью». Разгадка, по-видимому, будет «Arsenicon»1.

Имеется еще способ затемнения смысла; это акростих. В нем начальные буквы слов какой-либо фразы или надпи­си составляли слово, скрываемое герметическими филосо­фами <...>. Вот средства сокрытия слов. Укажем теперь, как алхимики скрывали идеи.

На первом месте стоят легенды, заимствованные из гре­ческой, латинской и египетской мифологии. Их находят у по­зднейших алхимиков в эпоху Возрождения. Мифами поль­зовались не только для сокрытия Великого Делания, но, на­против, старались доказать, что Гомер, Вергилий, Гесиод, Овидий были адептами и учили практике камня. Наиболее странное мнение приписывало Адаму знание камня. Перне-ти в своем словаре, не колеблясь, дает герметическое объяс­нение «Илиаде» и «Одиссее». Ни один миф не ускользает от его объяснения. Его работа очень любопытна, но утоми­тельна. Пернети был последователем Либуа, написавшего «Энциклопедию богов и героев» (Libois. «Encyclopedie des dieux et des heros, sortis des quatre elements, et de leur quintes­sence, suivant la science hermetique»2. V. 2).

Аллегорические истории применялись алхимиками так­же во все времена. Грек Зосима делает об этом довольно типический доклад, сообщаемый Хёффером в «Histoire de

 


1  Arsenicum (лат.) — мышьяк.

2 Либуа. «Энциклопедия богов и героев, вышедших из четырех эле­ментов и их квинтэссенции, следуя герметической науке» (фр.).

 

la Chimie». В одной более современной книге указаны цвета, принимаемые материей во время Великого Дела­ния: черный, серый, белый, желтый, красный: «Так, ко­гда я намеревался путешествовать, то встретился между двумя горами с важным господином и скромным и серь­езным крестьянином, одетым в серый плащ и черную шляпу; на шее его был повязан белый шарф, а талия стя­нута желтым поясом; на ногах его были красные сапоги» («Cassette du petit paysan» par Ph... Vr...1). Аллегория продолжается на нескольких страницах. Много любопыт­ных аллегорий можно встретить в этой литературе, како­вы: аллегории Мерлина и Хёффера или в историческом очерке Фигье «Алхимия и алхимики». Эти авторы дают им весьма забавные толкования; так, Хёффер видит в ал­легории Мерлина указание химического анализа, произ­веденного как сухим, так и сырым путем.

Теперь остается сказать о криптографии, то есть об ис­кусстве секретного письма при помощи специальных букв и знаков или иносказательной передачи истинного значения. Алхимики употребляли специальные азбуки, составленные из герметических знаков, иногда с примесью цифр. Иоганн Третгейм в своей «Полиграфии» («Polygraphia») приводит несколько азбук, составленных из особенных знаков.

Иногда алхимики писали слова наоборот или прибав­ляли ненужные буквы, тогда как другие выпускали бук­вы. Парацельс тоже искажал слова; так, вместо «Aroma philosophorum»2 у него написано «Aroph. D`Atre mont»; в «Tombeau de la pauvrete»3 он даже заменяет целые фразы.

 


1 «Шкатулка маленького крестьянина» Ф... Вр... (фр.).

2 Аромат философов (лат.).

3 Гробница нищеты (фр.).

 

К счастью, в конце книги находится ключ или перевод этих странных терминов.

Раймонд Луллий предпочитает особый способ криптогра­фии, обозначая главные периоды опыта, произведения и пре­параты буквами азбуки. Так, в его «Процессе видоизменения души» («Compendium animae transmutationis») написано: «Посмотри, сын мой, если ты возьмешь F и поставишь его в С, то получишь Н, то есть первую фигуру F. С. Н., и т. д.». F означает металлы, С — кислоты, растворяющие металлы, а Н — огонь первой степени.

Каждый алхимик употреблял особые способы крипто­графии; эта пространная наука бесполезна и увлекла бы нас слишком далеко. Достаточно того, что мы уже сказа­ли о самых распространенных приемах.

 

 

 

 

 

 

 

                                                                             ГЛАВА II

                                                Символы алхимии. Материя, три начала,

                                             четыре элемента, семь металлов и их символы

 

Пантаклями называются символические фигуры, со­ставленные из самых разнообразных элементов, которые резюмируют собой целую теорию. Пантакль помогает по­нять и запомнить какую-нибудь систему. Это краткая формула, которую можно развивать по желанию. Пантакли нередки в трактатах алхимии. В сочинениях Василия Валентина «Двенадцать ключей мудрости» и Г. Кунрата «Зрелище вечной мудрости» содержится их большое ко­личество. В сочинении Бархузена «Химические элемен­ты» (Barchusen. «Les Elements chimiques») содержится трактат о философском камне, где ход операции изобра­жен в 78 пантаклях. Четыре большие фигуры Ианитора Пансофуса (Ianitor Pansophus1) резюмируют всю герме­тическую философию. Мы будем иметь случай дать крат­кое объяснение многих из этих фигур.

В этой главе мы рассмотрим символы, или пантакли, которыми алхимики резюмировали свои теории.

Греки изображали первичную материю змеем, кусаю­щим свой хвост. Это — Уроборос гностиков. В середине круга, составленного таким образом, они писали формулу «единое — все». Эта фигура находится в Хризопее Кле­опатры («Chrysopee» Cleopatre), см. Bertheiot «Origines de l'Alchimie». Далее, единство материи изображалось просто крестом.

Три начала имеют свои специальные знаки: знак «Мер­курия мудрых» изображается кругом, сверху которого по­мещается луна, а внизу — крест; так же представляют обыкновенную ртуть. «Сера философов» изображается тре­угольником, имеющим внизу три стрелы или крест. «Соль» изображалась перечеркнутым посередине кругом. Три нача­ла символизированы тремя лицами: Отцом, Сыном и Духом Святым. Эти принципы представлены также тремя змеями или одним змеем с тремя головами, чтобы показать, что они имеют только один корень — материю, подобно Пресвятой Троице, совмещающей три лица в одном. Мы уже видели, что три начала сводились к двум: «Сере» и «Меркурию»; их изображали тогда двумя змеями, составлявшими круг. Один, с крыльями, представлял «Меркурия», женское, ле-

 


1 Ианитор — от греч. — греть, и Пансофус — от греч.   — все и    — мудрый: Всемудрый Нагреватель.

 

тучее; другой, без крыльев, изображал «Серу», мужское и устойчивое.

Четыре элемента имеют следующие знаки: «воздух» изображается треугольником, поставленным вершиной кверху и перечеркнутым линией, параллельной основа­нию; «вода» — треугольником вершиной книзу; «огонь» — треугольником вершиной кверху; «земля» — треугольником, поставленным вершиной книзу и пере­черкнутым линией, параллельной основанию. Шестико­нечная звезда и четырехугольник символизируют четыре элемента. Элементы эти были символизированы еще сле­дующим образом: «воздух» изображался птицей; «во­да» — кораблем, рыбой или сосудом, наполненным во­дой; «огонь» — саламандрой, драконом, изрыгающим пламя, зажженным факелом; «земля» — горой, львом — царем зверей — или человеком. Таким образом они изо­бражены в главе «Gloria mundi»1 сочинения «Museum her-meticum»2. В знаке «меркурия» видели изображение ка-дуцея — жезла греческого бога или египетского бога с го­ловой ибиса, над которой находятся диск солнца и рога, символизирующие плодородие3. Алхимики изображают часто металлы под видом олимпийских богов: Сатурн, во­оруженный косой, представляет свинец; Марс в каске и с мечом — железо; Меркурий с кадуцеем и крыльями на ногах и голове — ртуть и т. д. Это представлено на картине, находящейся в сочинении «Viarorium spagyricum»4.

 

1  «Слава мира» {лат.).

2  «Герметический музей» (лат.).

3  См. Приложение к части II — второй ключ Василия Валентина.

4  «Спагирический путеводитель» (лат.). Спагирики, или спагиристы (от греч.    выделять и  — собирать) — средневековые последователи иатрохимии, полагавшие в основу своей философии прин­цип чисто химического истолкования всех феноменов природы и чисто химического (в их понимании — чисто научного) объяснения всех зага­док жизни и смерти.

 

На гравюре в сочинении «Pretiosa margarita»1 металлы изображены в виде шести юношей, стоящих на коленях перед королем, сидящим на троне и представляющим седьмой металл, самый совершенный — золото. Текст гласит, что каждый просит у короля царства. После ряда видоизменений, символизирующих Великое Делание, ко­роль исполняет их просьбу, и последняя фигура изобра­жает их коронованными, то есть превращенными в золо­то; но это, скорее, относится к Великому Деланию, о ко­тором мы будем говорить в следующих главах.

 

 

 

               

                                                                              ГЛАВА III

Теория Великого Делания.

Материя Великого Делания.

Сера и Меркурий. Их символы.

                                                 Драконы Фламеля.

                      Список герметических символов Серы и Меркурия

 

Великое Делание, или приготовление философского камня, было, как мы сказали, главной целью алхимиков. Их трактаты обыкновенно вращаются только около этого предмета. Поэтому в последующих главах мы будем гово­рить исключительно о Великом Делании.

Но прежде чем дать ключ герметических символов, мы в немногих словах представим путь, которым следова-

 


1 «Драгоценная жемчужина» (лат.).

 

ли алхимики для приготовления философского камня. За­тем мы разберем каждую часть в отдельности.

Материя Великого Делания состояла из золота и сереб­ра, соединенных с ртутью и обработанных особым обра­зом. Золото брали как материал, богатый «серой», сереб­ро — ввиду содержания чистого огня, «Меркурия»; что же касается ртути, то она изображала «соль» — средство их соединения. Эти три тела, подвергнутые известной обра­ботке, были заключены в колбу с длинным горлом, фило­софское яйцо, тщательно закрытое. Смесь эта кипятится в химической печи, называемой атанор. Как только огонь разведен, Великое Делание, собственно говоря, начиналось и заключалось в различных фазах: кристаллизации, выпа­ривании, сгущении и т. д. Это составляло стадии операции, в течение которых материя принимала различные цвета, на­зывавшиеся «Цветами Великого Делания». Последний, красный цвет, возвещал конец Делания. Трансмутацией, при помощи брожения, материи сообщали большее могу­щество, после чего получался философский камень. Рас­смотрим теперь теоретический состав материи Велико­го Делания. По алхимической теории, было рационально, чтобы материя философского камня была составлена из аб­солютно чистых «серы», «ртути» и «соли». Соединенные и сваренные по известным правилам, они должны были со­ставить новое тело, которое, не будучи само по себе метал­лом, давало металлическое совершенство ртути, серебру, свинцу и олову.

Алхимики, говоря о материи камня, считали ее то еди­ной и неизменяемой, то тройственной, то четверной, заме­няя ее состав элементами. Таким образом, «Магистерий произошел из одного и становится одним или составляется из четырех, а три заключены в одном» (Arnauld de Villeneuve. «Le Chemin du chemins»). Один — это материя камня, рассматриваемая в своем составе, это также единая всемирная материя. Число четыре — четыре элемента; три — «сера», «Меркурий» и «соль». Четыре элемента превращаются в три начала, что видно из другого текста того же сочинения Виллановы: «Существует камень, со­ставленный из четырех начал: огня, воздуха, воды и земли; „Меркурий" — это мокрый элемент камня; другой эле­мент — „Магнезия", в природе обыкновенно не встреча­ется» («Lettre du roi de Naples»1). «Меркурий», холодный и жидкий, изображает воздух и воду, «Магнезия», или «Сера», представляет огонь и землю, жар и сухость. Это объясняет, почему философы иносказательно гово­рили, что материя камня имеет: три угла, три начала, — в своей субстанции; четыре угла, элементы, — в своей доб­родетели; два угла, устойчивость и летучесть, — в своей материи; один угол, всемирную материю, — в своем корне. Каббалистически число материи будет 10, ибо, соединяя эти числа, мы получим: 1+2+3+4=10.

Они говорят также, что материя бывает растительная, животная и минеральная: растительная — потому что она имеет дух; минеральная — потому что она имеет тело; жи­вотная — потому, что она имеет душу; мы здесь опять находим троицу: «сера», «Меркурий» и «соль». Это те «соль», «сера» и «меркурий», которые составляют тело, дух и душу; они все три исходят из хаоса, или, скорее, из «моря философов», где были между собою смешаны (Psautier d'Hermophile). Это море философов, или хаос,

 


1 «Письмо неаполитанскому королю» (фр.).

 

указывает на единство материи. Этот символический язык разорил многих суфлеров. Вместо того чтобы работать над металлами, они, принимая слова философов в буквальном значении, проводили свою жизнь, дистиллируя растения, мочу, волосы, молоко в надежде извлечь материю камня мудрецов.

Треугольник или четырехугольник символизирует ма­терию камня, смотря по тому, будут ли ее рассматривать как сформированную из начал или из элементов. Иногда треугольник заключен в квадрат; такой символ был взят из трактата под заглавием «Le Grand-uvre devoile en faveur des enfants de lumiere»1. Свет представляет, следо­вательно, тот же состав, как и металлы: «Тщательно ис­следуй состав металлов. Поистине, в этом заключается все Делание мудрецов» («Texte d'Alchimie»).

Но, как мы уже упоминали, большая часть философов обошла молчанием «соль» как третье начало металлов и занималась только «серой» и «Меркурием». Они давали смеси «серы» и «Меркурия», приготовленной для Дела­ния, название «ребис». Филипп Руйяк дает этому слову следующее происхождение: «Вот причина, почему фило­софы называли словом „ребис" материю благословенного камня: оно составлено из латинских слов Res и Bis2, это равносильно тому, что назвать одну вещь два раза; желая найти две вещи, представляющие одно целое, они назвали таким образом „серу" и „меркурий" («Abrege du Grand-uvre» par Ph. Rouillac, cordelier3).

 


1  «Великое Делание, открытое в пользу детей света» (фр.).

2  Res с лат. переводится как «вещь», a bis — как «дважды».

3         «Краткий курс Великого Делания» Ф. Руйяка, монаха ордена францисканцев (фр.).

 

«Сера» и «Меркурий», составляющие начала активное и пассивное, были символизированы мужчиной и женщи­ной, обыкновенно королем и королевой. Таким образом они изображены в томе II сочинения «Ars Auriferae»1. Под символом короля и королевы они представлены в «Две­надцати Ключах» Василия Валентина.

Соединение короля и королевы составляло философ­ский брак. «Знай, сын мой, что наше делание есть фило­софский брак, где должны участвовать начала мужское и женское» (Ph. Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»). Собственно говоря, после этого брака, или союза, материя принимает название «ребис», символизирующее двуполое тело. Этот химический гермафродит весьма часто встреча­ется в герметических трактатах: в начале «De Alchimia opuscula complura»2, в «Viatorium spagyricum», в немецком переводе сочинения «Crede Mihi de Northon»3 и т. д.

В рукописных герметических трактатах король одет в красное, а королева в белое, так как «сера» — красная, а «меркурий» — белый. «Это наш двойной „меркурий", эта материя снаружи бела, а внутри красна» («Texte d`Alchimie»).

«Серу» и «меркурий» изображали также знаками золота и серебра; это обозначало, что «сера» должна быть извлече­на из золота, а «меркурий» — из серебра. Знаки золота и серебра соответствуют в пантаклях сочинения Barchusen'a «Liber singularis de Alchimia»4 «сере» и «меркурию». Этот пункт будет развит в следующей главе.

 


1  «Искусство добычи золота» {лат.).

2  Имеется в виду антология «De Alchimia opuscula complura veterum philosophorum» — «Собрание небольших сочинений старых философов об алхимии» {лат.).

3  «Верь мне» Нортона {лат.).

4  «Особенная книга об алхимии» {лат.).

 

Так как «сера» устойчива, а «меркурий» летуч, то алхи­мики изображали первую львом, царем зверей, а «мерку­рий» — орлом, царем птиц. «Меркурий» философов есть летучая часть материи; лев — часть устойчивая, орел — часть летучая. Философы говорят только о борьбе этих двух животных (Pernety. «Fables egyptiennes»1). Следовательно, орел, пожирающий льва, будет означать улетучивание твер­дых частей; наоборот, лев, пригвождающий орла, будет озна­чать осаждение летучего («меркурия») с помощью «серы». Скажем мимоходом, что слово «орел» в сочинениях Филалета имеет иное значение: для него это символ совершенства в операции. Таким образом, семь орлов означают семь со­вершенств (см. «Entree ouverte au Palais ferme du roi»2).

В том же, символическом смысле употребляли изображе­ния двух змей, из коих одна крылатая, а другая без крыль­ев. Крылатая змея — начало летучее, «меркурий»; начало устойчивое, «сера», изображалось змеей без крыльев.

Тайна жизни изображена кругом, составленным из двух змей, одной крылатой, а другой без крыльев, что изобра­жает две природы тел — устойчивую и летучую, соединен­ные вместе (Lebreton. «Clefs de la philosophic spagyrique»3). Две змеи то соединены, как в кадуцее Меркурия, то раз­делены.

В сочинении Авраама Еврея находится изображение змея, пригвожденного к кресту; алхимически это означа­ет, что летучее должно быть сделано устойчивым.

Драконы имеют одинаковое значение со змеями. Дра­кон без крыльев, изображение которого мы находим

 


1  Пернети. «Мифы египтян» {фр.).

2 «Открытый вход в закрытый Дворец короля» {фр.).

3  Лебретон. «Ключи спагирической философии» {фр.).

 

в книгах Авраама Еврея и Николя Фламеля, — это «се­ра», мужское и устойчивое; крылатый дракон — это «Меркурий», летучее, женское. Эти два дракона суть ис­тинные начала философии мудрых.

«Находящееся внизу без крыльев представляет устой­чивое, или мужское, тогда как вверху — летучее, или жен­ское, черное и темное, которое возьмет верх в продолжение нескольких месяцев. Первое называется „серой", или хо­лодом и сухостью, а второе „Меркурием", или сыростью и теплотой. Это солнце и луна, извлеченные из меркури-ального и серного источника» (Nicolas Flamel).

Один дракон может также изображать три начала, но тогда у него бывает три головы: «Золотое руно сторожит дракон о трех головах; одна есть вода, вторая — земля, тре­тья — воздух. Эти три головы должны соединиться в одну, которая будет достаточно сильна и достаточно могущест­венна, чтобы пожрать всех других драконов» (D'Espagnet. «Arcanes de la philosophic d'Hermes»1).

Три змеи в чаше обозначают три тела, составляющих материю камня, помещенную в философское яйцо, — символ, обыкновенно сопровождающий химический гер­мафродитизм.

Фламель нам говорит, почему алхимики изобража­ли «серу» и «Меркурий» драконами: «Причина, что я те­бе нарисовал эти две спермы под формой драконов, та, что их зловоние так же велико, как и зловоние драконов» («Le livre de Nicolas Flamel»2).

Мы говорили о главных символах «серы» и «мерку-рия». Существует бесконечное множество других симво-

 


1 Д'Эспанье. «Арканы герметической философии» (фр.).

2 «Книга Николя Фламеля» (фр.).

 

лов, что весьма понятно, если вспомнить изречение: „Се­ра", будучи мужским и устойчивым, а „Меркурий" — летучим и женским, представляются веществами проти­воположными (устойчивость, летучесть) или животными различных полов (самцом и самкой). В фигурах de Lamb-sprinck'a1 они изображены в виде двух рыб, льва и львицы, оленя и лани и, наконец, двумя орлами. Наиболее употре­бительный — это символ двух собак. „Сера" называет­ся кобелем, а „меркурий" — сукой. „Сын мой, возьми черных собак, соедини их, и они родят"» (Calid. «Secrets d`Alchimie»2).

«Сера» и «меркурий» имели громадное количество сим­волических имен, из которых необходимо знать главные.

Синонимы «серы»: резина, масло, солнце, точность или устойчивость, красный камень, кислое молоко, шафран, мак, желтая медь или латунь, сухое, краска, огонь, спирт, агент, кровь, дух, красный человек, земля, царь, супруг, бескрылый дракон, змей, лев, кобель, бронза, философское золото и т. д.

Синонимы «Меркурия»: женское начало, белое, луна, белое золото, сырое золото, недоваренное, азот, вода, мо­локо, белое покрывало, белая манна, белая моча, холод, сырость, летучесть, белая женщина, терпение, белый сви­нец, стекло, белый цветок.

«Соли»: кора, покрывало, яд, купорос, воздух и т. д.

 


1  Lambsprinck (ср. англ. lamb — ягненок и spring — прыжок; ср. также нем. Lamm — ягненок и springen — прыгать) — легендарный не­мецкий алхимик XVI в.

2  Калид. «Секреты алхимии» (фр.).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                              ГЛАВА IV

                                                Материя Великого Делания. Два пути.

                                          Золото и серебро. Их очищение.

                           Источник философов. Баня короля и королевы.

                                                    Растворение золота и серебра.

                                           Малый Магистерий и Великое Делание

 

В предшествующей главе мы видели, что алхимики бра­ли извлеченные из металлов «серу», «меркурий» и «соль» как материю для получения камня. Для этого они могли упо­треблять много методов, ведущих к той же цели. Таким об­разом, некоторые алхимики предполагали извлечь материю из олова, свинца или купороса, о чем будет сказано далее.

Что же касается обыкновенного хода Великого Делания, то самые знаменитые учителя герметизма признавали толь­ко один метод: «Существует только один камень, одна ма­терия для опыта, один огонь, один способ варки для дости­жения белого и красного цветов, и все делается в одном со­суде» (Avicenne. «Declaratio lapidis physici»1). И, несмотря на это утверждение, алхимики с XVII века различали два пути: сырой и сухой. Они называют сырым путем следую­щую операцию: «сера и меркурий философов» варятся на умеренном огне в закрытом сосуде до тех пор, пока материя не сделается черной, затем прибавляют огня, и она ста­новится белой; наконец огонь делают еще более сильным, и тогда содержимое получает красную окраску; сухой путь со­стоит в том, что «соль небесную», то есть «Меркурий фи­лософов», смешивают с металлическим земным телом и ста­вят в реторте на легкий огонь, и дело оканчивается в четыре

 


1  Авиценна. «Обнаружение естественного камня» (лат.).

 

дня. Таким образом оперировал артист, о котором вспоми­нает Гельвеции в своем «Veau d'or»1 (Barchusen. «Liber sin-gularis de Alchimia»).

Однако этот сухой путь был мало принят, и мы не зна­ем ни одного специального трактата об этом предмете; по­этому мы займемся только путем скрытным, или мокрым, всемирно признанным адептами всех стран и всех веков. Сера, Меркурий и соль составляют материю камня, но все тела содержат в себе эти начала; из которого же луч­ше их извлечь? Это было камнем преткновения для суфле­ров. Принимая слова философов в буквальном смысле, они не умели разобраться в символике. Серу назвали красным цветком, материю камня — растительным или металличе­ским деревом. Суфлеры спешили толочь травы, собирать со­ки, дистиллировать цветы. В других местах камень называ­ли кровью, волосами, собакой, орлом и т. д.; говорили так­же, что материя вещь не чистая и что ее находят повсюду. Все герметические философы единогласно утверждают, что материю надо добывать из металлов, ибо цель Велико­го Делания есть производство золота. «Природа забавля­ется с природой, природа содержит природу, и природа умеет побеждать природу» («Texte d'Alchimie»). Эта зна­менитая аксиома, которая поставила Бернара Тревизана на истинный путь, находится в сочинении «Physiques et mys­tiques de Democrite le mystagogue, alchimiste grec»2. «При­рода побеждает природу». Адепты не переставали повто-

 


1  «Золотой телец» (фр.).

2  «Физическое и мистическое посвящение в таинство Демокрита, гре­ческого алхимика» (фр.). Несмотря на то что, по утверждению М. Бер-тело, древнегреческий философ Демокрит является «отцом алхимиков», здесь имеется в виду не философ Демокрит Абдерский, а некий аноним­ный автор, скрывавшийся, следуя обыкновению алхимиков, под именем известного ученого. Среди исследователей алхимии его принято имено­вать Псевдо-Демокритом и относить к VI в. н. э. Что же касается само­го Демокрита, его теория строения тел из набора мельчайших неделимых частиц (атомов) скорее противоречит основной идее алхимиков, чем под­держивает ее.

 

рять эту формулу под всеми формами; то же самое говорит Арнольд из Виллановы в своем «Flos florum»1: «Человек воспроизводит только человека, лошадь производит толь­ко лошадей; то же самое и с металлами: они могут быть произведены только их собственным семенем».

Следовательно, материя должна быть извлечена из метал­лов, но вопрос — из каких: из неблагородных или из совер­шенных, из золота и серебра, то есть из Солнца и Луны?

«Солнце есть отец. Луна есть мать» («Изумрудная скрижаль»). «Материя, из которой выработано высшее ле­карство философов, есть тоже золото, только очень чистое, и наша ртуть» (Bernard de Trevisan. «La Parole delaissee»). «Золото, Серебро и Меркурий составляют материю камня, после того как они были подготовлены согласно указаниям Искусства» (Libavius. «Paraphrasis Arnoldi»2).

Тексты, указывающие на золото, серебро и Меркурий как источники извлечения материи, бесчисленны; преды­дущие достаточно ясны, но в особенности тексты Либавия, из которых наиболее интересен следующий фрагмент: «Го­ворю тебе, работай с помощью Меркурия и подобных ему, но только не прибавляй к ним ничего постороннего и знай, что золото и серебро не чужды Меркурию» (Saint Thomas d'Aquin. «Secrets d`Alchimie»3). Это значит: работай с помо­щью Меркурия, золота и серебра.

 


1 «Цветок цветов» (лат.).

2 Либавий. «Пересказ Арнольда» (лат.).

3 Св. Фома Аквинский. «Секреты алхимии» (фр.). В нашем перево­де этот трактат Фомы называется «Об искусстве алхимии».

 

Но эти три металла представляют довольно отличную от камня материю; наиболее близкая материя есть сера, мерку-рий и соль, изъятые из нее. Из золота добывают серу, из се­ребра — меркурий, а из ртути — обыкновенную соль. По словам теоретиков алхимии (Roger Bacon, в особенности в его «Miroir d`Alchimie»), золото содержит серу — начало весьма чистое, устойчивое, красное, несгораемое, а сереб­ро — меркурий, начало чистое, более или менее летучее, блестящее, белое. Что касается соли, то она заключает ртуть. Материя камня состоит, следовательно, из тела, по­лученного из золота и серебра. «Есть другие философы, предполагающие, что камень добывается из меркурия, по­лучаемого с помощью Искусства из металлов совершенных, как Солнце и Луна» (Albert le Grand. «Concordance des philosophes sur le Grand-uvre»1).

Здесь замечается легкое противоречие с тем, что мы говорили выше, но это не так: философы часто обознача­ли под именем «меркурия философов» материю камня, рассматриваемую в своем составе; таким образом, слово «меркурий» имеет четыре различных значения; оно может указывать: во-первых — металл, во-вторых — начало, в-третьих — серебро, приготовленное для Делания, в-чет­вертых — материю камня. В этом последнем смысле надо понимать следующее место:

 

                                                                                                       Это есть Меркурий из Меркуриев;

                                                                                                       И многие люди прилагают свои старания,

                                                                                                       Чтобы найти его для своего дела,

                                                                                                       Ибо это не есть меркурий обыкновенный.

                                                                                                                        Jean de la Fontaine.

                                                                                          «La fontaine des amoureux de science»

 

 


          1 «Согласованность философов в Великом Делании» (фр.).

 

Наоборот, в смысле серебра, приготовленного для Де­лания, о Меркурии-начале, изъятом из серебра, говорит­ся в следующей цитате:

 

Мечтаешь ли ты сделать устойчивой ртуть,

Если она улетучивающаяся и обыкновенная,

А не та, из которой я делаю металл?

Бедный человек, ты сам себя очень обманываешь!

Этим путем ты ничего не сделаешь,

Если не пойдешь по другим путям!

Jean de Meung.

          «La complainte de nature a I'alchimiste errant»1

 

Мы уже сказали, что о соли как о третьем начале едва упоминается у древних алхимиков; они говорят часто толь­ко о сере и меркурии, золоте и серебре, Солнце и Луне.

Чтобы затемнить действительность, им доставляло удо­вольствие употреблять одни термины взамен других. «Солнце — отец всех металлов, Луна — их мать, хотя Лу­на получает свой свет от Солнца». От этих двух планет за­висит состав магистерия (R. Lulle. «La Clavicule»2). В пер­вой фразе Солнце и Луна суть синонимы серы и меркурия, всемирных начал. В другой фразе они означают серу и мер-курий как материю Делания. Эти четыре термина могли быть взяты дважды по два как абсолютные синонимы.

Один рисунок Бархузена изображает знак серы как соответствующий Солнцу, золоту, а знак меркурия как со­ответствующий Луне, серебру. Символы серы и меркурия как начал могут применяться к сере и меркурию, взятым

1 Жан де Мен. «Жалоба природы блуждающему алхимику» (фр.).

2 Р. Луллий. «Ключик» (ит.).

 

в смысле материи камня, а равно и к золоту, и к серебру. (Об этих символах см. главы II и III этой второй части.)

Золото и серебро, приготовленные для Делания, назы­вались золотом и серебром философов. Они были сначала очищены, вот почему Разес говорит: «Начало нашего де­лания есть очищение» («Livre des lumieres»1). Совершен­ствовать — значит очищать. Гревер говорит: «Золото обыкновенное не чисто, оно загрязнено присутствием по­сторонних металлов, окислено, нездорово и потому даже бесплодно; то же самое можно сказать и об обыкновенном серебре. Напротив, Солнце и Луна философов совершенно чисты, они не осквернены никакими посторонними приме­сями, здоровы, сильны, в них изобилует плодородное се­мя» (Greyer. «Secretum nobilissimum»2). Очищая эти ме­таллы, прибавляли им совершенства и давали им, таким об­разом, способность совершенствоваться во время Великого Делания. Обыкновенное золото совершенно только по сво­ей природе и настолько, чтобы делиться им с металлами не­совершенными; из этого можно заключить, что золото про­стое, обыкновенное может усовершенствовать форму ме­таллов несовершенных. Дабы их превратить, необходимо, чтобы это обыкновенное золото было усовершенствовано (Colleson. «Idee parfaite de la philosophic hermetique»3). Из­быток своего совершенства золото и серебро передают ме­таллам во время трансмутации.

Золото очищали цементацией, то есть сплавляли с сурь­мой, а серебро — купеляцией со свинцом.

 


1  «Книга свечений» (фр.).

2  Грейер. «Благороднейший секрет» (лат.).

3  Колезон. «Совершенная идея герметической философии» (фр.).

 

Все это относится к золоту и серебру монетному или в изделиях, которые всегда смешаны с другими металлами. Ископаемое золото можно употреблять прямо, потому что оно достаточно чисто само по себе. «В недрах земли нахо­дят золото совершенное и иногда находят маленькие кусоч­ки самородка. Если ты можешь достать его — оно доста­точно чисто; если же нет, то тебе придется его очищать сурьмой» (Philalete. «Entree ouverte аu Palais ferme du roi»). Мы сказали, что было два способа очистки золота: «Про­гони золото через царский цемент или через сурьму» (Ph. Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»). Цемент, или цар­ский цемент, состоял, по словам Макера («Dictionnaire de chimie»), из четырнадцати частей толченого кирпича, части зеленого кальцинированного, то есть прокаленного, или красного купороса (это были, следовательно, купоросные ос­татки или извержения) и одной части обыкновенной соли. Из всего этого готовили тесто с помощью воды или мочи и заключали в плавильный тигель, перекладывая слоями зо­лота и цемента поочередно.

Чтобы указать эти операции, алхимики употребляли массу символов. Золото и серебро обыкновенно изобража­лись королем, одетым в красное, и королевой, одетой в бе­лое. «Мужское символизируется красным, женское — бе­лым» (Isaak le Hollandair. «Opera mineralia»1).

Золото и серебро изображали также в виде больших че­ток. Их одежды означали посторонние примеси, нечисто­ты, которые их загрязняют. Алхимики говорили еще, что король и королева очистились в бане. «Но раньше, чем венчать чистоту их любви и допустить их до брачной посте-

 


1  Исаак Голланд. «Труды по минералогии» (лат.).

 

ли, надо их тщательно омыть от всех грехов, как врожден­ных, так и усвоенных... Приготовьте, следовательно, для них теплую ванну, в которой вы их вымоете, каждого от­дельно, ибо женщина, менее сильная, не могла бы перенес­ти едкости мужской ванны. Она была бы неизбежно раз­рушена или уничтожена. Мужская ванна приготовляется из сурьмы. Что же касается женской ванны, то Сатурн вам покажет, какова она должна быть» (Huginus a Barma. «Le regne de Saturne change en siecle d'Or»1).

Мы здесь находим указанное аллегорически очищение золота сурьмой (на латыни — stubum) и серебра — свинцом (Сатурн). Очищение было символизировано ис­точником, в который король и королева, Солнце и Луна, шли купаться. Этот символ присутствует в рисунках Ав­раама Еврея и у Розера.

Сурьма символизирована волком, а свинец — Сатурном, вооруженным косой. Таким образом, в первом из рисунков сочинения Василия Валентина «Les douzes clefs de Sagesse»2, которое говорит об очищении, сурьма символизирована вол­ком, помещенным рядом с царем, символом Солнца, или зо­лота. Операция совершается в тигле: свинец, символизиро­ванный Сатурном, помещен рядом с королевой, Луной, или серебром, с той же стороны помещена купель. Что же каса­ется трех цветков, которые держит королева, то они означа­ют, что очищение должно быть повторено три раза.

Первая картина Авраама Еврея, изображающая Мер­курия, преследуемого Сатурном, относится к очищению серебра свинцом. И действительно, серебро после купе­лирования становится легче по той причине, что содержит

 


1  Гигинус из Бармы. «Царство Сатурна меняется в век золота» (фр.).

2  «Двенадцать ключей мудрости» (фр.).

 

посторонние металлы, окиси которых поглощаются стен­ками тигля. Алхимики, видя, что в этой операции серебро потеряло свой первоначальный вес, допускали, что улету­чивающиеся части испарились. Сатурн, или свинец, пре­следует Меркурия, или серебро, и отрубает ему ноги, то есть делает его неподвижным, устойчивым — одним сло­вом, неизменяемым. Это настоящее сгущение меркурия, на котором обманывалось столько суфлеров.

Очищенные золото и серебро составляют материю, удаленную от камня.

Сера, изъятая из золота, меркурий, извлеченный из се­ребра, были материей будущей. Все философы согласны в этом последнем пункте. «Золото есть наисовершеннейший из всех металлов; это есть отец нашего камня, а между тем это есть только материя: „материя камня есть семя, содер­жащееся в золоте"» (Philalete. «Fontaine de la philosophie chimique»1). Еще: «Вот почему я вам советую, о друзья мои, оперировать над Солнцем и Луною только после обращения их в их материю, которая есть сера и меркурий философов» (R. Lulle. «La Clavicule»). Гигинус говорит положительно: «Сера золота есть настоящая сера философов».

Следующий процесс был употребляем алхимиками для извлечения серы или меркурия из золота или серебра: они растворяли сначала эти два металла, следуя древней акси­оме: «Corpora non agunt nisi soluta»2. Затем они давали этой жидкости остыть, то есть ее кристаллизовали, после чего разлагали соли, полученные таким способом; вновь раство­ряли полученные золото и серебро, обращали их в порошок, и после разных разложений, которые варьируются у раз-

 

1 Филалет. «Источник химической философии» (фр.).

2 Тела действуют лишь в свободном состоянии (лат.).

 

личных философов, наконец получались сера и меркурий, годные для добывания камня.

Что же касается «соли», это обыкновенно была летучая меркуриальная соль. Перед трансформацией в соль Мер­курий очищался кристаллизацией.

Мы видели, что философы употребляли кислоты для растворения золота и серебра. «В нашем камне скрыт весь секрет порошка магистерия, который есть солнце, луна и крепкая водка» (R. Lulle. «Eclaircissement du testament»1). Крепкая водка обозначает жидкости кислот. «Во-первых, надо, чтобы тело было растворено и чтобы поры были от­крыты, для того чтобы природа могла действовать» (Le Cosmopolite2). Эту часть Великого Делания алхимики дер­жали особенно в тайне. По их мнению, эту операцию про­извести труднее всего.

«Самая трудная работа заключается в том, чтобы хо­рошо приготовить материю» (Augurel. «La Crysopee»3).

Большая часть адептов обошла молчанием эту часть Делания и начинала описание Великого Делания, предпо­лагая, что приготовление материи известно. Это, впрочем, нам подтверждает Колезон: «Они говорят весьма мало и весьма темно о первой операции герметического магис­терия, без которой, между прочим, ничего нельзя сделать в этой науке трансмутации» («Idee parfaite de la philosophie hermetique»4).

Между тем нам удалось найти несколько строк, осве­щающих этот вопрос. Из них ясно, что золото было рас-

 


1 Р. Луллий. «Прояснение заповеданного» (фр.).

2 Космополит (фр.).

3 Огурэль. «Хризопея» (фр.).

4 «Совершенная идея герметической философии» (фр.).

 

творяемо в царской водке, а серебро — в крепкой водке, или азотной кислоте, а иногда в купоросном масле (серной кислоте). Артефиус распространяется более всех других о водке или кислоте, употребляемой для растворения золо­та; он называет ее первичным меркурием, уксусом гор. «Эта водка, — говорит он, — растворяет все, что может быть растворено и обращено в жидкость. Эта водка весомая, или тяжелая, липкая, клейкая... Она растворяет все тела в их первичную материю, то есть в серу и в ртуть. Если ты поло­жишь в эту водку какой бы то ни было металл (в опилках) и оставишь на некоторое время в умеренном жару, металл весь растворится и превратится в липкую водку... Она при­бавится в весе и примет цвет совершенного тела» (Artephius. «Traite secret de la pierre des philosophes»1).

Последний параграф совершенно верен: хлористый раствор золота, полученный действием царской водки, имеет желто-блестящий цвет и тяжелее употребленного металла.

Автор анонимного труда «Traite du Blanc et du Rouge»2, который говорит открыто о Великом Делании, оперирует над солями, полученными из предварительного раствора зо­лота и серебра. Вот его рецепт водки для золота, то есть царской водки: «Возьми совершенно сухого венгерского си­него купороса и селитры, более фунта нашатырной соли. Сделай из этого крепкую водку в стеклянном, хорошо зама­занном сосуде, снабженном стеклянной крышкой или кол­паком». Рипли входит в подробности опыта.

 


1  Артефиус. «Секретный трактат о камне философов» (фр.).

2  «Трактат о белом и красном» (фр.).

 

«Тело, уже приготовленное, влей сверх составленной водки, чтобы она была покрыта толщиной в 1/2 дюйма. Водка начнет сейчас же кипеть на извести без малейшего внешнего огня, растворится и примет форму льда, высушив все» (Riplee. «Moelle d`Alchimie»1). Принять форму льда — значит кристаллизоваться. Эта последняя операция называ­лась также сгущением. «Ты узнаешь, что всякий Магисте-рий состоит только из одного растворения и одного сгуще­ния» (Albert le Grand. «Le livre des huit chapitres»2).

Соли, полученные таким образом, служили для Дела­ния. «Соли не имеют никакого трансмутационного качест­ва. Они служат только ключом к приготовлению камня» (Basile Valentin. «Char de triomphe de l`Antimoine»). Но они претерпевают различные видоизменения, после которых превращаются в кислоты или новые соли.

Кислоты символизировались львами, пожирающими Солнце или Луну. Каждый рисунок, изображающий Солн­це или Луну, Аполлона или Диану, побежденными и по­жранными животными сильными и храбрыми, каковы: лев, орел, тигр и т. д. — символизирует растворение дра­гоценных металлов. Филалет говорит: «Прежде, чем на­чать последний процесс Делания, надо найти жидкость, в которой золото растворяется, как лед в воде». Эта жид­кость есть кислота, называемая желудком страуса; подоб­но тому как страус переваривает все, так и эта жидкость растворяет все металлы.

В картинах, которые Фламель велел вылепить на кладбище Инносанс (Невинных), растворение представ­лено драконом, пожирающим человека, прижатого им

 


1 Рипли. «Сущность алхимии» (фр.).

2 Альберт Великий. «Книга в восьми главах» (фр.).

 

к земле. Готовую уже материю изображали жидкостью, заключенной в сосуде. Наконец, ее представляли химиче­ским гермафродитом, и она дает прирост всем вещам, смешиваясь безразлично со всеми ими, потому что содер­жит семена всех эфиров (Venceslas Lavinius. «Traite du ciel terrestre»1). Гермафродит изображен одним телом с двумя головами. Он называется «ребис» и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания. Ри­чард Английский говорит: «Первая материя нашего кам­ня называется ребис, то есть вещь, получившая от приро­ды двойное тайное свойство, которое дает ей имя герма­фродита» («Le triomphe hermetique»2).

Мы не сделаем ошибки, повторив, что меркурий фило­софов, когда он представлен как единая материя Делания, обозначает собрание тел, входящих в состав материи. Взя­тый в этом смысле, он представляет собой не специальное тело, а синоним материи Делания. Это ясно из следующих строк Рипли: «Теперь, сын мой, чтобы сказать что-нибудь о меркурий философов, узнай, что, когда вы смешаете ва­шу водку с красным мужчиной (нашей магнезией) и с белой женщиной, которую называют альбифической, и когда они все будут соединены, составляя одно тело, тогда-то толь­ко вы действительно будете иметь меркурий философов» (Riplee. «Traite du mercure»3).

Мы окончим эту главу несколькими словами о получе­нии порошка, называемом Малым Магистерием Великого Делания, или Великого Магистерия.

Малое Делание, или Малый Магистерий, представлял операцию с Меркурием (солью серебра), но философский

 


1  Венцеслас Лавиний. «Трактат о земном небе» (фр.).

2  «Герметический триумф» (фр.).

3  Рипли. «Трактат о ртути» (фр.).

 

камень, полученный таким способом, был белый и не об­ращал металлы в серебро. Великое Делание производи­лось смесью солей золота и серебра с серой и Меркурием, и тогда получался настоящий философский красный ка­мень, превращавший металлы в золото.

Два камня и два Магистерия изображались деревом; одно — лунное дерево, имеет на себе луны в виде плодов, это — Малое Делание; другое — солнечное дерево, име­ет на себе солнца, это — символ Великого Делания. Это различие между двумя Деланиями весьма древнее; его зна­ли все алхимики. «Философы утверждают, что золото сна­чала прошло через состояние серебра. Следовательно, если бы кто-нибудь захотел совершить Делание с одним только серебром, он не мог бы двинуться дальше белого и мог бы превратить несовершенные металлы только в серебро, но никогда не превратил бы их в золото» (Vogel. «De lapidis physici conditionibus»1). Гебер признавал два философских камня, или эликсира, так как он говорит: «Луна, укреплен­ная для белого эликсира, приготовляется раствором луны в едкой водке» (Geber. «Livre des fourneaux»2).

Ход обоих Деланий одинаков, кроме того что ход работ в Малом Магистерий останавливался при появлении бело­го цвета, между тем как Великий Магистерий продолжался до появления красного цвета. Трактат «Du Blanc et du Rouge» различает также два делания. Разъяснив простран­но Великое Делание, или Делание красное, он довольст­вуется указанием, что для Малого Делания достаточно по­вторить те же операции, работая только с серебром, раство­ренным в специальной водке. Философы писали только

 


1  Фогель. «О состояниях физического камня» (лат.).

2  Гебер. «Книга печей» (фр.).

 

о Великом Делании, поэтому и мы оставим в стороне Ма­лый Магистерий. Между прочим, известно, что тигель, со­суд, огонь, операции, цвета сходны в обоих случаях, но Ве­ликое Делание продолжительнее, ибо после белого цвета, конца Малого Делания, другие цвета появляются в Вели­ком Делании. В сущности, говоря об одном, мы будем гово­рить одновременно и о другом.

 

 

 

 

                                                                                 ГЛАВА V

Философское яйцо и его символы.

Печать Гермеса. Атанор. Огонь философов.

Степени или градусы

 

Уже готовой материи камня надо было медленной вар­кой придать способность превращать металлы. Для этого ее заключали в маленькую шарообразную колбу с длинным ; горлом, названную философским яйцом, затем помещали ее в чашу, наполненную золой и песком, и подогревали, соображаясь с некоторыми правилами, в горне или атаноре.

Алхимики обыкновенно довольно охотно распространя­ются об этих частях Делания. Философское яйцо изготов­лялось из довольно толстого стекла, иногда из обожженной глины или из металла — меди или железа. «Сосуд искусст­ва есть яйцо философов, сделанное из самого чистого стек­ла, имеющий шейку умеренной длины. Надо, чтобы верхняя часть шейки могла быть герметически запечатана и чтобы материя, которую туда помещают, наполняла бы только чет­вертую часть» (Huginus a Barma. «Le regne de Saturne»). Роджер Бэкон употреблял сосуд стеклянный или глиня-ный. «Сосуд должен быть круглым, с узким горлом. Он может быть сделан из стекла или из такой же твердой, как стекло, глины; отверстие его закрывают герметичес­ки крышкой и заливают смолой» (Roger Bacon. «Miroir d`Alchimie»). Филалет в особенности настаивает на заку­порке. «Имей сосуд стеклянный, овальный и достаточно ве­ликий для того, чтобы содержать унцию дистиллированной воды. Его надо плотно запечатать, иначе вся твоя работа пропадет» (Philalete. «Entree ouverte au Palais ferme du roi»).

Этот сосуд называли яйцом сначала по причине его фор­мы, затем потому, что из него, как из яйца, после высижи­вания в атаноре должен был выйти философский камень. «Дитя, увенчанное добродетелью и царским пурпуром», как говорили алхимики. Почти в том же смысле Руйяк дает этимологию этого слова: «Яйцо имеет все необходимое для рождения цыпленка: туда нельзя ничего прибавить и ни­чего нельзя отнять; точно так же надо заключить в наше яйцо все, что необходимо для рождения камня» (Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»).

Из текстов, упомянутых выше, видно, что философы на­стаивали на полной закупорке яйца; одни, как, например, Бэкон, употребляли крышку, которую прикрепляли смо­лой, но большая часть философов прибегала к печати Гер­меса1. «Нить Ариадны» («Le Filet Ariadne») — аноним­ный трактат — дает нам весьма интересные подробности об этой операции. Он предлагает три способа герметичес­кой закупорки шара: 1) накаливали горло его на сильном

 


1 Под печатью Гермеса здесь понимается герметическая закупорка со­суда Делания. См.: «Двенадцать ключей мудрости», фигура 7, а также упо­минание о «замазке мудрости» в трактате Фомы Аквинского «Об искус­стве алхимии», гл. V.

 

огне и отрезали ножницами, причем края спаивались так же, как когда отрезают резиновую трубку; 2) размягчали горло таким же способом, затем сжимали горло, понемногу стягивая над пламенем его конец так, чтобы на нем образо­вался шарик; 3) согревали отверстие шара и закупорива­ли его стеклянной пробкой, а затем заливали жидким стек­лом. Некоторые алхимики предпочитали простой стеклян­ный шар, составленный из двух реторт, причем горло одного должно было входить в горло другого: «Есть два сосуда одинаковой формы, величины и вместимости, у которых нос одного входит в пузо другого для того, чтобы действием жа­ра то, что находится в одной части, поднималось в голову сосуда и затем действием холода опускалось бы в пузо» (Raymond Lulle. «Eclaircissement du testament»). Также: «Одни пользуются сосудами стеклянными — овальными или круглыми. Другие предпочитают форму горшка. Они берут сосуд, короткое горло которого проходит в пузо дру­гого сосуда, который служит крышкой, и их замазывают» (Libavius. «De lapide philosophorum»1).

Их или запечатывали крепкой замазкой, или размягчали горло первого шара на горле второго. Эта форма представ­ляла следующие преимущества: испарения сгущались легче от соприкосновения с холодными стенками верхнего шара, причем при расширении аппарат менее рискует лопнуть.

Алхимики давали различные названия философскому яйцу. По словам Фламеля, они его называли: сферой, зем­ным львом, темницей, гробом; перегонным кубом он был назван по причине его формы; выражение «дом цыпленка» есть только перифраза; брачная комната, тюрьма, гроб суть

 


1 Либавий. «О камне философов» (лат.).

 

образы весьма понятные, если вспомнить, что сера и Мер­курий, материя камня, были названы красным мужчиной и белой женщиной; яйцо было тюрьмой потому, что, раз фи­лософские супруги (царь и царица, красный мужчина и бе­лая женщина, Gabricius et Beia) туда входили, они там со­держались до конца Делания. Гробом — потому, что супру­ги там умирали после своего соединения; а после их смерти рождался их сын (философский камень), ибо каждое рож­дение происходит от гниения: смерть рождает жизнь, со­гласно теории, бывшей в почете в Средние века (см. гл. VII).

Символ гроба довольно часто употреблялся философа­ми для обозначения философского яйца: «Блюди, чтобы союз мужа и жены случился только после того, как они снимут свои одежды и украшения как с лица, так и со всего остального тела, чтобы войти в гроб такими же чи­стыми, какими они пришли в мир» (Basile Valentin. «Les douzes clefs de Sagesse»). Под формой гроба он символи­зирован на рисунках Розера в «Ars auriferae quam chemi-am vocant»1. В сочинении «Viatorium spagyricum» яйцо с материей представлено стеклянным гробом, в котором покоятся король и королева.

Яйцо названо брачной комнатой, брачным ложем, пото­му что в нем совершается союз серы и меркурия, союз ца­ря и царицы. В «Зеленом сне» говорится об одном запер­том зеленом доме; туда вводят супругов и запирают дверь тем же материалом, из которого построен дом.

Яйцо было еще названо маткой, по аналогии, так как «матка женщины после зачатия остается закрытой, даже для доступа воздуха. Точно так же и камень должен оста-

 


1 «Золотоносное искусство так называемой химии» (лат.).

 

ваться постоянно закрытым в своем сосуде» (Bernard de Trevisan. «La Parole delaissee»), а также и потому, что в него заключают семена металлов серы и меркурия, из ко­торых должен родиться камень философов.

Наконец, яйцо было названо чревом матери, ступкой, ситом. Ситом — потому, что пар, сгущаясь, падает капля по капле, как жидкость, проходящая через сито.

Яйцо, наполненное и закупоренное, ставили в чашу, со­держащую золу или очень мелкий песок. Гелиас в своем «Miroir d'Alchimie» рекомендует ставить яйцо в купель, со­держащую в себе золу, собранную в кучу таким образом, чтобы только две верхние части шара выходили наружу.

Некоторые философы вместо песочной ванны упо­требляли ванну из грязи, которую они называли сырым огнем.

Чаша яйца ставилась в специальный горн, называвший­ся атанором, от греческого слова  — бессмерт­ный, потому что огонь, раз разведенный, должен был го­реть до конца Делания. Некоторые алхимики рисовали в своих сочинениях различные модели атаноров. Один из самых любопытных находится в сочинении Планискампи «Bouquet chymique»1. Он состоит из двух соединенных горнов; в одном из них разводят огонь, и газы, происходя­щие от горения, проходя через отводящее их отверстие, на­гревают другой горн.

Атанор де Бархузена — это обыкновенный горн. Но настоящий атанор, тот, который был известен первым западным алхимикам: Альберту Великому, Роджеру Бэ­кону, Арнольду из Виллановы и др., есть нечто вроде гор-

 


1 «Химический букет» (фр.).

 

на с отражателем, могущим разбираться на три части. В наружной части горел огонь; она была пробуравлена дырками, чтобы дать приток воздуху, и представляла собой дверь. Средняя часть, также цилиндрическая, пред­ставляла три выпуклых треугольника; на них покоилась чаша, содержащая яйцо, которое имело по диаметру четы­ре противоположных отверстия, закрытых хрустальными дисками, что позволяло наблюдать за происходящим в яйце. Наконец, верхняя часть, полая, сферическая, составля­ла купол, или рефлектор, отражающий жар. Таков был атанор, употреблявшийся обыкновенно. Главные части бы­ли неизменны, а частные уклонения не имели никакого зна­чения. Так, в «Le Liber mutus» помещен рисунок атанора, довольно элегантного, напоминающего по форме зубчатую башню.

Символ горна есть дуб, пустой в середине; его находят та­ким образом изображенным в сочинениях Авраама Еврея.

Этой комбинации — из горна, чаши и философского яйца — давали название тройного сосуда. «Этот сосуд из глины называется философами тройным сосудом, ибо в его середине есть чаша, полная теплой золы, в которую положе­но философское яйцо» («Le livre de Nicolas Flamel»).

Алхимики, ревниво оберегая все, что касалось Велико­го Делания, не были ясны, говоря об огне или степени жа­ра, необходимого для Делания. Знание степени жара счи­талось ими одним из самых важных ключей Великого Де­лания. «Многие из алхимиков заблуждаются, потому что они не знают расположение огня, который есть ключ Де­лания, ибо он растворяет и сгущает в одно и то же время то, что они не могут схватить, будучи ослеплены своим невежеством» (Raymond Lulle. «Vade mecum seu de tincturis compendium»1). И действительно, раз приготовленная материя только при помощи варки могла измениться в фи­лософский камень. «Я вам рекомендую только варить: ва­рите в начале, варите в середине, варите в конце и не де­лайте ничего другого» («La Tourbe des philosophes»2).

Алхимики различали несколько способов огня: огонь сырой — это ванна из грязи, доставляющей ровную темпе­ратуру; огонь сверхъестественный, или искусственный, означал кислоты. Это происходит от того, что алхимики за­метили, что кислоты производят повышение температуры во время различных реакций и что они имеют на тела дей­ствие, одинаковое с огнем: они их растворяют, уничтожают быстро их первоначальный вид. Наконец, огонь естествен­ный, обыкновенный.

Вообще, алхимики не употребляли ни угля, ни дерева для согревания философского яйца. Было бы в таком слу­чае необходимо постоянное наблюдение и было бы почти невозможно достигнуть ровной температуры. Марк Ан­тоний сердится на невежественных суфлеров, употребляв­ших уголь: «К чему служит сильное пламя, раз мудрецы никогда не пользуются горящими угольями, ни горящим деревом для производства герметического делания» («La lumiere sortante par soi-meme des tenebres»). Герметиче­ские философы употребляли масляную лампу с льняным фитилем, она дает почти такой же жар. Это именно и был тот огонь, свойства которого они хранили в тайне и о ко­тором только некоторые говорят открыто.

 


1  Раймонд Луллий. «Путеводитель или компендиум по окрашива-нию» (лат.).

2  «Торф философов» (фр.).

 

Они допускали несколько степеней жара в своем огне, соображаясь с моментами делания; они достигали урегу­лирования огня, прибавляя нитки в фитиль. «Сначала сделай огонь слабый, как будто бы у тебя было только 4 нитки, до тех пор, пока материя не почернеет; тогда при­бавь, положи 14 ниток; когда материя моется, она делает­ся серой; наконец, положи 24 нитки, и ты будешь иметь совершенную белизну» (Happelius. «Aphorismi basi-liani»1).

Первая степень огня при начале делания равнялась при­близительно 60—70 градусам стоградусного термометра. «Сделайте ваш огонь в пропорции, чтобы он имел жар меся­цев июня и июля» («Dialogue de Marie et d`Aros»2). He надо забывать, что это говорит египтянин. Впрочем, первый гра­дус и назьшался огнем Египта именно потому, что он почти равняется летней температуре Египта. Некоторые алхимики, забывая этот пункт, назначали для первого градуса темпера­туру слишком слабую, как Ф. Руйяк. «Наблюдайте в осо­бенности огонь и его градусы, чтобы первая степень тепла была февральская, то есть равная температуре солнца в фе­врале месяце» (Ph. Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»). По первой степени удостоверялись, что достигли желаемой температуры: дотрагиваясь до яйца, не должны были обжи­гаться. «Ты никогда не допускай сосуд слишком нагревать­ся, так, чтобы ты всегда мог его тронуть, не обжигаясь. Это будет продолжаться все время растворения» (Riplee. «Traite des douze portes»3). Другие градусы легко находят, удваивая и утраивая и т. д. температуру первого градуса. Было всего

 


1 Хаппелиус. «Царские афоризмы» (лат.).

2 «Диалог Марии с Аросом» (фр.).

3 Рипли. «Трактат двенадцати дверей» (фр.).

 

4 степени нагревания. Вторая степень колеблется между температурой кипения воды и плавкой обыкновенной серы, третья степень ниже плавки олова (232 °С), а четвертая — плавки свинца (327 °С).

Символы огня суть: ножницы, шпага, меч, коса, мо­лоток — одним словом, все инструменты, могущие про­извести рану. «Вскрой же ему внутренности стальным клинком», — пишет автор «Texte d'Alchimie», говоря о ми­нерале, из которого добывается купоросное масло. На ри­сунках Авраама Еврея Сатурн, вооруженный косой, ука­зывает, что надо очищать серебро свинцом с помощью согревания. На картинке Василия Валентина мы видим всадника, сражающегося шпагой с двумя львами — сам­цом и самкой; это означает, что посредством огня надо сделать летучее устойчивым. Наконец, мы опять находим шпагу как символ огня в барельефах Фламеля на кладби­ще Невинных.

В заключение приведем слова Бернара Тревизана о ка­чествах, которыми должен обладать философский огонь: «Сделайте огонь, дающий пар, переваривающий, постоян­ный, не слишком сильный, окруженный, воздушный, замк­нутый, переменяемый» (Bernard de Trevisan. «Le livre de la philosophic naturelle des metaux»1).

 


1 Бернар Тревизанский. «Книга о естественной философии метал­лов» (фр.).

 

 

 

 

                                                                                                 ГЛАВА VI

                                                   Процессы производства. Причины разногласия

           между алхимиками по поводу Делания.

                                                Гниение. Правила Филалета. — Брожение.

                                              Подсыпание и подливание. Символы Делания

 

Когда материя заключена в философское яйцо и огонь разведен, то химические тела тотчас же начинают действо­вать одно на другое. Происходят различные химические процессы: осаждение, очищение, отделение газов или паров, кристаллизация и т. д. В это время материя несколько раз меняет цвет. В этой главе мы займемся химическими фе­номенами, которые названы алхимиками «Деланием», или «Процессом», а в следующей главе мы будем говорить об окраске, или цветах.

Алхимики в своих описаниях особенно различались в обозначениях количества и наименованиях процессов. Это и понятно; возьмем для примера период, когда материя вы­деляет пары и становится черной, затем пары сгущаются и осаждаются в виде жидкости. Один алхимик, рассматри­вая общий процесс, дает ему название дистилляции, потому что, действительно, в нем мы видим два процесса: испаре­ние и сгущение. Другой, различая фазы процесса, найдет сублимацию, испарение, осаждение и сгущение; третий, взяв в соображение черный цвет, прибавит третью фазу — гниение. А между тем все это составляет только один пери­од Делания.

То же самое можно сказать и о всяком другом процессе.

Таким образом, является как бы разница между опи­саниями одного философа и другого. В то время как Пер-нети устанавливает двенадцать процессов: пережигание, или кальцинацию, затвердение, или накипь, сгущение, растворение, переваривание, дистилляцию, сублимацию, выделение, разложение, брожение, размножение, подсы­хание, — Бернар Тревизан допускает только один:

«Хотя философы и делят Магистерий, принимая во внимание разнообразие процессов, на несколько частей, но в действительности существует только один — образо­вание яйца» (Bernard de Trevisan. «De la nature de l'oeuf»1). Но это толкование неясно, и другие алхимики делают иные деления. Гелиас насчитывает семь процессов: сублимацию, кальцинацию, растворение, омовение, насыщение, сгуще­ние, затвердение. Альберт Великий признает четыре: очи­щение, омовение, растворение и затвердение.

Немало способствует затемнению вопроса то обстоя­тельство, что одни считают процессы, начиная с приготов­ления материи, между тем как другие — с момента заклю­чения ее в яйцо. Но в сущности Великое Делание можно разделить на четыре фазы: 1-я — приготовление материи; 2-я — варение ее в философском яйце и достижение изве­стных цветов в желаемом порядке; 3-я — процессы, име­ющие целью дать философскому камню большую силу: это фиксация и брожение. И наконец, 4-я — трансмутация, с помощью камня, неблагородных металлов в золото и се­ребро: это подсыпание.

Все процессы, которые совершались во время Великого Делания, могут быть приведены к одному — к варке, ибо все делается с помощью огня. Ален де Лилль говорит так: «Названия — переварка, соединение, смешение, сублима­ция, сгущение, сушение, накаливание и другие видоизме-

 


1 Бернар Тревизанский. «О природе яйца» (фр.).

 

нения, которые можно наблюдать в этом процессе, пред­ставляют только фазы, которые называют просто растира­нием и перевариванием. Василий Валентин признает толь­ко два процесса: растворение и сгущение1, то есть после­довательные переходы от инертного состояния материи к состоянию деятельному». («Дух: Тебе помогают огонь и азот. Альберт: О небесное слово, как я должен совершить это? Дух: Раздражай и сгущай, растворяй и соединяй». «Colloque de l'Esprit de Mercure avec frere Albert»2.)

Несмотря на это различие мнений, мы попробуем осветить этот хаос. Первый процесс (приготовление ма­терии) есть соединение. Это союз серы и Меркурия, мужского и женского начал. После нагревания появляет­ся черный цвет: происходит гниение. Дальше мы увидим, почему название гниения дано феноменам, которые про­исходят в то время, когда материя чернеет. Вот ее главные моменты: смерть, разрушение, погибель, пережигание, обнажение, отделение, размельчение, расширение, извле­чение, разжижение, дистилляция, порча, разделение, на­сыщение.

Вследствие гниения происходит обмывание. Этот про­цесс состоит в том, что черный цвет как бы смывают и

 


1 «Solve et coagula» — «разлагай и соединяй» (лат.) — алхимиче­ский девиз, хорошо иллюстрирующий полную циркуляцию: нужно раство­рять и снова соединять вещество столько раз, сколько будет необходимо для получения самого совершенного союза материи и духа — философ­ского камня.

Таким образом, в алхимической практике любое существо, чем бы или кем бы оно ни было — минералом, растением, животным или чело­веком, — может стать философским камнем. Более того, как мы выяс­нили в предыдущей части, по всей видимости, только на грубо матери­альном уровне алхимическая задача вообще не имеет решения. «Беседа Духа Меркурия с братом Альбертом» (фр.).

 

камень окрашивается в белый цвет. Философы символи­зировали это омовение под видом саламандры, очищаю­щейся в огне; асбеста или горного льна, который пламя белит, не уничтожая. «Омовение — это не что иное, как уничтожение черноты, пятен, загрязнения, и представля­ет продолжение второй степени „огня Египта"» (Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»). Омовение называется также белением, удалением, воскрешением.

Наконец наступает рубификация, характеризуемая по­явлением красного цвета, указывающего, что делание со­вершено. К этой классификации, основанной на последова­тельности цветов, или окраски, можно привести все про­цессы, поименованные алхимиками.

Сам Филалет связывает процессы с цветами, или ок­раской; он не дает им особых наименований, но довольст­вуется указанием металлов, служивших символами окра­ски, или цветов (см. гл. VII). Вот что он говорит об этом в «Entree ouverte au Palais ferme du roi»:

1-е — воздействие Меркурия. — Материя проходит через различные цвета; процесс немного замедляется на зе­леном цвете, и наконец субстанция чернеет. Это продолжа­ется пятьдесят дней. Окрашенные пары сгущаются и осаж­даются снова назад на твердую материю; 2-е — влияние Сатурна обнаруживается черным цветом. Черная раство­ренная материя кипит, иногда твердеет. Это продолжается сорок дней; 3-е — воздействие Юпитера продолжается от черного до начала белого цвета. Испарение и сгущение. В это время появляются всевозможные цвета, которые трудно себе вообразить. Дожди пойдут все обильнее с каж­дым днем, и наконец произойдут вещи весьма приятные на взгляд: на стенках сосуда появятся маленькие белые волокна или волоски. Это влияние продолжается 20 или 21 день; 4-е — воздействие Луны выразится в совершенной белиз­не и продолжится в течение трех недель. Материя твердеет и растопляется поочередно несколько раз в день. Наконец она получает форму маленьких белых зернышек; 5-е — влияние Венеры. — Субстанция принимает взамен белого зеленый цвет, затем светло-голубой и темно-красный. Она распускается и пучится. Это продолжается 40 дней; 6-е — воздействие Марса. — Материя сохнет, последовательно делается оранжевой и темно-желтой, затем принимает окраску цветов ириса. Это продолжается 45 дней; 7-е — влияние Солнца характеризуется переходом из оранжево­го цвета в красный; она испускает красные пары, затем опу­скается, делается мокрой, сохнет, течет и крепнет по не­сколько раз в день. Наконец она распадается на маленькие красные зерна.

Филалет не говорит здесь ни о брожении, ни о подсы­пании. Он говорит об этих двух процессах отдельно. Опи­сание представляет только процессы, происходящие в фи­лософском яйце.

Умножение — процесс, который следует за достижени­ем красного цвета. Он имеет целью увеличить могущество камня и позволяет быстрее производить превращение ме­таллов. Обыкновенно разбивали философское яйцо, со­бирали красную материю, смешивали ее с распущенным золотом и получали рассыпчатую красную массу, которую охлаждали разными способами, смотря по желанию фило­софа. По мнению алхимиков, камень таким образом увели­чивается не только в количестве, но и в качестве; этот про­цесс можно продолжать до бесконечности. Теперь будет понятно восторженное восклицание Раймонда Луллия:

«Маге tingerem, si mercurius esset!»1 Большая часть филосо­фов оперировала так, как мы только что сказали. «Если ты захочешь воспользоваться физической краской для транс­мутации, то сначала потеряешь по фунту на каждую тысячу растворенного золота. Только тогда лекарство будет готово и способно заставить исчезнуть язву металлов» (Paracelse. «Tinctura physicorum»2). Эк де Зульцбах ясно описывает весь процесс. «Возьми две марки чистого золота, растопи его в тигле и всыпь туда 1/4 фунта вышеупомянутого лекар­ства; оно будет моментально поглощено золотом и составит с ним одно целое; тогда брось туда еще 1/4 фунта лекарст­ва, чтобы обратить все золото; истолки, затем поставь на сильный огонь, и тогда все превратится в красный порошок, похожий на киноварь или сурик. Брось одну часть его на сто частей чистой Луны, или серебра, и ты получишь велико­лепное золото» (Eck de Sulzbach. «Clavis philosophorum»3).

Некоторые алхимики следовали другому методу: они брали красную материю и, смешав ее с сублимированным Меркурием (bichlorure de mercure, или двухлористый мер-курий), переваривали в реторте на легком огне, и результат, полученный ими, был тот же самый.

 


1  «Я окрасил бы море, если бы был меркурий» (лат.). Многократ­ное увеличение силы камня отмечается едва ли не всеми алхимиками. «Заметь, что столько раз, сколько ты растворяешь и фиксируешь, во столько же раз природные субстанции возрастут количественно, ка­чественно и в отношении полезности их свойств, причем в соотношении, кратном десяти: десять операций увеличат их в сотню раз, сто — в ты­сячу, тысяча — в десять тысяч, десять тысяч — в сто тысяч, сто ты­сяч — в миллион раз и, таким образом, до бесконечности, в чем я с Бо-жией помощью трижды имел возможность убедиться» (Фламель Н. Указ. соч. С. 115-116).

2  Более точное название этого трактата Парацельса — «De Tincture Physica» — «О целебной тинктуре» (лат.).

3  Ек де Зульцбах. «Философский ключ» (лат.).

 

После брожения материя была уже способна превра­щать металлы. Процесс, которым простые металлы превра­щались в золото и серебро, назывался подсыпанием. Для этого брали металлы: меркурий, свинец и олово. Первый сильно нагревали, но так, чтобы не достигал точки кипения; два же других просто расплавляли, соединяли все три и за­тем в тигель бросали кусок философского камня, покрыто­го воском. Когда сплав остывал, находили слиток золота, по весу равный употребленному металлу, по мнению же дру­гих — меньшего веса, что зависело от качества употреблен­ного сплава или философского камня. Восковая обертка бы­ла, как кажется, необходима, ибо, по Гельвецию, только по­тому не удалась его первая присыпка, что он пренебрег этой предосторожностью, как он рассказывает в своем «Veau d'or». Вторая ему удалась только потому, что он завернул камень в воск.

Теперь мы будем рассматривать символы главных про­цессов. Первый процесс, или «соединение», был символи­зирован браком царя и царицы, серы и меркурия. Пантакль шестого ключа Василия Валентина изображает царя, даю­щего обручальное кольцо царице, в то время как епископ их благословляет, символизируя союз. Не надо забывать, что союз этот был назван также и философским браком. В фи­гурах, сопровождающих «Grand Rosaire»1, напечатанный в «Ars Auriferae», союз этот изображен грубее — чувст­венным союзом короля и королевы.

«Гниение» символизировалось обыкновенно всем, что могло напомнить идею смерти или черноты, трупа, скеле­та, ворона и т. д. Таким образом, в «Viatorum spagyricum»

 


1  «Большой Розарий» (фр.).

 

гниение символизировано скелетом, стоящим в черном шаре и держащим в правой руке ворона. Пантакль чет­вертого ключа Василия Валентина имеет тот же смысл: он изображает скелет, стоящий на катафалке.

«Омовение» — процесс, который следует за «гниени­ем», ассимилирован с воскресением, следующим за смертью, как белый цвет (символ жизни) следует в делании за черным цветом (символом смерти).

Восьмой пантакль Василия Валентина относится к это­му процессу. Можно его комментировать, таким образом, в его двойном смысле, мистическом и алхимическом. Всякая жизнь является через процесс порчи и гниения. Зерно, по­ложенное в землю, там гниет (по средневековой аллегории), и затем из него возрождается колос. Наше тело, опущенное в землю, в ней разрушается, но в день Страшного суда оно воскреснет. Материя, положенная в яйцо, гниет, затем воз­рождается, теряет свою черноту, белеет и воскресает. Два человека целятся в мишень: один достигает цели — он уяс­нил себе смысл символов, другой ее никогда не достигнет; это сумасшедший и мудрец Таро.

«Омовение» называлось также «белением», потому что тогда происходит в яйце внутренняя дистилляция, вследст­вие которой материя, омываемая постоянной циркуляцией жидкости, белеет. Это изображено в «Viatorium spagyricum». Скелеты выходят из гробов — они воскресают; масса птиц летает над ними, одни — поднимаясь, другие — опускаясь, что означает дистилляцию.

Дистилляция иногда разделялась на два процесса:

1-й — выделение паров, или сублимация; символизи­ровалось птицей, взлетающей с поднятой кверху голо­вой; 2-й — сгущение паров в жидкость, осаждение, или опускание; символизировалось птицей, которая сни­жается с головой, опущенной книзу. В «Grand Rosaire» ре­бенок, прыгающий кверху, выйдя из гроба, где заключен химический гермафродит, изображает сублимацию.

«Фиксация» — конечный процесс делания, во время ко­торого появляется красный цвет; представлен в «Viatorium» новорожденным ребенком, а у Бархузена в «Liber singularis de Alchimia» — молодым царем с короной на голове, за­ключенным в философское яйцо. В фигурах Ламбспика Отец, Сын и Дух, царствующие в славе, имеют то же самое значение.

 

 

 

                                                                                ГЛАВА VII

Цвета Делания. Единогласие философов.

Главные и промежуточные цвета. Черный цвет,

гниение, «голова ворона». Белизна. Ирис.

Красный цвет

 

В течение процесса Великого Делания материя меняет несколько раз свой цвет. Эти цвета появляются один за дру­гим в неизменном порядке; правильная последовательность цветов указывает, что делание находится на правильном пу­ти. Уже греческие алхимики упоминали о цветах Великого Делания. Они их насчитывали четыре и ассимилировали с четырьмя сторонами света: 1) Север — чернота, черный; 2) Запад — белизна, белый; 3) Юг — лиловатость, фиоле­товый; 4) Восток — желтизна, красный (см. Berthelot. «Origines de Alchimie»).

Начиная с греков, все алхимики говорили о цветах, и в этом пункте они сходились во мнениях. Их кажущееся разногласие происходит от того, что некоторые считают важными и перечисляют цвета, о которых другие не упо­минают. Но эти мелкие различия относятся только к цве­там второстепенным.

В действительности можно разделить цвета Делания на два класса: 1) три главных цвета, о коих сообщают все алхи­мики, это черный, белый и красный; и 2) цвета второстепен­ные и промежуточные, служащие переходом от черного к бе­лому и от белого к красному. Так, например, раньше черного появляется пестрая смесь цветов: между черным и белым — серый, между белым и красным — зеленый, голубой, цвета радуги, или солнечного спектра, а затем — желтый, оранже­вый и, наконец, красный.

Главные цвета следуют так: черный, белый, красный. Вот почему философы говорят: «Наш камень имеет три цвета: он черен в начале, бел в середине и красен в конце» (Albert le Grand. «Le Compose des composes»1). Также: «Этот дух, как феникс, возрождающийся из своего пепла, снова одевается в тело черное, белое, красное» («Precepte du pere Abraham a son fils»2). Некоторые философы причисляли к главным цветам желтый или оранжевый, а иногда и цвета радуги, на­зываемые ими ирис или хвост павлина, так что число главных цветов доходило до четырех. Но это число никогда не было увеличено; одни промежуточные цвета между белым и крас­ным имели значение; алхимики мало говорят о тех цветах, которые предшествовали черному и переходу от черного к белому.

Символы цветов многочисленны, и весьма важно их знать. Они относятся только к трем или четырем главным цветам.

 


1  Альберт Великий. «Состав составов» (фр.).

2  «Завет отца Авраама сыну» (фр.).

 

Их часто представляют четырьмя птицами: вороном, изображающим черный цвет, лебедем — белый цвет, пав­лином — цвет ириса и фениксом — красный цвет.

Такое изображение они имеют в пантакле девятого ключа Василия Валентина.

Иногда феникс замещается царем, держащим скипетр, как в пятой главе немецкого перевода сочинения «Crede mi-hi» Нортона. Цвета символизировались четырьмя време­нами года: весной, летом, осенью и зимой (см. восьмой ключ Василия Валентина), а равно и металлами, причем Сатурн, или свинец, соответствовал черному, серебро, или Луна, — белому, медь — красному, Марс, или железо, — ири­су. Теобальд Гогланд в своем трактате «Des difficultes de l`Alchimie»1 говорит об аллегориях философов, что в начале варения, когда камень черен и почти сырой, его называют свинцом, когда же, потеряв черноту, он начинает белеть, его называют оловом, а затем — золотом, когда он прини­мает красный цвет.

Воздействия, о которых мы уже говорили с точки зре­ния процессов, суть следующие: 1-е — влияние Меркурия тотчас после разведения огня в продолжение двадцати дней характеризуется пестрой окраской материи; на тридцатый день начинает преобладать зеленый цвет, и только на соро­ковой — появляется настоящая чернота; 2-е — воздейст­вие Сатурна; обнаруживается черным цветом; 3-е — вли­яние Юпитера; сказывается в окраске промежуточными цветами между черным и белым; 4-е — воздействие Лу­ны; проявляется в белом цвете; 5-е — влияние Венеры; про­изводит зеленый цвет, затем голубой, синеватый и темно-

 


1  «Трудности алхимии» (фр.).

 

красный; 6-е — воздействие Марса; дает окраску желто-оранжевую, цвета ириса и хвост павлина; 7-е — влияние Солнца; производит красный цвет.

Яснее выразиться нельзя, и читатель легко поймет следующее место Хёффера, приведенное нами ранее:

 

Выходит черный Сатурн,

Которого Юпитер, появляясь из своего жилища,

Отрешает от господства,

О чем вздыхает Луна,

То же делает и Венера,

Представляющая олово.

Более я ничего не прибавлю,

Как только то, что Марс, войдя в него,

Создаст убийственный железный век,

После которого появится

Солнце, когда оно возродится.

 «Le Grand Olympe»1

 

Кроме того, цвета символизировались плодами. В сле­дующем месте речь идет о промежуточных цветах между белым и красным и о самом красном цвете.

«Затем, установив третью степень огня, ты увидишь воз­растание всевозможных прекрасных плодов, каковы: айва, лимоны и апельсины, которые вскоре превратятся в красные яблоки» («Cassette du petit paysan»).

Бернар Тревизан аллегорически говорит о цветах: «Об этом сказано, что вещь, хозяин которой красен и имеет бе­лые ноги и черные глаза, есть Магистерий» («La parole delaissee»). И в другом месте: «Вообразите, я у него спро­сил, какого цвета был король. И он мне ответил, что тот

 


1  «Великий Олимп» (фр.) — философская поэма.

 

был одет в сукно золотистого цвета первого тона и плащ черного бархата поверх белоснежной рубашки, под которой он имел красное, как кровь, тело» (Bernard de Trevisan. «Le livre de la philosophic naturelle des metaux»).

Наконец, цвета уподоблялись четырем элементам:

«Во время Делания появляются четыре цвета. Черный цвет, как уголь; белый, как цветок лилии; желтый, как ноги птицы, называемой копчиком; красный, как рубин. Они на­зывают чернотой воздух, белизной — землю, желтизной — воду и краснотой — огонь» (David Lagneau. «Harmonia chimica»1).

Надо прибавить, что алхимики не были единодушны в применении названий элементов к цветам: один называл чернотой воздух, а другой — землю. Следующая выдерж­ка значительно отличается в этом отношении от предыду­щей: «Во время периода первого влияния камень черен, его называют Сатурном, землей и именами всех черных вещей. Затем, когда он белеет, его именуют водой и названиями всего влажного, соленого или белой землей. Когда он желтеет и выпаривается, то получает наименование воз­духа, желтого масла и имена всех летучих вещей. Нако­нец, он краснеет, и его называют: небом, красной серой, золотом, карбункулом и именами всех красных драгоцен­ных вещей, как минеральных, так и животных и раститель­ных» («Clangor buccinae»2).

Мы теперь будем специально изучать три основных цвета: черный, белый и красный. Первым появляется чер­ный. Алхимики распространялись об этом цвете потому, что он указывает на то, что делание находится на правиль-

 


                          1  Давид Ланно. «Химическая гармония» (лат.).

 2 «Звук рога» (лат.).

 

ном пути: «Материя, приведенная в движение соответству­ющим жаром, начинает делаться черной. Этот цвет являет­ся ключом и началом Делания. В нем заключаются все дру­гие цвета: белый, желтый и красный» (Huginus a Barma. «Le regne de Saturne»).

Герметические философы давали разные имена черному цвету. «Эта чернота — знак гниения; философы называют ее западом, темнотой, затмением, головой ворона, смертью» («Le Filet d'Ariadne»).

Но его главный символ был ворон. «Знайте также, что Ворон, летающий без крыльев в ночной черноте и солнеч­ном свете, есть глава или начало искусства» (Hermes. «Les sept chapitres»1). Его также называли головой ворона. «Ука­зание на это плодородие даст тот алеф, или темное нача­ло, которое древние называли головой ворона» (Huginus a Banna. «Le regne de Satume»). По словам Руйяка («Abrege du Grand-uvre»), черный цвет символизировали вороном потому, говорит он, что воронята рождаются белыми, и ро­дители бросают их до тех пор, пока у них не появятся чер­ные перья. Точно так же алхимик должен покинуть Дела­ние, если чернота не появится. Это признак, что Делание не удалось и что его начать надо снова.

Думали, что мухи рождаются из гниющей грязи, а ван Гельмонт уверял, что видел, как из старого, сгнившего белья родились мыши. Эта теория применялась к трем царствам природы; начало Делания должно, следовательно, быть порчей, гниением, после чего оживленная материя совер­шенствуется до красного цвета. Кроме того, гниение есть символ смерти, из которой проявится жизнь. Смерть — это

 

1  «Семь глав» (фр.).

 

ночь, черный цвет; жизнь есть свет, белый цвет. Вот поче­му алхимики называли черный цвет гниением.

«Таким образом, первому процессу Делания дали на­звание гниения, ибо в это время наш камень черен» (Roger Bacon. «Miroir d`Alchimie»).

Черный цвет появляется около сорокового дня после то­го, как начали согревать философское яйцо: «Грейте уме­ренно философский раствор в сосуде, запечатанном герме­тически, в течение сорока дней до тех пор, пока на поверх­ности не образуется черная материя, которая есть „голова ворона" философов» (Alain de Lille. «Dicta Alani de lapide philosophico»1).

Во время черноты, согласно Филалету и Фламелю, появляется сильный запах, который обнаружится, если во время этой части Делания сосуд лопнет.

Прежде изготовления материя бывает весьма зловонна, но потом запах делается приятным, вследствие чего мудрец сказал: «Эта вода берет запах у мертвого и неподвижно­го тела» (Morien. «De transmutatione metallorum»2). Вода, о которой здесь говорится, есть жидкость, образующаяся от сгущения паров в философском яйце. И действительно, из материи черного цвета отделяются пары желтые, красные и зеленые, которые наполняют яйцо. Этот газ, смешанный с парами воды, сгущается и снова падает на материю. На­конец газ более не выделяется, появляется полная чернота, все успокаивается.

Алхимики гораздо менее распространялись о белом цвете: После черного цвета вскоре появляется серый цвет. «Цвет серый является после черного» («Note manuscrite

 

1  Ален де Лиль. «Слово Алена о камне философском» (лат.).

2  Мориен. «О превращении металлов» {лат.).

 

en marge de la Bibliotheque des philosophes chimiques»1). После этого постепенно появляется белый цвет.

«Признак совершенной белизны есть маленький, очень тонкий кружок, появляющийся вверху сосуда в то время, когда цвет материи переходит в оранжевый» («L'Echelle des philosophes»2). Затем этот круг увеличивается и испус­кает белые лучи, тонкие, как волосы (откуда иногда появ­ляется название: волосяная белизна); сходясь в центре, эти нити, размножаясь, окрашивают в конце концов всю массу в белый цвет.

Фламель говорит в своей книге, что белизна есть сим­вол жизни, а чернота — смерти, и вследствие того он пред­ставил в своих иероглифах кладбища Невинных тело, дух и душу, или материю камня, как мужчин и женщин, одетых в белое или воскресающих из гробов, чтобы обозначить живительную белизну, являющуюся после смерти, черно­ты, гниения.

Философы дали много названий белизне. Что касает­ся аллегорий и символов белизны, то Пернети их велико­лепно разрешает в своем «Dictionnaire mithohermetique»3: «Философы говорят, что, когда появляется белизна на ма­терии Великого Делания, значит, жизнь победила смерть, что их „Царь" воскрес, что земля и вода сделались возду­хом, что это — воздействие Луны, что их „дитя" родилось, что небо и земля бракосочетались, потому что белизна ука­зывает на союз, или брак, устойчивости и летучести, жен­ского и мужского».

 

1  «Заметки на полях рукописей Библиотеки химических филосо­фов» (фр.).

2  «Лестница философов» (фр.).

3  «Мифогерметический словарь» (фр.).

 

Что же касается красного цвета, то алхимики говорят о нем мало. Он означает счастливый конец Делания. Ма­терия высыхает совершенно и трансформируется в поро­шок ярко-красного цвета. Нагревают сильнее, чем это де­лали до сих пор, разбивают яйцо и получают философ­ский камень. «Когда камень, достигший красного цвета, начинает разрываться или давать трещины и надуваться, его ставят пережигать на отражающую печь, где он окон­чательно затвердевает» (Arnold de Villeneuve. «Novum lumen»1).

Символ оконченного Делания — это треугольник, об­ращенный вершиною вниз, с крестом, находящимся над его основанием. Он изображен в 12-м ключе Таро.

Теперь, когда Великое Делание нам известно на прак­тике и в символах, мы можем понять следующие слова, ко­торые раньше нам показались бы лишенными смысла, ес­ли не смешными. Эксимиданус говорит: «Мочите, суши­те, черните, белите, обращайте в порошок и доведите его до красного цвета, и вы будете обладать всем секретом ис­кусства, заключающимся в этих немногих словах. Первое черно, второе бело, а третье красно; 80, 120, 280 — два их делает, и они сделались 120. Резина, молоко, мрамор, луна = 80. Олово, железо, шафран, кровь = 120. Персик, груша, орех = 280».

«Если вы меня понимаете, вы весьма счастливы; если нет — больше ничего не ищите, ибо все заключается в мо­их словах» («La Tourbe des philosophes»). «Мочите и су­шите» — это растворение и кристаллизация при приго­товлении материи (см. гл. IV). «Чернить, белить, делать

 


1  Арнольд из Виллановы. «Новый свет» (лат.).

 

красным» есть указание на три главных цвета. «Превра­щайте в порошок, производя посредством огня весь про­цесс; всякий инструмент, могущий ранить, будет символом огня» (см. гл. V). Все остальное относится к цветам. «Первый будет черный и т. д.» — это значит, что первый процесс характеризуется черным цветом, второй про­цесс — белым, третий — красным. Резина, молоко, мра­мор, луна — символы белого цвета. Олово, шафран, же­лезо, кровь — символы черного и серого цветов. Числа 80,120, 280 изображают эти три цвета; а два, их образу­ющие, суть сера и Меркурий. Они достаточны для того, чтобы произвести все Делание, переходя постепенно через три цвета.

Хорошо еще, что алхимические трактаты не все так тем­ны, как «La Tourbe des philosophes». И их можно понять и отличить истинное от ложного при небольшом навыке. Тем, кто хотел бы проникнуть глубже в изучение герме-тизма, мы рекомендуем обратить внимание на трактаты Альберта Великого, Роджера Бэкона, Бернара Тревизана, д'Эспанье, Фламеля, Гигинуса из Бармы, Кунрата, Рай­монда Луллия, Парацельса, Филалета, Рипли, Сендивогия, Василия Валентина, Арнольда из Виллановы и Дионисия Захария; а из анонимных сочинений — на «Texte d`Alchimie» и «La Tourbe des philosophes».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                          ГЛАВА VIII

Философский камень. Проба камня.

Его свойства. Трансмутация, или превращение

металлов. Эликсир долгой жизни.

Его действия на душу

 

Когда Делание достигло красного цвета, из заключен­ной материи получается философский камень, красный эликсир, или Великий Магистерий. Мы знаем, что мате­рию, сделавшуюся белой — белый эликсир, — называли Малым Магистерием, но этот Малый Магистерий превра­щает металлы только в серебро, тогда как Великий Магис­терий превращает металлы в золото и, кроме того, облада­ет другими свойствами; но мы будем говорить только об этом качестве.

Философский камень представляется под видом по­рошка ярко-красного цвета и довольно тяжелого. Между тем эти физические свойства не давали достаточных га­рантий для алхимиков. Чтобы удостовериться в его каче­стве, они сыпали его на металлическую пластинку, разо­гретую докрасна. При этом камень должен расплавиться, не распространяя дыма: «Возьми чистую оловянную пла­стину, три ее и отполируй, положи на нее немного твоей материи и поставь на раскаленные угли. Если материя расплавится и расплывется по горячей пластине, твое ле­карство совершенно; тогда возблагодари Господа» (Isaak le Hollandair. «Opera mineralia»). Гревер говорит почти то же самое: «Возьми зерно твоей материи, положи его на железную или медную пластину и нагрей ее сильно, пока она не побелеет. Если тогда не поднимется никакого ды­ма и взятая с огня материя ничего не потеряет ни в весе, ни в величине, то, значит, она хорошего качества» («Secretum nobillissimum»). Калид прибавляет некоторые подробности: «Когда камень закончен, кладут частичку его на раскаленную докрасна железную, оловянную или серебряную пластину. Если он расплавится и потечет, как воск, без дыма, сильно прилепляясь к металлу, — он ве­ликолепен» («Livre des trois paroles»1).

Счастливый алхимик, обладающий философским кам­нем, принимал имя адепта; он мог с этого времени употреб­лять в свою пользу чудесные свойства камня. Дионисий За-харий в своем «Opuscule de la Philosophic naturelle des meteaux»2 и Филалет в «Entree ouverte au Palais ferme du roi» признают у него три свойства: 1-е — превращать металлы в золото и в серебро; 2-е — производить драгоценные кам­ни; 3-е — сохранять здоровье.

Греческие алхимики признавали в красном эликсире только одно свойство — превращать металлы; это только позднее ему стали приписывать некоторые другие свойства. Алхимики не согласуются в вопросе о результате транс­мутации с помощью камня. По мнению одних, получается только маленький слиток. Только часть металла обращает­ся в золото с тем же весом.

«Из одной унции этого порошка, белого или красного, ты сделаешь Солнце в бесконечном множестве и ты обратишь в Луну всякий сорт металлов, взятых из рудника», и далее: «Ты посыплешь этой материи на тысячу частей обыкновен­ного Меркурия, и он будет обращен в настоящее золото» (R. Lulle. «La Clavicule»). Роджер Бэкон утверждает то же самое в конце своего «Miroir d'Alchimie». Дело в том, что ка-

 


1  «Книга трех слов» (фр.).

2 «Небольшой трактат о философии естественных металлов» (фр.).

 

мень обладает большим или меньшим достоинством, судя по тому, сколько раз его заставляли бродить: «Так что после од­ного процесса часть эликсира превращает сто частей все рав­но какого металла; после двух процессов — тысячу частей, после трех — десять тысяч, после четырех — сто тысяч, по­сле пяти — миллион и так далее до бесконечности» (Albert le Grand. «Le Compose des composes»).

Некоторые алхимики превзошли, однако, Альберта Великого. Один из них вообразил, что таким образом до­бытое золото может, в свою очередь, превращать метал­лы в золото.

Камень, по мнению алхимиков, улучшает не только металлы, но, по аналогии, излечивает человека от всяких болезней и увечий: он может таким образом продлить жизнь. Его раствор в алкоголе представляет жизненный эликсир.

Артефиус думал при его употреблении прожить 1000 лет. Жан де Ласниоро уверяет даже, что он воскрешает мертвых: «Я вам говорю правду, если бы полумертвый че­ловек мог любоваться красотой и достоинствами нашего камня, то всякий род увечья удалился бы от него; если бы даже он был в агонии, и тогда он бы воскрес» (Jean de Lasnioro. «Tractatus aureus de lapide philosophico»1). Неко­торые философы давали подробности о лечебном действии философского камня. Согласно указаниям Арнольда из Виллановы: «Он сохраняет здоровье, увеличивает мужест­во; старика делает молодым человеком. Он изгоняет вся­кую едкость, он устраняет яд из сердца, он смачивает ар­терии, укрепляет легкие, очищает кровь и исцеляет раны.

 


1  Жан де Ласниоро. «Золотой трактат о камне философском» (лат.).

 

Если болезнь началась месяц назад, он исцеляет от нее в один день; если болезнь тянется год, он исцеляет от нее в 12 дней. Если человек болен уже несколько лет, то изле­чивает в течение одного месяца» («Le Rosaire»). Аноним­ный автор «De l'Aurora consurgens»1 приписывает ему свой­ства еще более необычайные: «Он исправляет испорчен­ные, кислые вина, уничтожает ненужную растительность, морщины и веснушки; он дает женщинам молодое лицо, облегчает роды, а в виде пластыря делает выкидыш; он го­нит мочу, возбуждает и дает половую силу; уничтожает опьянение; возвращает память...»

Кунрат допускает его влияние не только на тело, но и на дух и душу. «Если дать камень больному, то он выгонит из него все болезни, как душевные, так и телесные. Он изгоня­ет проказу, водянку, эпилепсию, апоплексию, глухоту, сле­поту, сумасшествие, гордость и невежество» (Н. Khunrath. «Confessio de chao-physico-chimicorum»). Также: «С помо­щью Всемогущего Бога этот камень вас освободит и сохра­нит от всех болезней, как бы велики они ни были; он предо­хранит вас от тоски и огорчений и от всего, что могло бы по­вредить вашему телу и духу» (Hermes. «Les sept chapitres»).

Он не только исцеляет испорченную нравственность, но увеличивает способность понимания и дает могущест­во управлять природой и видеть Бога в Его славе.

«Он мне сказал, что, если в течение 9 дней последова­тельно я буду употреблять по 9 зерен камня, я буду одарен разумом ангела и мне будет казаться, что я в раю» («Cassette du petit paysan»). Спербер идет далее: «Наконец, он очищает и иллюминует так тело и душу, что тот, кто его

 


1  «О восхождении Авроры» (лат.).

 

имеет, видит как в зеркале все движения небесных созвез­дий и влияния светил, даже не глядя на небесный свод, с за­крытыми окнами своей комнаты» (Sperber. «Isagoge de ma-teria lapidis»1). Одним словом, адепт может наблюдать не­видимое небо, закрытое для других людей.

Ранее приводилось мнение, что философский камень производит драгоценные камни, соединяет несколько ма­леньких жемчужин в одну; наконец, «Clangor Buccinae» нам повествует, что он чудесным образом расплавляет стекло.

Этим мы закончим наш труд и позволим себе утверж­дать, что лица, внимательно его прочитавшие и удержав­шие в памяти главные его черты, будут в состоянии понять какой угодно трактат по алхимии, насколько бы он ни был аллегоричен.

 


1 Спербер. «Введение в материю камня» (лат.).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                          ПРИЛОЖЕНИЕ

 

                                        Василий Валентин

                   ДВЕНАДЦАТЬ КЛЮЧЕЙ МУДРОСТИ1

 

 

                                                        

 

 

           1. Очищение Короля и Королевы

 

                                                                                   Ключ первый

 

Да будет царская диадема из чистого золота, а невес­та цела до брачного совокупления.

Вот почему, если хочешь трудиться над нашим делом, приведи серого волка.

Уразумей сей путь очищения тела как единственно прямой и истинный. Ибо лев очищается кровью волка, тинктура же волчьей крови ликует и бесконечно увеселя­ет тинктуру льва, так как обе крови соединены и образу­ют чистый род.

Это есть троекратное отделение с очищением Короля (золота) и Королевы (серебра) посредством сурьмы (серый волк) и свинца (старца). Золото — мужской природы и очищает себя волком (сурьмой в тигле), а серебро — жен­ской природы и очищается Сатурном (свинцом).

 


1 Иллюстрации и краткие пояснения к ним даются по следующим из­даниям: Возникновение и развитие химии с древнейших времен до XVI века. М.: Наука, 1980; Саду Жак. Алхимики и золото. Киев, 1995; Ва­силий Валентин. Двенадцать ключей мудрости. М., 1999; Морозов Н. В поисках философского камня. СПб., 1909.

 

 

 

 

        

 

 

 

   2. Философическая ртуть

 

            Ключ второй

 

Сын Короля и Королевы — Меркурий — защищает­ся кадуцеями от нападающих на него.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       

 

 

        3. Чудесные превращения

 

                     Ключ третий

 

Вещество, над которым трудишься, следует возвысить до подобающей ему степени, достигнув коей, оно может в сияние свое вобрать сияние звезд и всех небесных светил.

Петух пожрет лису, сперва в воде удушив, а потом, вос­креснув в огне, снова будет лисою пожран, и все это ради восстановления подобного через подобное.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

               4. И в смерти теплится жизнь

 

                                                                            Ключ четвертый

 

Вот и пепел и песок подготовлены и доведены до со­вершенства огненным очищением; и тогда стекольщик из­готавливает из них огнеупорное стекло, цветом подобное драгоценному камню.

И как простая поваренная соль защищает пищу от гниения и распада, так и соль наших Мастеров оберегает металлы, которые благодаря ей не могут быть уничтоже­ны или разрушены.

Однако и она бесполезна, если внутренние свойства ее не станут внешними, а внешние не будут собраны во внут­ренний центр. Ибо только дух животворит; тело же, если содрать с него кожу, погибнет. Смерть произошла, но свеча не погасла. Уразумев это, ты обретешь соль Философов и воистину несгораемое масло, о котором до меня написано было множество книг.

Ты остаешься лицом к лицу с солнцем мудрецов или фи­лософской серой, заключенной в недрах земли-питательни-цы, проявляющейся как тонкий красный пепел, именуемый Мастерами Adamas, по имени праотца Адама.

Мужское и женское начало — сера и ртуть — сочета­ются браком под покровительством Солнца и Луны. Дождь вдали — символ конденсации паров. С боков — символы сухой и влажной перегонки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     

 

 

 

      5. Союз Венеры с Вулканом

 

          Ключ пятый

 

Сначала тщательно очисть вещество, затем ты превра­тишь его в прах и пепел. И возникнут летучие духи — бе­лый, как снег, и красный, как кровь. В них — жизнь. При медленном очищении и испарении в темноте соль эту, когда она уже образовала крошечные ломкие крис­таллики зеленого цвета, имеющие аналогию с обычной се­литрой, можно собрать и сберечь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    

 

 

    6. Союз Короля и Королевы

 

                                                                              Ключ шестой

 

Воспламененный двое человек питается плотью белого лебедя; он и лебедь взаимно уничтожают друг друга и вместе возвращаются к жизни.

С другой стороны, ты должен вот что понять, и понять глубоко: прилетит двойной ветер, имя ему Вультурн, — следом за ним еще ветер, на этот раз единый — Нот; ду­ют они бурно и стремительно, один с востока, другой — с юга. Но буря прекращается, воздух становится водой и — поверь в это со всею решительностью! — духовное сгущается в телесное.

Пройдут четыре времени года, семь планет на четвер­том небе достигнут могущества, и тогда будет господствовать число, которое обретет полноту в нижнем ярусе дворца и будет ожидать самой строгой проверки. И тог­да наконец двое посланцев восторжествуют, уничтожив третьего.

На этой стадии нашего Магистерия путь познания проходит самую опасную черту1.

 


1 Опасность этого этапа заключается в возможности не только взры­ва, но и сбоя процесса; то есть смерть здесь угрожает не только алхимику, но и его детищу. Если не появится белизна, нужно все начинать заново.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       

 

 

 

           7. Печать Гермеса

 

                                                                           Ключ седьмой

 

Хаос (chaos) вокруг; зима (hiems), весна (ver), лето (aestas) и осень (autumnus) трудятся над ВОДОЙ (AQUA) и солью философов (sal philosophorum).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

 

 

               8. Апофеоз смерти и воскресения

 

                                                                                  Ключ восьмой

 

Налив вино или винный спирт в сосуд с сурьмой, мы по­лучим смесь, вызывающую понос и рвоту, поскольку ядови­тые свойства сурьмы вином не уничтожаются. А если сурь­му разбавить очищенным уксусом, выйдет красивый экс­тракт великолепного цвета. Когда уксус обработкою в бане Марии1 отделяют от желтого порошка, выпадающего в осадок, а порошок промывают чистой дистиллированной во­дой, у порошка уже нет силы уксуса, он сладок, и его мож­но собирать, как наш урожай. Полученное вещество не только не вызывает поноса, но является прекрасным, восхи­тительным лечебным средством, производящим чудеса вра­чевания.

Подержи этот порошок во влажном месте, и он пре­вратится в жидкость, используемую в хирургии для обез­боливания.

 


1 Bein-Marie — названная в честь Марин Пророчицы, или Марии-ев­рейки, легендарной женщины-алхимика, обыкновенная водяная баня или варка на пару, используемая повсеместно в домашнем хозяйстве. В алхи­мических текстах часто называлась иносказательно, например, «на медлен­ном влажном жару» в «Книжице об алхимии» Альберта Великого.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                

 

 

  9. Триединство двойственности

 

                                                                               Ключ девятый

 

Сатурн созидает все многоцветье, столь необходимое в искусстве вообще... он порождает черное, серое, желтое и красное вместе со всевозможными их смесями. И на пу­ти своем вещество Мудрецов меняет свой цвет, пока ве­ликий Камень не достигнет совершенного предела.

«Мусикия вздымает над Венерой красное знамя, на ко­тором изображена красавица Милость в зеленых одеждах. Сатурн состоит при ней в должности дворецкого, и когда он исполняет свои обязанности, Звездозаконие несет перед ним черную хоругвь с ликом Веры, которую мы узнаем по одеяниям желтым и красным.

Юпитер со скипетром — Маршал, чей пепельный флаг несет Красноречие. На флаге этом мы видим Надежду, изукрашенную разными великолепными красками.

Марс же — знаток войны, и власть его огненна, и, ког­да он выступает, перед ним идет Землемерие, вздымающее багряную, как бы залитую кровью, вуаль, с очертаниями Силы, наряженной в красное сукно. Меркурий имеет зва­ние хранителя печати, во исполнение же его Наука Чисел держит разноцветное знамя с чудесными очертаниями Воз­держания.

Солнце есть Престолоблюститель, предшествует же ему Правописание с желтым флагом, на котором легко увидеть одетую в золото Справедливость. Если солнце овладеет всею властью, то царица Венера, взглянув на него, во всем его преизобильном великолепии, поразит его слепотою.

Наконец появляется и Луна, а перед нею Двоечтение бросает сияющую серебром вуаль, означающую не что иное, как небесного оттенка Благоразумие. Да будет до­стигнут цвет славы Короля-триумфатора».

Это сопровождение, данное Василием Валентином к де­вятому ключу, пожалуй, самое загадочное из всех; именно на этой стадии Великого Делания происходят самые уди­вительные превращения первовещества, переливающегося всеми цветами радуги. Мужчина и женщина здесь также изображают серу и ртуть. Три сердца со змеями — три их начала. Ворон — символ черного, лебедь — белого, пав­лин — радужного, а феникс — красного цвета.

           

 

 

                     10. И мужчиной и женщиной я рожден

 

                                                                                Ключ десятый

 

Natus sum ex Hermogene.

Hyperion elegit me.

Abso Iamsuph cogor interire.

(Я рожден Гермогеном.

Гиперион избрал меня.

Без Иамсуфа я вынужден погибнуть.)

В бане вещество растворяется, а чрез гниение стано­вится единым, из пепла рождает цветы, а песок всякую избыточную влажность осушает. Зрелости же и неизмен­ности достичь можно, только пройдя сквозь живой огонь.

Ни баня Марии, ни конский навоз, ни пепел и песок са­ми по себе не избавляют Великое Делание от ошибок, но только управление огнем. Камень зреет в безвоздушной печи, с тройными стенами, наглухо закупоренный, разогре­ваемый снаружи постоянным огнем до тех пор, пока всякая облачность и все пары не исчезнут вовсе. Только тогда Ка­мень облекается в одеяния чести.

Цвет же Камня, прозрачно-красный, переходит в пур­пур, из рубинового становится гранатовым, а вес его очень велик и исполнен мощи.

Но ведь не нужны ни зловонная куча на скотном дворе, ни кипение в бане Марии, ни чашки и пробирки с пеплом и песком — ничего из всего этого нет; нужны на самом де­ле степени жара, через них выражаемые; главным же обра­зом речь идет о степенях и изменениях степеней преоблада­ния одного естества над другим.

«Секрет в том, что Меркурий есть наш огонь, огонь пеп­ла, бани и чистого угля, и вы внимайте — жив он или мертв, бел или красен; за этим следите и следуйте, соизмеряя внешний огонь с теплом бани, мелкого песка и чистого огня. Если вы воистину великий художник и философ, вы сами поймете, каким должен быть огонь» (Комментарий Анри де Линто, господина Львиной Горы, на сокровище сокровищ Кристофля Гамона, Claud Morillon, 1610, p. 128).

    

 

 

 

         11. «Яснее не скажешь»1

 

                                                                        Ключ одиннадцатый

 

Прежде всего обратим внимание на облаченного в до­спехи рыцаря, физическими и нравственными добродете­лями которого должен обладать алхимик. Следует понять, что задача его чрезвычайно ответственна именно теперь, на последней и очень кропотливой фазе преумножения (мультипликации), когда два противоположных естества уже достигли совершенства и начался их количественный прирост. Это возвышение серы, символом которой явля­ется сердце, вздымается ввысь двумя девушками, которые обе вместе есть ртуть или меркурий, постоянный во­жатый нашего Делания.

«Да будет взята твоя кровь с правой стороны твоего тела и кровь жены твоей с левой стороны ее тела. Смесь ваших кровей составит шар семи мудрецов. Жди из сме­си сей дитя».

Лекарство первого порядка или первый полученный ка­мень, именуемый Философским Золотом, есть сера, восхи­щенная меркурием, лекарство второго порядка, именуемое Эликсиром, всего лишь более активное Философское Зо­лото, и, наконец, лекарство третьего порядка — Эликсир, доведенный до совершенства и все и повсюду проницаю­щий. Это и есть собственно Философский Камень.

Мы видим, что названия Философского Золота, Элик­сира и Философского Камня служат для обозначения трех ступеней или стадий развития одной и той же вещи...

 


1 Так завершает свой комментарий об этом ключе сам Василий Валентин

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     

 

 

                                                                   12. Венец Великого Делания

 

                                                                            Ключ двенадцатый

 

     Когда Всеобщее Лекарство в его твердом виде питают чистым золотом и серебром посредством прямой плавки, по­лучается Проекционный порошок, третья форма Камня. Это полупрозрачная, красная или белая, в зависимости от из­бранного металла, масса, поддающаяся распылению и спо­собная лишь к металлической трансмутации и ни к чему бо­лее. Совместимая только с минеральным царством, она бес­полезна и бездейственна в двух других».

 

                                                           Краткое приложение

 

Целью моей было указать и раскрыть, что все вещи состоят из трех сущностей — меркурия, серы и соли. Это и есть правда, на которую указую.

Важно понять главное: ключ ко всем подобным пре­вращениям — гниение, главный источник разделения и превращения веществ.

 

 

                                ДОПОЛНЕНИЕ

 

Обретя указанным способом необходимое тебе вещест­во, позаботься прежде всего о правильном употреблении огня, ибо от этого зависит как ход, так и окончание Наше­го Делания. Ибо наш огонь есть обычный огонь, и наша печь — обычная печь. И хотя многие до меня писали, что наш огонь какой-то иной, делали это они, я тебя уверяю, только потому, что хранили тайны и повиновались дисцип­лине. Поскольку вещество гнусно, работа должна быть ко­ротка, и достичь этого можно, только соблюдая правила об­ращения с огнем.

Огонь спиртовой горелки бесполезен. Используя его, окажешься ни с чем. Подобная конскому калу материя не может быть освобождена от самой себя иначе, как через строгое соблюдение степеней огненной обработки.

Есть много разных видов печей, но все они для нашей работы не годятся, кроме одного — тройной печи, приспо­собленной для градации огня. И сколько бы ни вводил тебя в заблуждение какой-нибудь болтливый софист, помни, что наша печь — обычная печь, наш огонь — обычный огонь, наша материя ничего не стоит, а стеклянный шар — просто подобие земного круга. Тебе не нужно знать ничего допол­нительно об огне, правилах обращения с ним и о печи; ведь муку кладут в пекарню и она там печется сама, а пекарь только ожидает появления хлеба.

Об этих вещах не надо писать особых книг: просто со­блюдай правила управления огнем, смысл которых очень прост — различение жара и холода. Поняв это, осущест­вишь наше Делание до конца, после чего тебе останется только вознести благодарение Создателю естества.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                           Часть III

 

                                                              ПРАКТИКА

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                          Св. Фома Аквинский

                                                    О КАМНЕ ФИЛОСОФОВ

                            И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О ТЕЛАХ СВЕРХНЕБЕСНЫХ1

 

 

                                                                            Глава первая

 

Аристотель в первой книге «Метеоров»2 пишет, что прекрасно и похвально стремиться к глубоким исследова­ниям первой причины, которая управляет удивительным согласием причин вторичных, и что мудрые видят действия всех вещей, достигая выяснения этих скрытых причин.

 


     © Рохмистров В., перевод, 2006

1 Перевод трактатов Фомы Аквинского выполнен нами с француз­ского языка по изданию: Saint Thomas d'Aquin. Traite de la Pierre philosophale. Paris, 1898.

2 Имеется в виду трактат Аристотеля «Метеорологика». Здесь любо­пытно отметить тот факт, что на самом деле примерно подобным утверж­дением начинается другой трактат Аристотеля — «О душе». Ср.: «При­знавая познание делом прекрасным и достойным, но ставя одно знание вы­ше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, было бы правильно по той и другой причине отнести исследованию о душе одно из первых мест. Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы. Ведь душа есть как бы начало живых существ». (Ари­стотель. Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1991. Т. 1. С. 371). Не означает ли это, что Фома видит в качестве первой причины душу?

Вообще здесь следует заметить, что Фома, занимавшийся комменти­рованием сочинений Аристотеля, прекрасно знал весь корпус его текстов. Соответственно, в этом трактате подразумеваются высказывания Фило­софа не только из «Метеорологики». Например, вот как начинается «Фи-зика» Аристотеля: «Так как знание, и научное познание, возникает при всех исследованиях, которые простираются на начала, причины и элемен­ты, путем их уяснения... то... и в науке о природе надо попытаться опре­делить прежде всего то, что относится к началам» (Аристотель, т. 3).

 

Итак, мы видим, что тела небесные оказывают дейст­вие на элементы и на простое свойство материи простого элемента, потому что из материи воды, например, они мо­гут извлечь качества (модальности) воздушной формы и огненной формы1.

Всякий естественный принцип активности производит в процессе своего действия умножение себя самого; так, огонь, переданный дереву, извлекает из дерева еще боль­шее количество огня.

Мы же здесь говорим о деятелях (агентах) более важ­ных, чем существующие в природе.

Тела сверхнебесные всегда представляются нашим глазам облеченными в материальную форму элемента, но не участ­вующими в материи этого элемента; эти сферы суть сущно­сти намного более простые и тонкие; мы же воспринимаем только [их] внешние проявления, оформленные ими же са­мими. И Роджериус2 очень хорошо представил это. «Всякое активное тело, — говорит он, — оказывает действие на свое частное подобие, это последнее изменяется в то же время по

 


1 Не означает ли это утверждение, что Фоме в процессе эксперимен­тов удалось выделить так называемый «элемент горения», названный впо­следствии сначала флогистоном, а затем идентифицированный как кислород. Ведь здесь речь идет не о трех агрегатных состояниях вещества (твердое, жидкое, газообразное), а о трех качествах: вода, воздух, огонь. Ученые-хи­мики обнаружили, что второе качество, на которое разлагается вода, есть газ, и определили состав этого газа лишь в XVIII в. Сначала английский хи­мик Генри Кавендиш (1731—1810), изучая взаимодействие кислот с метал­лами, в 1766 г. обнаружил и описал газ, названный впоследствии водоро­дом. Затем другой англичанин, увлеченный химией протестантский священ­ник Джозеф Пристли (1733—1804), изучая пары ртути, в 1774 г. открыл газ, через несколько лет названный кислородом. А вскоре после этого Ла­вуазье, которому Пристли лично рассказал о своем открытии, почти сразу же после выхода в свет книги Кавендиша «Опыты с воздухом» (1784), за­явил, что вода является продуктом горения водорода в кислороде.

2 Роджер Бэкон. Здесь имеются в виду его рассуждения в главе «О влияниях» из трактата «Opus Maius» (см. далее).

 

принципу пассивного восприятия, не отличаясь от тела, ко­торое его породило». Например, пакля, будучи помещенной около огня, причем без касания, умножит его вид, как всяко­го другого активного тела, и этот вид будет умножен и со­бран паклей настолько же естественным действием и про­должением огня, насколько и склонностью самой пакли к пассивности, потом же будет оживляться до совершения полного действия огня. Поэтому ясно, что подобие огня не отличается от огня самого по себе (in specie). Одни тела об­ладают действием специфической интенсивности, так что они могут это подтверждать в своем частном подобии, умно­жаясь и возобновляясь беспрестанно во всех вещах; таков огонь. Другие, напротив, не могут умножать свой вид в по­добии и изменять в самих себе каждую вещь; таков человек.

В самом деле, человек не может воздействовать умноже­нием своего подобия, как он воздействует своим отдельным действием, поскольку сложность его организма всегда обя­зывает его к исполнению множественных действий. Это по­тому, как доказывает Роджериус в книге «О влияниях», что если бы человек мог, напротив, производить мощное воз­действие посредством своего подобия, как огонь, то было бы очевидным, что [если] его вид истинно человек, то мож­но будет сделать вывод, что умноженное подобие человека не станет совершенно человеком и человек окажется тогда [существующим] вне своего вида1.

Следовательно, когда тела сверхнебесные оказывают свое действие на какой-либо элемент, они воздействуют своим подобием и, более того, производят некоторые подоб-

 


1 Сильная мысль, фактически отрицающая правильность пробиваю­щей себе в наши дни дорогу идеи клонирования. Истинного человека можно только вырастить в строгом согласии со всеми законами природы.

 

ные себе вещи и почти того же вида. Итак, поскольку они производят элемент элемента и элементную вещь вещи эле­ментарной, с необходимостью следует участие и их самих в природе элемента. И, ради лучшего понимания этого, надо обратить внимание на то, что производит солнце своим ог­нем в телах, насыщенных уриновой водой, и телах кристаль­но сферических.

Кроме того, ты должен знать, что всякое активное тело, согласно тому, как это показано в книге «О влияниях», умно­жает свое подобие, следуя по линии прямой и строго пер­пендикулярной, и это очевидно на примере с огнем и паклей, которые соединяются друг с другом по линии, взятой стро­го перпендикулярно. То же самое видно, когда урина или кристалл помещены на солнце и подвергаются влиянию сол­нечных лучей, которые ему подобны. Если оперируют по­средством зеркала, когда луч солнца будет отражен перпен­дикулярно, он пройдет через воду или прозрачное тело без преломления по причине крайнего коэффициента мощности его действия. Если же, напротив, он отражен по линии не прямо перпендикулярной, он будет преломляться на поверх­ности тел, и новый луч сформируется в наклонном направле­нии. Но точка пересечения этих двух лучей на линии, взя­той идеально перпендикулярно, есть точка максимальной энергии солнечного жара, так как, если там поместить пак­лю или любое другое горючее тело, оно воспламенится не­медленно.

В результате же всего этого, когда подобие солнца (то есть солнечные лучи) поддержано долгим действием само­го солнца, оно породит огонь. Солнце обладает, таким обра­зом, началом и свойствами огня, как это доказано с помо­щью зажигательных зеркал.

Делают подобные зеркала из отполированной в совер­шенстве стали, такой формы или расположения, что, соби­рая пучки солнечных лучей, они отражают их, образуя ли­нию наибольшей накаленности. Помещают такое зеркало около городов, поселков или любого другого места, каковые не медлят возгораться, как об этом говорит Афан в книге «Зажигательные зеркала».

Ясно, что солнце и другие сверхнебесные тела никак не участвуют в материи Элементала, и таким образом они свободны от тлена, легкости и тяжести.

Здесь надо провести одно различение среди элементов: некоторые суть простые и бесконечно чистые, не обладаю­щие особым свойством, необходимым для превращения и развития в другой план видового проявления, так как материя, из которой они образованы, будучи ограничена наиболее совершенной формой, которая только для них возможна, не желает другого; и из этих элементов образо­ваны, вероятно, тела сверхнебесные. Ибо мы помещаем, в самом деле, воду выше небесного свода и хрусталика [глаза]. То же самое мы можем сказать и о других элемен­тах, о тех элементах, из которых составлены тела сверхне­бесные божественной мощью или при посредстве умов, ею отмеченных. Этими элементами не могут быть порождены ни тяжесть, ни легкость, поскольку они [тяжесть и лег­кость] — от акциденций, принадлежащих только к грубым и тяжелым землям. Однако они производят феномен окра­шивания, поскольку различия в освещении вызваны флю­идом из разряда невесомых. Эти сверхнебесные тела дают о себе знать золотистым цветом и сияют ярче, чем если бы попали в луч света — подобно золотому блестящему щиту, и отражают свое сияние, происходящее непосредственно от

лучей солнца. Астрологи же приписывают этим элементам причину сияния и золотого цвета звезд, как это было про­демонстрировано Исааком и Роджериусом в книге «О чув­стве», и из того, что они порождены некоторым количест­вом элементов, следует, что обладать ими — в природе Элементала.

      Но из того, что эти элементы по своей природе беско­нечно чисты и никогда не смешиваются ни с какой подчи­ненной субстанцией, с необходимостью следует, что они должны находиться в телах небесных, будучи соразмерны­ми им таким образом, что невозможно было бы отделять одни от других. И это ничуть не должно удивлять, по­скольку, следуя природе во время опытов, я сам отделял че­тыре элемента от нескольких подчиненных тел таким обра­зом, чтобы получить каждый отдельно, будь то вода, огонь или земля; я очищал, насколько было возможно, каждый из этих элементов, один за другим, тайной операцией, и, закончив это, я их соединил вместе и получил вещь удиви­тельную (quaedam admirabilis res), которая была свободна от подчиненных элементов, так как, будучи оставленной на такое долгое время, какое только возможно, в огне, не была им затронута и не претерпела никаких изменений. Не бу- дем же удивляться, если тела небесные по природе нетлен­ны, поскольку они составлены полностью из элементов, и, вне всякого сомнения, субстанция, которую я получил, той же природы. Поэтому Гермоген, который был трижды ве­лик (triplex fuit) в философии1, выразился таким образом: «Ничто не могло доставить мне более великой радости, чем

 


1 Гермес Триждывеличайший.

 

достигнуть в моем делании совершенства и увидеть пятую сущность (quinta essentia)1 без какой-либо примеси материи элементов подчиненных».

Одна часть огня обладает большей потенциальной энер­гией, чем сто частей воздуха, и, следовательно, одна часть огня может легко «укротить» тысячу частей земли. Мы не знаем, следуя каким абсолютным весовым пропорциям де­лается смесь этих элементов; однако, практикуя наше искус­ство, мы заметили, что, когда четыре элемента извлечены из тел и очищены каждый отдельно, надо для операции их со­единения взять равные веса воздуха, воды и земли, тогда как огня добавляется только шестнадцатая часть. Этот со­став действительно сформирован из всех элементов, хотя свойства огня и преобладают над [свойствами] остальных. Так как, бросая одну его часть на тысячу [частей] меркурия, можно отметить, что он сгущается и становится красным. Таким образом, этот состав явно приближен к сущности тел небесных, поскольку при трансмутации он ведет себя подоб­но наиболее энергичному активному началу.

 

 

                                                                                               Глава вторая

О ТЕЛАХ ПОДЧИНЕННЫХ:

О ПРИРОДЕ И СВОЙСТВАХ МИНЕРАЛОВ

И ПРЕЖДЕ ВСЕГО КАМНЕЙ

 

Исследуем теперь тела подчиненные. А поскольку они делятся на минералы, растения и животных, мы начнем изучать природу и свойства минералов. Минералы делят-

 


1 О понятии квинтэссенции — см. примеч. на стр. 100.

 

ся на камни и металлы. Эти последние образуются по тем же законам и вследствие тех же количественных отноше­ний, что и другие творения, исключая то, что является их особенностью, возникающей в результате большего чис­ла операций и превращений (трансмутаций), чем [состав] элементов или тел сверхнебесных, так как состав их мате­рии [в отличие от последних] есть многоформность.

Итак, материя, составляющая камни, по природе вполне подчиненная, грубая и нечистая и обладает большей или меньшей землистостью, согласно степени очистки камня. Как говорит Аристотель в своей книге «О метеорах» (ко­торую некоторые приписывают Авиценне)1, камень образо­ван не чистой землей; это, скорее, земля водянистая, по­скольку мы видим некоторые камни, образующиеся в реках, и то, как соль извлекается выпариванием из соленой воды. Эта вода, обладающая сильной землистостью, сгущается 1 в окаменелую форму от жара солнца или огня.

Итак, материей, составляющей камни, является земли­стая вода; действующим принципом: жар или холод, ко­торые сгущают воду и извлекают камнеподобную эссен-

 


1 Это касается четвертой книги «Метеорологики», где, собственно, и идет речь о всех этих предметах. В разбираемых примерах и термино­логии виден скорее бытописатель, чем философ. Все это придает четвер­той книге «Метеорологики» настолько своеобразный колорит, что мно­гие исследователи высказывали сомнение в принадлежности ее Арис­тотелю. Тем не менее современный шведский исследователь Дюринг, предложивший назвать четвертую книгу «Метеорологики» «Химичес- ким трактатом Аристотеля», в блестящем анализе доказал ее принад- лежность великому Философу. В ней и в самом деле, с точки зрения со- временной нам классификации наук, речь идет о физико-химических процессах.

Что же касается терминологии, то Аристотель сам оговаривается, что прибегает в этой книге к «кухонным» терминам из-за отсутствия соот­ветствующих научных.

 

цию. Это строение камней обнаружено на примере жи­вотных и растений, которые имеют свойства камней и са­ми производят камни, что заслуживает особенного рас­смотрения1.

Некоторые из этих камней находятся, на самом деле, сгущенными в животных действием жара и иногда облада­ют некоторыми более энергическими свойствами, чем те, которые не происходят от животных и образованы обыкно­венным путем. Другие камни образованы самой природой с помощью свойств других минералов. Ибо, говорит Ари­стотель, обычно достигают смеси двух различных вод, во­ды, называемой Молоком Девственницы2, и той, что сгу­щают из нее самой в камень. Для этого, говорит он, смеши­вают растворенную в уксусе окись свинца с раствором соли щелочи, и хотя обе эти жидкости являются светлыми, если их соединяют, они образуют густую и белую, как молоко, во­ду. Пропитанные этой жидкостью тела, каковые желают изменить в камни, сгустятся немедленно. В самом деле, если известь серебра или другое подобное тело полито этой водой и подвергнуто затем легкому огню, оно сгустится. Итак, Молоко Девственницы обладает истинным свойст­вом превращать извести камней. То же самое видим мы, как в крови, яйцах, мозге или волосах и других частях жи­вотных образуются камни силы действия и способностей удивительных. Если берут, например, кровь человека и

 


1  Здесь речь, как и у Аристотеля, скорее всего, идет о минеральных кристаллах, а не о камнях.

2  В трактате Аристотеля, естественно, ни о каком Молоке Девствен­ницы речи нет. Соответственно, намек Фомы на авторство Авиценны, возможно, не случаен.

 

оставляют ее гнить в теплом навозе1, а после этого помеща­ют в алембик, она дистиллируется (перегоняется) в белую, подобную молоку, воду. Затем увеличивают огонь, и она перегоняется в нечто вроде масла. Наконец, очищают оса­док (faeces), который остается в алембике, и он становится белым как снег. Его смешивают с маслом, которое описано выше, и тогда образуется камень, прозрачный и красный, силы действия и способностей удивительных, который останавливает кровотечение и который исцеляет большое число немощей. То же самое мы извлекали из растений сле­дующим способом: мы жгли растения в печи прокалива­ния2, затем превращали эту известь в воду, перегоняли и сгущали ее; она после этого превращалась в камень, облада­ющий более или менее сильными свойствами, соответствен­но свойствам и различиям используемых растений. Некото­рые производят искусственные камни, каковые на поверку оказываются более качественными по всем показателям, чем камни натуральные, ибо таким же способом делают ис­кусственные гиацинты3, которые не отличаются от гиацин­тов естественных, так же как и сапфиры.

Говорят, что материя всех драгоценных камней суть кристалл, который является водой, имеющей очень мало

 


1 Навоз представлял собой род естественного «огня». Альберт Be- линий в «Книжице об алхимии» «добавляет»: «Заметь себе, что навоз следует часто подновлять» (Возникновение и развитие химии с древней- ших времен до XVII века. М., 1980. С. 379). Во времена Парацельса колбы с гомункулусами также помещали в лошадиный навоз, дабы соз­дать постоянную температуру естественного животного тепла, необходи­мого для созревания плода.

2  Таким образом в Средние века добывался поташ (К2СО2), карбо­нат калия.

3  Гиацинт — разновидность циркона.

 

землистости и сгущенной под воздействием сильного хо­лода. Размельчают кристалл на мраморе; пропитывают его крепкой водой (азотная кислота) и, активно растворяя, по­вторяют несколько раз, высушивая и размельчая снова для увлажнения с растворением до тех пор, пока смесь не об­разует совсем однородное тело; затем его помещают в теп­лый навоз, где оно превращается через некоторое время в воду; ее перегоняют, пока она не станет светлой и не воз-гонится по частям. Затем берут другую жидкость, крас­ную, сделанную из прокаленного красного купороса (вит-риоль) и урины детей. Эти две жидкости смешивают и пе­регоняют тем же способом большое число раз, следуя необходимым весам и пропорциям; помещают их в навоз с тем, чтобы они смешались более глубоко, и затем сгуща­ют их химически (in Kymia) на медленном огне, получая в результате камень, во всем подобный гиацинту. Когда же хотят сделать сапфир, вторая жидкость образуется уриной и ляпис-лазурью вместо красного витриоля, и также по­ступают в других случаях, согласно различию цветов; во­да, используемая перед этим, должна быть, естественно, той же природы, что и камень, который хотят получить. Итак, принципом действия являются жар или холод, и жар должен быть мягким, холод же — очень интенсив­ным, именно они вытянут из материи форму камня, ко­торый был лишь в потенции, как бы погребенным (sepul-tam) в толще воды. Можно различить в камнях, как и во всех вещах, три признака, а именно: субстанцию, свой­ство и действие. Мы можем судить об их свойствах по их скрытым действиям и по последствиям, которые они про­изводят, как мы судим о действиях природы и тел сверх­небесных.

Итак, несомненно, что камни обладают некоторыми осо­бенностями и скрытыми свойствами тел сверхнебесных и что они участвуют в их составе; это не означает напрямую того, что они составлены из той же самой субстанции, что и звез­ды, но всецело подтверждает то, что они обладают сублими­рованными свойствами четырех элементов, поскольку неко­торые камни участвуют в составлении звезд или тел сверхне­бесных, как я уже касался этого в нескольких словах, говоря об этих телах. Выделив из нескольких тел четыре элемента, я эти элементы очистил и таким образом очищенные соединил; и тогда я получил камень, силой действия и природой столь удивительный, что четыре элемента, грубые и подчиненные нашей сфере, не имели никакого действия на него.

Именно об этой операции Гермоген (Отец, как называ­ет его Аристотель; он был трижды величайшим в филосо­фии и знал все науки так же хорошо в их сущности, как и в их применении), так вот, говорю я, именно об этом пи­сал Гермоген: «Это было для меня наибольшим счастьем — видеть пятую сущность (quinta essentia), лишенную качеств подчиненных элементов».

Итак, представляется очевидным, что некоторые камни имеют некоторое отношение к упомянутой квинтэссенции, что удостоверено и выявлено опытами нашего искусства.

 

 

                                                                                             Глава третья

                                                                    О СТРОЕНИИ И СУЩНОСТИ

                                                                                                МЕТАЛЛОВ

 

     Металлы созданы природой каждый сообразно со стро­ением планеты, которая ему соответствует, и творец дол­жен действовать так же. Итак, существуют семь металлов, которые участвуют каждый в своей планете, а именно: зо­лото, которое происходит от Солнца и носит его имя; сере­бро — от Луны; железо — от Марса; живое серебро — от Меркурия1; олово — от Юпитера; свинец — от Са­турна; медь и бронза — от Венеры. Эти металлы прини­мают в других местах имена соответствующих планет.

 

                                                       О сущностной Материи Металлов

 

Первоматерией всех металлов является Меркурий. В одних (металлах) он присутствует сгущенным легко, в других — сильно. Поэтому можно составить классифи­кацию металлов, основанную на степени действия планет, с которыми они сообщаются, на совершенстве их серы, на степени сгущения меркурия и землистости, которой они обладают, все это будет обозначать место каждого металла по отношению к другим.

Итак, свинец является не чем иным, как землистым мер-курием, то есть в его состав входит земля, легко сгущенная и смешанная с тонкой и немного избыточной серой; и по­скольку действие его планеты (Сатурна) слабо и отдаленно, он находится в подчинении по отношению к олову, меди, железу, серебру и золоту.

Олово есть тонкое живое серебро, немного сгущенное, смешанное с грубой и нечистой серой; поэтому оно нахо­дится под властью меди, железа, серебра и золота. Желе­зо образовано грубым и землистым меркурием и земли­стой и нечистой серой, но действие его планеты сгущает его сильно, поэтому над ним — медь, серебро и золото.

 


1 Здесь любопытно отметить, что Аристотель в «Метеорологике» называет Меркурий звездой Гермеса (342bЗЗ).

 

Медь образована мощной серой и достаточно грубым

Меркурием.

Серебро образовано белой серой, светлой, тонкой, не горючей, и прозрачным и светлым, тонко сгущенным мер-курием; [оно образовано] под действием планеты Луны; поэтому оно ниже золота.

Золото, истинно наиболее совершенный из всех метал­лов, составлено красной серой, светлой, тонкой, не горючей, и меркурием тонким и светлым, сильно подверженным дей­ствию Солнца. Поэтому оно не может быть горючей серой, что возможно для всех других металлов.

Итак, очевидно, что можно делать золото из всех этих металлов и что из всех, исключая золото, можно делать серебро. Можно в этом убедиться на примере золотых и серебряных рудников, где извлекают их из других ме­таллов, смешанных с частицами золота и серебра. И нет никаких сомнений, что эти металлы будут сами собой пре­вращаться в золото и серебро, если они будут оставлены в руднике на время, необходимое для того, чтобы это дей­ствие природы могло проявиться1.

Что касается того, можно ли получать искусственное золото из других металлов, разрушая формы их субстан­ции, и каким способом в этом случае действуют, мы гово­рили в трактате «О бытии и сущности вещей чувственных» («De esse et essentia rerum sensibilium»). А здесь принима­ем как истинно доказанное.

 


1 Это убеждение в Средние века было абсолютным и основанным не столько даже на теориях философов и алхимиков, сколько на личных на- блюдениях рудокопов.   

 

 

                                                                                        Глава четвертая

О ПРЕВРАЩЕНИИ МЕТАЛЛОВ

И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О ТОМ,

КАК ЭТО СОВЕРШАЕТСЯ

ПОСРЕДСТВОМ ИСКУССТВА

Превращение металлов может осуществляться искусст­венно изменением сущности одного металла в сущность другого, ибо это то, что по потенции может, очевидно, реду­цироваться в действии, как говорит Аристотель или Ави­ценна: «Алхимики знают, что виды никогда не могут быть действительно превращены, за исключением того случая, когда делают сведение (редукцию) из первой материи». Зо­лото, эта первая материя всех металлов, очень близко, по признанию всех, природе ртути. Поэтому такая редук­ция будет большей частью творением природы и не более чем простым использованием средств искусства. Но что ка­сается золота, это трудно, и в этой операции совершают большое количество ошибок, и многие рассеивают бесплод­но свою молодость и тратят свои силы, обольщая королей и вельмож обещаниями, каковых они не могут выполнить, не умея отличить книги ложные и наглые, ни опыты, фаль­шиво описанные невеждами; они не добиваются никакого иного результата, кроме полного нуля. Итак, уяснив, что ко­роли после тщательных операций не смогли достичь совер­шенства, я поверил, что эта наука была ложной. Я перечитал книги Аристотеля или Авиценны «О секрете секретов» («De secretis secretorum»)1, где нашел истину столь завуалирован –

 


1 Одна из многочисленных работ, приписываемых в Средние века Аристотелю. Столь же настойчиво приписывалась она не только Ави­ценне, но еще и Арнольду из Виллановы.

 

ной загадками, что это демонстрировало лишь отсутствие всякого смысла; я прочел книги их оппонентов и нашел их подобными безумцам. Наконец, я рассмотрел принципы ПРИРОДЫ и увидел в них путь истины. Я наблюдал воочию, как ртуть проницает и пронизывает другие метал­лы, ибо, если окрашивают медь живым серебром, смешан­ным с таким же количеством крови и глины1, эта медь будет пронизана внутренне и наружно и станет белой, но этот ее цвет не будет долговечным. Известно уже, что живое сере­бро смешивается с телами и проницает их2. Итак, я рассмо­трел, что, если этот меркурий был взят повторно, он не мог более высвобождаться и что, если я мог найти средство за­фиксировать его молекулы в телах, получалось, что медь и другие тела, смешанные с ним, не были более горючими от этого, тогда как они горючи обыкновенно, не имея действия на меркурий. Ибо эта медь была теперь подобна

и обладала теми же качествами.

Итак, я возгонял одно количество меркурия, достаточно большое для того, чтобы фиксировать его внутреннее распо­ложение до неизменяемости, то есть чтобы он не утончался огнем; затем, таким образом возогнанный, он растворялся мною в воде, с тем чтобы произвести редукцию в первую ма-

 


1  Добавление крови и глины свидетельствует здесь о стремлении ис­следователей природы подражать ей как можно педантичнее. Ведь имен­но из таких (как полагали они) природных смесей и добывались чистые минералы. На этом основан способ амальгамации, при котором благо­родные металлы извлекались из руды добавлением к ней ртути, то есть путем образования амальгамы. Кстати, здесь весьма уместно привести и химический состав глины; главными ее компонентами являются: окись кремния (SiC2, от 30 до 70%), окись алюминия (Аl2О3, от 10 до 40%) и вода (от 5 до 10%).

2  Об этом писали Бойль и Ньютон. Эта фраза позволяет сделать за­ключение, что приготовление амальгамы практиковалось и до Фомы Аквинского.

 

терию; я обильно пропитывал этой водой известь серебра и мышьяка, возогнанного и фиксированного; далее я раство­рил все это в теплом лошадином навозе; я сгустил раствор и получил камень светлый как кристалл, имеющий свойство разделять, разрушать частицы тел, проникать их и быстро фиксироваться там таким образом, что небольшое количест­во этой субстанции, брошенное на большое количество меди, превратило ее немедленно в серебро такой чистоты, что не­возможно было найти лучше. Я хотел испытать, могу ли я с тем же успехом превратить в золото обычную красную се­ру; я вскипятил ее в крепкой воде на медленном огне; когда эта вода сделалась красной, я ее перегнал в алембике и полу­чил в результате на дне перегонного куба чистую красную се­ру, которую сгустил с белым вышеописанным камнем, с тем чтобы получить такой же красный. Я бросил часть его на не­кое количество меди и получил очень чистое золото.

Что касается скрытого процесса, который я использовал, я обозначаю его здесь только в общих чертах и не помещаю полностью, с тем чтобы не начали творить посредством это­го другие, пока хотя бы не узнают способов возгонки (sub-limatio), перегонки (distillatio) и сгущения (coagulatio) и не разберутся в форме сосудов и печей, а также в количестве и качестве огня.

Я оперировал таким же образом с помощью мышьяка и получил очень хорошее серебро, но не самое чистое; я получил такой же результат и с сублимированным аури-пигментом1, но этот метод и назван трансмутацией, пре­вращением одного металла в другой.

 


1 Аурипигмент (от лат. aurum — золото и pigmentum — краска) — природный минерал класса сульфидов (Аs2Sз), представляющий со­бой золотистые или лимонно-желтые кристаллы. Сырье для получения мышьяковых соединений. Очень важное для алхимиков вещество наряду с реальгаром (AsS) и киноварью (HgS), являющимися основным источ­ником получения мышьяка и ртути. Кроме того, они использовали также сурьмяную киноварь — оранжево-красный сульфид сурьмы (Sb2S5)

 

 

 

                                                                              Глава пятая

О ПРИРОДЕ И О ПРОИЗВЕДЕНИИ

НОВОГО СОЛНЦА И НОВОЙ ЛУНЫ

ПОСРЕДСТВОМ СЕРЫ, ИЗВЛЕЧЕННОЙ

ИЗ МИНЕРАЛЬНОГО КАМНЯ

 

Существует однако более совершенный способ транс-мутации, который состоит в изменении ртути в золото или серебро посредством красной или белой серы, светлой, про­стой, не горючей, как учит Аристотель в «Секрете секре­тов», излагая очень неопределенно и неясно, так как это есть СЕКРЕТ МУДРЕЦОВ (Absconditum sapientibus); ведь он говорит Александру: «Божественное Провидение советует тебе скрывать твое намерение и тайно исполнять план, который я тебе представил, назвав некоторые веще­ства, из которых может извлекаться эта основа, истинно мощная и благородная».

Эти книги пишутся не для толпы, но только для посвя­щенных (propter profectos).

Если некто, переоценивая свои силы, начал делание, я призываю его не продолжать, если только он не будет очень искусным, не преуспеет в знании естественных законов и не научится распознавать виды перегонки, растворения, сгуще­ния и особенно различные виды и степени огня.

Кроме того, человек, который хочет совершить дела­ние из скупости, не достигнет цели, но только тот, кто ра­ботает мудро и рассудительно.

      Минеральный камень, каковой используют для произ­водства этого эффекта, есть именно белая или светло-красная сера, которая не горит и которую получают отде­лением, очищением и соединением четырех элементов.

 

Перечисление минеральных Творений

 

Итак, возьми, во имя Бога, один фунт этой серы; энер­гично разотри ее на мраморе и пропитай фунтом с полови­ной очень чистого оливкового масла, которое использует­ся философами; сведи все это в тесто, помести его в глубо­кую сковороду (sartagine physica) и приготовь таким образом растворять на огне. Когда ты увидишь, что под­нимается красная пена, сними сковороду с огня и оставь пену опускаться, без перерыва помешивая железным шпа­телем, затем помести снова на огонь и повторяй эту опера­цию до тех пор, пока не получишь консистенцию меда. Вновь положи затем полученное вещество на мрамор, где оно сгустится тотчас как плоть или как печеная печень; за­тем разрежь его на множество кусков, размером и формой с ноготь, и с равным весом квинтэссенции масла из винно­го камня1 (накипи), [после чего] вновь помести ее на огонь на два часа.

Закрой затем творение в стеклянной амфоре, хорошо замазанной замазкой мудрости2, и оставь на медленном огне на протяжении трех дней и трех ночей. Затем поме­сти амфору с лекарством в холодную воду также на три

 


1 Винный камень — это калиевая соль виннокаменной кислоты; обычно образуется при брожении виноградного сока.

2 У Альберта Великого luto sapientiae — «глина Мудрых».

 

дня; после этого разрежь новое вещество на куски разме­ром с ноготь и помести в перегонный куб из стекла выше алембика. Ты перегонишь таким образом белую, подобную молоку воду, которая есть истинно Молоко Девственни­цы; когда эта вода будет перегнана, прибавь огонь и пере­лей в другую амфору. Итак, возьми теперь воздух, кото­рый будет подобен воздуху более чистому и более совер­шенному, поскольку это есть тот, который содержит в себе огонь1. Прокали в печи ту черную землю, которая осталась на дне перегонного куба, до тех пор пока она не станет бе­лой как снег; вновь помести ее в перегнанную семь раз во­ду с тем, чтобы она покрылась горящей медью, которая, угасши трижды, станет совершенно белой. Пусть будет сделано то же самое для воды, что и для воздуха; в треть­ей перегонке ты найдешь масло и всю тинктуру, подобную огню, на дне перегонного куба. Ты вновь начнешь тогда, второй и третий раз, и соберешь масло; затем ты возьмешь огонь, который есть на дне перегонного куба и который подобен черной и мягкой крови; ты ее сбережешь для ее перегонки и ее испытания с покрывающей медью, как ты это делал с водой; и вот теперь ты обладаешь тем, что яв­ляется способом отделения четырех элементов. Но средст­во, с помощью которого их можно соединить (modum соп-jungendi), известно не всем.

Итак, возьми землю и разотри ее на столе из стекла или из мрамора очень чистого; пропитывай ее равным весом во­ды до тех пор, пока она не станет тестом; помести ее в алембик и перегони ее на огне; пропитывай снова то, что ты оставишь на дне перегонного куба, водой, которую ты

 


1 Опять очень похоже на описание кислорода.

 

получишь при перегонке, до тех пор, пока та не будет пол­ностью впитана.

Затем пропитывай ее равным количеством воздуха, ис­пользуя его так же, как ты использовал воду, и ты получишь кристаллический камень, каковой, будучи брошенным ма­лым количеством на большое количество ртути, превратит его в истинное серебро, и это есть свойство белой негорю­чей серы, образованной тремя элементами: землей, водой и воздухом1. Если теперь ты возьмешь одну семнадцатую часть огня, которую смешаешь с этими тремя элементами, их перегоняя и их пропитывая как сказано, получишь крас­ный камень, светлый, простой, негорючий, который, буду­чи брошен малой частью на большое количество меркурия, превратит его в золото очень чистой пробы.

Это есть метод совершенствования минерального камня.

 

 

                                                                                              Глава шестая

                                                        О КАМНЕ ЕСТЕСТВЕННОМ,

                                                               ЖИВОТНОМ И РАСТИТЕЛЬНОМ

 

Существует другой камень, каковой, согласно Аристоте­лю, есть камень и не камень. Он есть одновременно мине­ральный, растительный и животный; он находится во всех местах, во всех людях и есть именно тот, который ты дол­жен гноить в навозе и поместить затем этот перегной в пе­регонный куб на алембик; ты извлечешь из него элементы

 


1 Ср. у Альберта Великого в «Составе составов»: «Сера — отец ме­таллов, ртуть — их мать. Еще вернее было бы сказать: в сложных телах сера представляет семенную жидкость отца, а ртуть — месячное отделе­ние матери».

 

вышесказанным способом, ты произведешь их соединение и получишь камень, который будет иметь свойство и силу действия не меньшую. И не надо удивляться тому, что я сказал о гноении в теплом лошадином навозе, как это дол­жен делать артист, ибо, если будет туда помещен пшенич­ный хлеб, через девять дней он превратится в истинную плоть, смешанную с кровью. Я верю, это происходит пото­му, что Бог хотел видеть пшеничный хлеб предпочтитель­ным перед всякой другой материей, поскольку он есть более особенное питание тел, чем все другие субстанции, и что благодаря ему можно легко извлекать четыре элемента и де­лать превосходное творение.

Из всего того, что мы сказали, вытекает, что все состав­ные тела могут быть редуцированы в минерал, и не только природой, но и искусством. Благословен будь Бог, который дал людям такую власть, потому что подражающий приро­де может превращать естественные виды, то есть делать то, что природа исполняет медленно, в течение бесконечного времени. Это есть методы превращения металлов, которые находят в книгах Розе1, Архелая, в седьмой книге «Пра­вил» и во многих других трактатах по алхимии.

 

 

 

                                               Глава седьмая

                      О СПОСОБЕ ОПЕРИРОВАНИЯ ДУХОМ

 

Существует способ оперирования духом, и, кстати го­воря, существуют четыре вида духа2, названные так, по-

 

1  Вероятно, Разес.

2  Латинское spiritus — дух, дыхание, дуновение — до введения ван Гельмонтом понятия «газ» употреблялось также для обозначения третьего агрегатного состояния вещества и для обозначения летучих спиртов. На­пример, согласно Роджеру Бэкону, было семь духов, которые так же, как и металлы, соотносились с семью планетами. Это ртуть, сера, полусерни­стая ртуть, живая сера, орпимент, аурипигмент и реальгар. Живая сера — это сера органических веществ, отличающаяся от серы минеральной.

Судя по тому, что пишет в своем трактате Фома, под spiritus им пони­малось некое качество качеств. Например, для воды это будут не те каче­ства, которые определяют ее как влажную, текучую и т. д., и не водность сама по себе, а некое главное качество, которое лишь в определенных усло­виях проявляется как вода; в других же условиях оно проявляется как воз­дух или как огонь и т. п. Это и есть, по его терминологии, элемент, входя­щий в состав тел сверхнебесных и в то же время определяющий вещь эле­ментарную. Выделением таких элементов в чистом виде, по мнению Фомы, и должен заниматься алхимик.

 

скольку они восходят к огню и участвуют в природе четы­рех элементов, а именно: Сера, которая обладает приро­дой огня, соль аммония, Меркурий, который обладает свойствами воды и который называется еще беглым слу­гой (servus fugitivus), и Аурипигмент, или мышьяк, ко­торый обладает духом земли. Некоторые оперировали посредством одного из этих духов, возгоняя его и превра­щая в воду; затем, если его бросали на медь, происходила трансмутация. Кто-то пользовался двумя из этих духов; кто-то — тремя и кто-то, наконец, — всеми четырьмя. И вот этот метод: после возгонки каждого их этих духов в отдельности большое число раз до того, как они будут зафиксированы, а затем перегонки раствора в крепкой во­де и энергичной пропитки раствора, объединяют их все; перегоняют и сгущают снова все вместе и получают белый как кристалл камень, который, будучи брошен малым ко­личеством на какой-нибудь металл, изменяет его в истин­ную Луну. Обычно говорят, что этот камень составлен из четырех элементов очень высокой степени очистки. Дру­гие верят, что он составлен из духа, единого с телами; но я не верю, что этот метод будет истинным, и верю, что он никому не известен, чего и Авиценна коснулся в несколь­ких словах в своем «Послании»1.

Я испытаю его, когда буду иметь необходимые место и время.

 

 

Глава восьмая

О ПРИГОТОВЛЕНИИ

ФЕРМЕНТОВ САТУРНА

И ДРУГИХ МЕТАЛЛОВ

 

Итак, возьми две части Сатурна (свинец), если ты хо­чешь исполнить Творение Солнца, или добрых две час­ти Юпитера (олово) для Творения Луны. Добавь третью часть ртути, с тем чтобы образовать амальгаму, которая бу­дет вроде очень хрупкого камня, который ты тщательно раздробишь на мраморе, пропитав очень крепким уксусом и водой с растворенной в ней наилучшим образом приго­товленной обычной солью, пропитывая ее и высушивая раз за разом до тех пор, пока субстанция не впитает макси­мально воду; тогда пропитай этот слиток водой квасцов с тем, чтобы получить мягкое тесто, которое ты растворишь в воде. Ты перегонишь затем этот раствор три или четыре раза, сгустишь его и получишь камень, который превратит Юпитер в Луну.

 


1  См. трактат Фомы «Об искусстве алхимии», гл.II.

 

 

 

                                                                                             Глава девятая

О ПРОЦЕССЕ РЕДУКЦИИ ЮПИТЕРА,

ИЛИ, ДРУГИМИ СЛОВАМИ,

О ТВОРЕНИИ СОЛНЦА

 

Для Творения Солнца возьми хорошо очищенную вит-риоль, красную и хорошо прокаленную, и раствори ее в дет­ской урине. Ты перегони ее всю и возобновляй это столь­ко раз, сколько будет необходимо для того, чтобы получить очень красную воду. Тогда ты смешаешь эту воду с выше­описанной водой перед сгущением; ты поместишь оба эти тела в печь на несколько дней, чтобы они лучше перемеша­лись, и ты их перегонишь и сгустишь вместе. Ты получишь тогда красный, подобный гиацинту камень, одна часть ко­торого, будучи брошенной на семь частей Меркурия или хо­рошо очищенного Сатурна, превратит его в золото высшей

пробы.

Находят в других книгах множество других операций не­ясных и бесконечных числом, которые не могут не ввести людей в заблуждение и о каковых говорить излишне. А я излагаю столь научно совсем не из скупости, но чтобы утвердить удивительные действия природы и искать их при­чины, не только общие, но специальные и непосредствен­ные, не только привходящие (акцидентальные), но и сущ­ностные; я это исследовал подробно, так же как и отделение элементов тел.

Этот труд есть истинно верный и совершенный, но он требует столько работы, а я так страдаю от несовершенст­ва моего тела, что даже не буду и пытаться без настоятель­ной необходимости. Того, что я сказал здесь о минералах, более чем достаточно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                    ОБ ИСКУССТВЕ АЛХИМИИ

                                                                                                               Посвящается Брату Рейнальду

 

                                                                                                  Глава I

 

Уступая твоим усердным просьбам, дражайший брат мой, я вознамерился написать этот краткий трактат, содержащий в восьми главах достоверные, простые и действенные прави­ла для нашей работы, а также секрет истинных тинктур (цве­тов). Но прежде я обращаюсь к тебе с тремя советами.

Первый: не уделяй много внимания словам современных и древних философов, трактующих эту науку, так как слож­ность алхимии заключается не только в понимании, но и в экспериментальной демонстрации; и философы, стремя­щиеся поймать истину научную лишь через рассуждения, почти всегда говорят метафорически.

Второй: никогда не придавай большого значения ни многочисленности вещей, ни смеси форм разнородных суб­станций, так как природа производит только подобное; и хотя лошадь и осел произведут мула, это будет все же бо­лее совершенным порождением, чем что-либо кем-то слу­чайно произведенное непременно из нескольких субстан­ций (вещей).

Третий: не будь нескромным, но следи за своими словами и, как благоразумный сын, не мечи бисер перед свиньями1.

 


1 В связи с этим любопытен следующий пассаж из главы третьей трак­тата Парацельса «Руководство по изготовлению и применению философ­ского камня»: «Мне остается пояснить причину неясности, на которую многие укажут в моих писаниях. Дело в том, что не следует метать бисер перед свиньями и привешивать длинный хвост козе, коли Природа ей от­казала в нем». (Перевод А.В. Трояновского. См. журнал «Изида», № 8, 1911. А также: Парацелъс. Магический архидокс. М.: Сфера, 1997).

 

Всегда держи в уме ту цель, ради которой предпринял свой труд. Будь уверен, если ты постоянно будешь иметь перед своими глазами эти правила, что были даны мне Аль­бертом Великим, тебе никогда не придется попрошайничать у королей и вельмож, напротив, короли и вельможи будут воздавать тебе честь. Ты будешь почитаем более всех коро­лей и прелатов, служащих этому искусству, так как не толь­ко поможешь им в их нуждах, но еще и поможешь в нуждах всем нищим, и то, что ты дашь, останется в веках точно так же, как молитва. Сохрани же эти правила в глубине твоего сердца под тройной несокрушимой печатью, ибо, тогда как в моей другой книге, предназначенной для всех, я говорил как философ, здесь, доверяя твоей сдержанности, я раскрыл секреты более сокровенные.

 

 

 

                                                                                                                        Глава II

                                                                                                         ОБ ОПЕРАЦИИ

 

Как учил Авиценна в своем «Послании к королю Асса», мы стремимся к достижению истинной субстанции по­средством нескольких глубинных закреплений субстан­ции, помещенной в огонь, постоянно поддерживаемый и подпитываемый, а также проникающий и входящий и окрашивающий меркурий (ртуть) и другие тела; это тинктура (краска) совершенно истинная, имеющая надле­жащий вес и превосходящая своим совершенством все со­кровища мира.

Для изготовления этой субстанции, как говорит Ави­ценна, надо иметь терпение, время и необходимые инст­рументы.

Терпение, поскольку, согласно Геберу, поспешность есть дело дьявола; поэтому тот, кто не имеет терпения, должен

отложить всю работу.

Время, поскольку во всяком естественном действии, происходящем в нашем искусстве, способ и сроки опреде­лены неукоснительно.

Необходимые же инструменты не столь многочислен­ны, как увидим в дальнейшем, потому что наш труд заклю­чается в одной вещи, одном сосуде, одном пути и одной ра­боте (in una re, uno vase, una via et una operatione), как учил

Гермес.

Лекарство обычно получают слиянием нескольких эле­ментов; но материя должна быть одной природы, за исклю­чением фермента белого или красного цвета.

Весь Труд совершенно естествен; достаточно лишь на­блюдать различные цвета, которые будут проявляться с те­чением времени.

В первый день надо встать очень рано утром и посмот­реть, не цветет ли виноград и не преобразуется ли он в голо­ву ворона; далее он окрашивается в различные цвета, из ко­торых нужно отметить интенсивно белый, потому что это и есть именно то, чего мы ждем и что открывает нашего ко­роля, то есть эликсир или простую пудру, имеющую столь­ко же имен, сколько вещей в мире.

Но, говоря кратко, наша материя или магнезия есть жи­вое серебро, приготовленное с уриной двенадцатилетнего ребенка1, только-только испускающейся, а не хранившей­ся для Великого труда. Это обычно называют Испанской

 


1 У Альберта Великого в «Книжице об алхимии» говорится, что брать нужно мочу мальчиков. Человеческая моча являлась для алхими­ков источником соли хлористого аммония (нашатыря, NH4Cl).

 

Землей или сурьмой; nota bene, я не называю ее обычным Меркурием, которым пользуются некоторые софисты и ко­торый приносит посредственный результат, несмотря на возможные великие издержки; и если тебе приятно работать с ним, ты, несомненно, достигнешь истины, но только после бесконечных варок и вывариваний. Следуй лучше за благо­словенным Альбертом Великим и работай, господин мой, с минеральным живым серебром, так как в нем одном сек­рет Труда. Далее ты сделаешь соединение двух тинктур, бе­лой и красной, происходящих из двух совершенных метал­лов, которые только дают совершенную тинктуру; меркурий передает эту тинктуру лишь после того, как он установлен; поэтому лишь смешанные без остатка они проникают друг в друга наиболее глубоко.

 

 

                                                                                                                                                                 Глава III

                                                                    О СОСТАВЛЕНИИ МЕРКУРИЯ

                                                                            И О ЕГО ОТДЕЛЕНИИ

 

      Несмотря на то что наш труд завершается посредством одного нашего меркурия, необходим тем не менее фермент красного или белого цвета; тогда он легко смешивается с Солнцем и Луной, так как оба эти тела активно участвуют в его природе, а также являются более совершенными, чем другие. Смысл в том, что эти тела более совершенны, по­тому что содержат больше меркурия. Таким образом, со­держащие его более, чем другие, Луна и Солнце соединяют­ся с красным и с белым и фиксируются в огне, потому что это есть один меркурий, являющийся совершенным Тру­дом; в нем мы находим все то, чего нам недостает для нашего труда, благодаря чему мы не имеем необходимости добавлять что-либо еще.

Солнце и Луна не являются инородными ему, потому что они сведены с самого начала Труда в их первую мате­рию, то есть меркурий; они берут от него свой исток. Неко­торые стремятся завершить Труд посредством одного мер-курия или простой магнезии, промывая их в очень крепком уксусе, прожаривая их в масле, сублимируя (возгоняя), об­жигая, кальцинируя (прокаливая), дистиллируя (перего­няя), извлекая их квинтэссенцию, подвергая их пытке рас­членением и бесконечному числу других казней, веруя, что эти действия приведут их к богатству, и, наконец, достига­ют убогих результатов.

Но поверь мне, сын мой, вся наша тайна состоит лишь в порядке распределения огня и в умелом направлении Труда.

Мы сами мало что делаем с вещью, это свойство хорошо управляемого огня производит наш труд, без этого мы не имели бы ни Великой работы, ни великих затрат; так как я полагаю, что если наш камень был взят в его первоначаль­ном состоянии, то есть первой Водой, или Молоком Дев­ственницы, или хорошо растворенным Хвостом дракона, то он кальцинируется, сублимируется, дистиллируется, ре­дуцируется, моется, сам коагулируется (осаждается) и бла­годаря свойству огня хорошо компонуется в едином сосуде без какого бы то ни было другого руководящего действия. Узнай же, сын мой, что философы метафорически говорили о руководстве действиями, и ты будешь уверен в очищении нашего меркурия; я обучу тебя простому приготовлению. Возьми же минерального меркурия, или Земли Испанской, или сурьмы, или Земли черной (все это одна и та же вещь), которая не была еще использована в каком-либо другом опыте. Возьми ее двадцать пять фунтов или немно­гим более и пропусти через льняную, очень плотную ткань, и это есть истинная стирка1 (lotio vera). Хорошо посмотри после этого действия, не осталось ли в ткани какого мусора или шлака, так как тогда меркурий не может быть исполь­зован в нашем труде. Если ничего не появилось, ты можешь считать его совершенным. Nota bene, нет нужды ничего до­бавлять к этому меркурию, и труд, таким образом, может быть завершен.

 

 

                                                                                                                                     Глава IV

                                                                        О СПОСОБЕ ИЗГОТОВЛЕНИЯ

                                                                                                  АМАЛЬГАМЫ

 

Поскольку наш труд исполняется с помощью одного меркурия, без добавления какой-либо другой инородной ма­терии, я опишу способ изготовления амальгамы (смеси) кратко. Так как это очень плохо понято многими философа­ми, которые верят, что труд может быть совершен с помо­щью одного меркурия, не соединенного с его сестрой или его подругой (compar ejus). Я же говорю тебе с уверенностью, что ты должен работать с меркурием, объединенным с его подругой, без добавления какой-либо инородной материи

 


1 Здесь слово «стирка» — это не только «кухонный» термин, упо­требленный из-за отсутствия соответствующей научной терминологии. Судя по контексту, оно уже во времена Фомы означало для алхимиков нечто большее, нежели простое занятие прачек. В следующем веке дру­гим алхимиком, Н. Фламелем, процессу смывания алхимической грязи была посвящена целая «Книга прачек». (См.: Фламель Никола. Алхи­мия. СПб.: Азбука; Петербургское востоковедение, 2001).

 

к меркурию, и знай, что золото и серебро не инородны меркурию, но, напротив, участвуют более в его природе, чем все другие тела. Поэтому, сведенных к их первоначальной природе, их называют сестрами или подругами меркурия, так как из их смешения и их фиксации получается Молоко Девственницы. Если ты ясно понял это и если ты не будешь добавлять ничего инородного к меркурию, ты добьешься ис­полнения своих желаний.

 

 

                                           Глава V

             О СМЕШЕНИИ СОЛНЦА И МЕРКУРИЯ

 

Возьми хорошо очищенное обычное солнце, то есть на­гретое на огне, что дает красный фермент (закваску); возь­ми две унции солнца и раздели его щипцами на маленькие кусочки; добавь четырнадцать унций меркурия, которые ты выставишь на огонь в глубокой черепице, затем раствори золото, постоянно помешивая его деревянной палочкой. Ко­гда оно будет хорошо растворено и размешано, помести все это в чистую воду в стеклянную или каменную миску, про­мывай его и прочищай до тех пор, пока чернота не пройдет от воды, затем, после того как ты поставишь это на хра­нение, дождись крика горлицы (vox turturis) в нашей земле. И когда амальгама будет хорошо очищена, помести ее на кусок кожи, придав ему форму перевернутого сака, затем будешь сильно прессовать, чтобы пропустить амальгаму сквозь кожу. Когда две унции будут спрессованы, четырна­дцать оставшихся в коже также пригодны к использованию в нашей операции. Возьми две унции, не более и не менее.

Если имеется более, убавь; если же менее — добавь. И эти две унции также выжми, и которые названы Молоком Дев­ственницы, ты их сохрани для второй операции.

Перелей теперь материю в стеклянный сосуд и помести этот сосуд в печь, описанную выше. Затем, засветив внизу лампу, прокаливай жаром день и ночь, ни на мгновение не прекращая. Пусть пламя будет совершенно закрыто и будет полностью охватывать атанор, хорошо укрепленный на пе­чи и хорошо замазанный замазкой мудрости.

Если после месяца или двух ты увидишь основные цве­та опыта, то есть черный, белый, лимонный и красный, то­гда, без какого-либо другого действия, посредством одно­го лишь направления огня, то, что было явно, скроется, и то, что было скрыто, проявится. Потому что наша материя превосходит саму себя в совершенном эликсире, превра­щаясь в очень мелкую пудру, называемую мертвой землей, или мертвым человеком в гробнице, или сухой магнезией; этот дух скрыт в гробнице, и душа почти отделена от него. Когда от начала труда пройдет двадцать шесть недель, то­гда то, что было грубым, станет тонким, и что было шер­шавым, станет мягким, и что было сладким, станет горь­ким, и благодаря тайной способности огня превращение элементов будет завершено. Когда твои порошки будут со­вершенно сухими и ты завершишь эти опыты, попробуй трансмутировать меркурий; далее я научу тебя двум дру­гим операциям, потому что одна часть нашего труда мо­жет превратить только семь частей хорошо очищенного меркурия.

 

 

 

 

 

                                                        Глава VI

                                      ОТ АМАЛЬГАМЫ К БЕЛОМУ

 

Для добывания белого фермента или фермента Луны используют тот же метод. Смешивают белый фермент с се­мью частями хорошо очищенного меркурия так же, как и красный. Так как в творении белого не участвует какая-либо другая материя, кроме белой, а в творении красного какая-либо другая материя, кроме красной, то и наша вода становится то красной, то белой, соответственно добавлен­ному ферменту и времени, затраченному на труд; можно окрасить меркурий в белый цвет так же, как это делалось для красного.

Кроме того, заметим, что серебро в фольге здесь пред­почтительнее, чем серебро в слитках (argentum massale), так как в этом случае оно легче соединяется с Меркурием и должно амальгамировать с холодным меркурием, а не с го­рячим. Здесь многие ошибаются, растворяя амальгаму в креп­кой воде для очищения, тогда как если они проверят, что та­кое по природе и по составу есть крепкая вода, они узнают, что она не может ее разрушить. Другие, желая работать с золотом или серебром согласно правилам, изложенным в этой книге, ошибаются, говоря, что солнце не имеет влаж­ности, и растворяют его в коррозивной (едкой) воде, затем оставляют его настаиваться в плотно закрытом стеклянном сосуде в течение нескольких месяцев; но лучше, если, наобо­рот, квинтэссенция будет выделена нагреванием на слабом огне в сосуде с циркуляцией, названном по этой причине пе­ликаном.

Минеральное Солнце, так же как и Луна, настолько смешано с грязью, что его очищение необходимо и не есть ни занятие женщин, ни игра детей; напротив, диссолюция (растворение), кальцинация (прокаливание) и другие опе­рации, необходимые для завершения великого Труда, суть работа человека неколебимого.

 

 

                                                                                             Глава VII

                                          О ВТОРОЙ И ТРЕТЬЕЙ ОПЕРАЦИЯХ

 

Теперь первая часть завершена, приступим к исполне­нию второй.

Надо добавить семь частей меркурия к добытому в на­шем первом труде телу, названному Хвост дракона или Мо­локо Девственницы.

Пропусти все через кожу и вновь возьми семь частей; помой и положи все в железный сосуд, затем в печь, как делал это в первый раз, и времени тебе понадобится столь­ко же или около того, до тех пор пока пудра не будет вновь сформирована. Ты соберешь ее и найдешь ее намного более мелкой и чистой, чем в первый раз, потому что она более проварена. Одна часть пудры окрасит семь раз по семь ча­стей Эликсира. Приступай тогда к третьей операции так же, как ты это делал в первый и во второй разы; добавь к весу пудры, добытой во второй операции, семь частей очищенного меркурия и помести это в кожу таким образом, чтобы осталось семь частей от всего, как выше. Возьми ко­жу совсем новую, сведи пудру в очень мелкую, каковая, бу­дучи брошенной на меркурий, окрасит [его] семь раз по со­рок девять частей. Смысл в том, что чем больше наше ле­карство прокалено, тем более оно становится мелким; чем более оно становится мелким, тем более оно проникающе; чем более оно проникающе, тем более оно трансмутирует материю. Под конец, nota bene, если нет меркурия мине­рального, то можно работать с меркурием обыкновенным; хотя этот последний и не имеет той же ценности, он тоже дает хороший результат.

 

 

 

                                                                                                                                                  Глава VIII

                                                                   О СПОСОБЕ РАБОТЫ С МАТЕРИЕЙ

                                                                                  ИЛИ С МЕРКУРИЕМ

 

Обратимся теперь к тинктуре меркурия. Возьми чашеч­ку золотых дел мастера, обмажь ее немного внутри жиром и помести туда наше лекарство в требуемой пропорции, по­ставь все на медленный огонь и, когда меркурий начнет дымиться, брось лекарство, закатанное в чистый воск или в бумагу (papyrus), и возьми большой кусок горящего угля, приготовленного специально для этой операции, и помести его у основания тигля; затем дай огню разгореться и, когда все будет расплавлено, брось это в таз, предварительно об­мазанный жиром, и ты будешь иметь золото или серебро столь же чистое, как и добавленный фермент. Если ты хо­чешь умножить лекарство, сделай это с лошадиным наво­зом по способу, о котором я тебе уже говорил устно, как ты знаешь, и о котором я не хочу писать, потому что грех от­крывать такой секрет людям в наш век, когда ищут знания скорее ради суеты, чем в целях блага и во имя Бога, чьи слава и честь пребудут во веки веков. Amen! Nota bene, я представил этот труд в полном соответствии с учением Благословенного Альберта Великого, труд, который я опи­сал в обыденном стиле, как способ Испанской Земли или сурьмы. Но я советую тебе делать лишь Малый Магисте-рий, в котором нет ни одной ошибки и который осуществ­ляется с малыми издержками, небольшой работой и за ма­лое время; тогда ты добьешься желаемого. Но, мой дра­жайший брат, не принимайся за Большой Магистерий1, потому что для твоего спасения и Проповеди Христа ты должен ожидать скорее богатств вечных, чем благ земных и преходящих.

 

Здесь заканчивается трактат святого Фомы об ал­химическом умножении, посвященный его брату и другу Брату Рейнольду и предназначенный для «Тайной Со­кровищницы».

 

1 Магистерий, эликсир, тинктура, — все это фактически синонимы философского камня. Эликсир как главный синоним философского камня имел два цветовых определения — белый и красный. Первый (низшего рода) призван был обращать несовершенные металлы в серебро, вто­рой — в золото. Отсюда — аргиропея и хризопея, малый и большой ма­гистерий. См. также: А. Пуассон. «Теории и символы алхимиков», гл. IV.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                        Теофраст Парацельс

                                                ХИМИЧЕСКАЯ ПСАЛТИРЬ,

                                                                                       ИЛИ

                                                    ФИЛОСОФСКОЕ РУКОВОДСТВО

                                             (Здесь, или нигде искомое нами)

 

 

                                                                                ПРЕДИСЛОВИЕ

                                        Почитателям истинного естественного Искусства:

                                                      Многое благословение и счастие в Боге!

 

Возлюбленные чада!

Все Философские писания, трактующие о высокой Гер­метической Медицине, суть не что иное, как лабиринт, в ко­тором ученики искусства впадают в тысячи заблуждений и избирают ложные пути. Никто еще из них до сего дня не обрел истинный выход.

Ибо ежели блуждающим сим и представляется иногда легкий путь, по-видимому, к истинным внешним вратам их ведущий, то вскоре являются им неисповедимые закоулки, которые устрашающихся заключают в вечные темницы. Сим

 


1 Печатается по изд.: Химическая Псалтирь Феофраста Парацельса. СПб.: Издательство журнала «Изида», 1912. Текст, помещенный в этом из­дании, в свою очередь является точной копией издания: Химическая Псал­тирь Феофраста Парацельса. М.: Вольная типография И. Лопухина, 1784. Текст исправлен в соответствии с современной орфографией.

Данный трактат, скорее всего, не принадлежит самому Парацельсу и является типичной позднейшей стилизацией анонимного автора. Он да­же не упоминается в изданном в 1926—1932 гг. в Йене полном собрании сочинений Парацельса в 10 т. Тем не менее этот трактат представляет определенную ценность для человека, интересующегося практикой алхимии, поскольку является последовательным собранием вполне классических ре­комендаций по осуществлению алхимического делания, причем с принци­пиально концептуальных позиций.

 

же образом и в книгах мудрых представляются иногда легкие и явственные пути, которые при первом на них воззрении ка­жутся гладкими и легкими, но ежели неосторожный работ­ник им последует, то в бесчисленные заблуждения впадает. К сему присовокупляется еще и то, что многие ложные огня работники обманывают многих ложными и злыми (худыми) заключениями, продавая им ложь, и чрез химические рабо­ты свои и бумаги, которыми они легковерным обещают зла­тые горы, посевая волчцы, пшеницу собрать желают. Чрез сие, будучи побужден состраданием, предлагаю вам разум­ные и на истинном, естественном Искусстве основанные пра­вила, которые назвал я моею настольною книгою и Химиче­скою псалтирью. Ибо все искусство ясно и, так сказать, в картине очам вашим предлагается. Рассуждайте о прави­лах сих, рассмотрите, осмыслите их и утвердите ими разум ваш, и тогда избежите заблуждений. Ибо кто верит всякому обманщику без различия, тот самопроизвольно обманут бы­вает. Истинное Искусство окружено многими заблуждени­ями, которые вас легко сбить с толку могут.

И сего ради, прежде начатия работы, разберите (обду­майте) причины естественных вещей с мудрым и непоспеш­ным разумом; или не предпринимайте лучше дела сего: луч­ше употребить время на другие науки и здравые размышле­ния, нежели претерпевать благозаслуженное наказание за дерзость и глупую бессмысленность.

    Препоручаю вас Богу.

    Писано в 1522 году.

 

1.   Что ближе всего к совершенству, то легче всего в совершенство приводится.

       2.   Несовершенное ни чрез какое искусство совершен­ного не приемлет, ежели наперед не будет очищено от смешанных с Меркурием и серою земных серы и нечистот, в чем совершенное лекарство (врачевание) удерживает

преимущество.

3.   Несовершенное сделать постоянным (твердым, не­подвижным) без духа и серы совершенного есть дело не­возможное.

4.   Философское небо разлагает все металлы в их пер­вое вещество (материю), то есть в Меркурий.

5.   Кто пытается превращать металлы в Меркурий без Философского неба или без металлической живой воды (aqua vita)1 и соли, тот весьма заблуждается; ибо появля­ющаяся в Меркурии от других средств (способов) разве­дения нечистота может быть видимою даже невооружен­ным глазом.

6.   Ничто совершенно постоянным (твердым, непо­движным) сделаться не может, что нерушимо с постоян­ным (твердым, неподвижным) соединено не будет.

7.   Растопляемое золото может быть превращено и об­ращено в кровь.

8.  Чтобы серебро сделать постоянным (твердым, не­подвижным), не должно разводить его ни в порошок, ни в воду, ибо через сие разрушится оно до основания; но надлежит неотменно привести оное (его) опять в Мер­курий.

9.   Серебро (кроме как чрез физическую тинктуру2) не может быть превращено в золото, ежели не будет сде-

 


1  Возможно также имеется в виду «liquor vitae» — универсальное лекарство. Дело в том, что под металлической водой Парацельс понимал третье начало всех металлов — соль (см. примеч. на стр. 63), однако здесь соль упоминается наряду с живой водой.

2  Физическая тинктура (Tinctura physicorum) именуется также крас­ным львом и упоминается во множестве алхимических сочинений. Это красная жидкость, способная не только превращать металлы в золото, но и продлевать жизнь, являясь также эликсиром, или Liquor vitae.

 

лано текучим Меркурием. Таковым же образом и о про­чих металлах судить должно.

10. Несовершенные тела приводятся в совершенство серебром и превращаются в чистое золото, ежели напе­ред превращены в Меркурий и белою или красною серою к силе огня приуготовлены.

11. Каждое несовершенное тело, чрез предварившее возвращение в Меркурий и последовавшее за тем варение с серою на собственном (свойственном ему) огне, приводит­ся в совершенство. Ибо из сего рождаются золото и сереб­ро. Заблуждаются и тщетно работают те, которые Солнце и Луну1 хотят приуготовить другим образом.

12.   Железная сера (железо—сера) есть наилучшая. Будучи смешанной с золотою серою, она производит ле­карство.

13.   Не родится Солнце, если не было наперед Луны.

14.   Естество составляет вместе и варит минералы их мало-помалу; и сим образом все металлы производит оно из единого корня, до самого последнего конца металлов, который есть золото.

15.   Меркурий съедает (нападает, хватает) золото, разводит его в Меркурий и делает летучим.

16.   Камень составлен из серы и Меркурия.

17.   Ежели приуготовление Меркурия не изучено бу­дет у искусившегося художника, то чрез чтение книг оно не приобретется.

 


1 В оригинальном тексте здесь и далее слова Солнце и Луна были заменены соответствующими символами. Таким образом подразумева­лись одновременно планеты и металлы — золото и серебро соответст­венно. Поэтому мы пишем их, так же как и Меркурий — ртуть, с боль­шой буквы.

 

18.   Приуготовление Меркурия в философский менст-руум1 называется также умерщвлением.

19.   Исполнение сего Великого Делания превосходит все таинства природы; и ежели кому от Бога или от ху­дожника не откроется и делом не покажется, тот никогда из книг к оному не достигнет2.

20.   Сера и Меркурий суть вещество камня. Сего ра­ди нужно знать Меркурий, дабы избрать лучший; благо­даря чему камень сделается скорее.

21.   Некоторый Меркурий сокрыт в теле и готов без всякого иного приуготовления; но трудное (мудреное) ис­кусство извлечь его оттуда3.

22.   Меркурий не может быть превращен в золото или серебро и сделан быть постоянным (твердым, неподвиж­ным), кроме как посредством Великого Делания.

 


1 Менструум (разрешительность) — жидкость (liquor), способная растворять твердые тела для извлечения из них тинктур, экстрактов и са­мых тонких и существеннейших частиц. (Примеч. пер.)

Слово menstruum (лат. месячное) у Парацельса объясняется еще и следующим образом: «Menstruum, посредством которого воля может осуществлять доброе или злое воздействие, есть живая Mumia (магнети­ческое тело). Mumia — это форма, содержащая эссенцию жизни. Когда мы едим мясо животных, не это мясо возобновляет кровь и скелет нашего тела, но невидимый носитель жизни, извлеченный из плоти животных... Наибольшей силою обладает Mumia... умерших внезапною смертию...» (Гартман Ф. Жизнь Парацельса и сущность его учения. С. 158, 159). См. также правила 42 и 99—101.

2  См. также 17. Повторение того, что из одних только книг нельзя постичь искусства алхимии, свидетельствует о действительной важности этого правила всякой истинной науки.

3  Вообще, по убеждению алхимиков, тело человека, как самого совер­шенного творения природы, уже содержит в себе все необходимое для осуществления Великого Делания. Поэтому постоянно использовались в их практике кровь, моча, волосы и т. д. Но отсюда же возникло и убеж­дение в том, что можно достичь бессмертия, не прибегая ни к каким внешним средствам.

 

23.   Развести и сделать постоянным (твердым, непо­движным) есть одно и то же; делается тою же вещью и в том же сосуде.

24.   Что съедает Меркурий и делает его неподвиж­ным, то же и красит его через одну и ту же работу.

25.   При сем деле наблюдать должно четыре степени огня: в первом Меркурий распускает свое тело; во втором Меркурий высушивает серу; в третьем и четвертом Мер­курий делается неподвижным (постоянным).

26.   Вещи, повсюду (совершенно) между собою сме­шанные, через малейшее нерушимо связуются (соединя­ются), как, например, снег в воде смешивается.

27.   Разные (различные) простые (несложные) вещи чрез гниение свое производят другие.

28.   Форма (внешний образ) и вещество неотменно должны быть единого рода.

29.   Сера и меркуриальная сила одного рода, он про­изводит золото и серебро; и сера есть оное (сие) чистое золото и серебро, не в том виде (образе), в котором мы (его) видим глазами: но чрез который они в Меркурий разводятся.

30.   Без Философского разведения золота в Меркурии может из золота извлечена быть твердая масленность, ко­торая вместо ферментации (кисления, брожения) служит к рождению золота и серебра и для сокращения дела упо­требляется. Гебер называет оную Ребис.

31.   В Меркурии разведенные металлы могут быть опять составлены в тело, ежели прибавится к ним несколько кис­ления (брожения); иначе сохраняют они беспрестанно вид (форму) Меркурия.

32.   Философское небо, или винный камень, превраща­ющий все металлы в Меркурий, есть металлическая живая вода мудрых. Так они разведенные дрожжи (подсед) и на­зывают.

33.   Сера и Меркурий состоят из одинакового (едино­го) естества.

34.   Философский камень есть не что иное, как золо­то и серебро, которое одарено совершенною и драгоцен­ною тинктурою.

35.   Золото и серебро имеют в собственном роде сво­ем столь много достаточных богатств, которые чрез при-уготовление их могут быть приведены и превращены в ес­тество и силу кисления (брожения), что количество оных

может быть умножено.

36.  Два высочайших крайних конца находятся в Мерку­рии, то есть: великая незрелость и весьма великое отварение.

37.   Мудрые наблюдают правило сие: что каждая су­хая вещь тем скорее впитывает влажность своего рода1.

38.   Известь примененного серебра впитывает по­спешно свой Меркурий, это и есть минеральное основа­ние мудрых.

39.   Сера есть душа; Меркурий же — вещество.

40.   Меркурий чрез серу несовершенных металлов сам делается твердо-несовершенным телом и превращается в металлический род того несовершенного тела, коего серою сделался он жестким и твердым.

41.   Совершенно невозможно из серы несовершен­ных металлов получить золото и серебро. Каждая вещь не

 


1 Возможно, здесь имеется в виду процесс пропитывания золота рту­тью, о котором Р. Бойль написал целый трактат и против публикации ко­торого был И. Ньютон.

 

может дать ничего более того, что в себе имеет и со­держит.

42.   Меркурий есть женское семя всех металлов и мен-струум их, ежели искусством искусного работника к сему приведен будет: ибо через исполнение Великого Делания приемлет он и проходит свойства всех металлов, до само­го золота.

43.  Дабы тинктура получила красный цвет, Меркурий должен быть одушевлен единым златоокислением; ежели же хочешь иметь цвет белый, то среброокислением.

44.   Философское дело может быть сделано с легкою работою и без великих издержек, во всяком месте, во вся­кое время и каждым человеком, ежели только имеет под­линное (истинное) и достаточное вещество.

45.  Сера из золота и серебра содержит духов в их родах.

46.   Сера золота и сера серебра суть истинные мужские семена камня.

47.   Все, что имеет содержащуюся в нем и неподвиж­но творящую силу, неотменно должно быть твердо (по­стоянно) и пребывающе.

48.   Тинктура, несовершенному совершенство присво-яющая, проистекает из источника Солнца и Луны.

49.   Кто употребляет серу Венеры, тот заблуждается1.

50.   Венере не дано ничего от естества, необходимого для исполнения Великого Делания или пригодного к со­вершению (произведению) Солнца и Луны.

51.   Примечай: ежели Солнце обращено в Меркурий прежде совокупления менструума его, то оно ни душою,

 


1 То есть те, кто пытается сделать золото из меди. Выдавать медные сплавы за золото мошенники продолжают и до сего дня. Особенно пе­чально знаменита этим бериллиевая бронза.

 

ни кислением (брожением) даже серою быть не может и ни к чему не полезно.

52.   Когда дело приведено будет к концу, то чрез по­вторение может оно стать огненным.

53.   Для сокращения дела совершенные тела должны быть приведены в текучий Меркурий и в сухую воду: да­бы приняли кисление.

54.   Приуготовление Меркурия, совершаемое чрез сублимацию (и происходящее затем разбуждение), есть лучше, нежели делаемое чрез амальгамацию.

55.   Душа не может принять иного вида (образа), как только от приходящего духа, который есть не что иное, как золото, обращенное в Меркурий.

56.   Меркурий приемлет образ Солнца помощью духа.

57.   Разведенное в Меркурий золото есть дух и душа.

58.   Сера мудрых, тинктура и кисление (брожение)

значат одно и то же.

59.   Обыкновенный меркурий делается равным всем телесным Меркуриям и подобию их и естеству подходит

всего ближе.

       60.   Кисление (брожение) делает Меркурий тяжелее

весом.

61.   Ежели обыкновенный меркурий не будет одушев­лен, то ни к частному, ни к универсальному ничего не

приносит.

      62.   В истинно умерщвленном Меркурии впечатлена

уже душа.

 63.   Золото может быть приготовлено к кислению та­ким образом, что одна часть может одушевить десять ча­стей; сие дело не имеет конца.

64.   Меркурий совершенных тел находится в середце-вине обыкновенного меркурия и тел несовершенных; но ис­кусство извлечь его оттуда есть самое труднейшее.

65.   Иногда обыкновенный меркурий через возверже-ние (возведение) камня превращен бывает в Солнце или Луну; через что он возвышается и сделан быть может рав­ным телесному Меркурию.

66.   Обыкновенный одушевленный Меркурий есть величайшее таинство.

67.   Меркурий всех металлов с прекращением делания превращается в золото или серебро.

68.   Влажная и тихая теплота огня называется Египет­скою1.

69.   Достойно примечания, что мать обыкновенного серебра не есть серебро, но некоторый Меркурий, кото­рый свойствами своими равняется Луне.

70.   Металлическое серебро мужского естества.

71.   Обыкновенный меркурий из-за неплодоносной хладности принимает естество женское.

72.   Меркурии полуметаллов имеют великое сходство с естеством серебра.

73.   Все вещи произведены через Солнце и Луну, то есть из двух сущностей (субстанций).

74.   Муж и жена, то есть Солнце и Меркурий, соеди­няются в одно.

75.   Обыкновенный меркурий без приуготовления не годится к делу.

 


1 Здесь имеется в виду, что следует поддерживать температуру огня равной средней температуре летнего дня в Египте. Подробнее о температу­рах Делания см.: А. Пуассон, часть вторая, гл. V. Это упоминание о Егип­те можно рассматривать как свидетельство о том, что сама алхимия зароди­лась именно в Египте. Слово «алхимия», напомним, происходит от египет­ского Khemi (Черная земля) со средневековой арабской добавкой «ал».

 

76.  Четыре Сатурна, Меркурий и Солнце совершают сочетание золота, то есть мужского и женского кисления (брожения).

77.   При завершении разведения золото вновь обра­щается в меркурий.

78.   Без гниения никакое разведение не совершается.

79.   Гниение продолжается и распространяется до бе­лизны.

80.   Очищение духа есть великое таинство, чрез кото­рое приуготовляется менструум; ибо чрез сие разводится золото.

81.   Меркурий разводит золото в образе (виде) воды его, то есть в текучий Меркурий, который есть он сам.

82.   Разведение (распущение) есть основание суше­ния жидкостей.

83.   Когда золото обратится в текучий Меркурий, то недолго остается оно в том же виде (образе).

84.   Кисление (брожение) высушивает Меркурий, де­лает его тяжелейшим и постояннейшим (твердейшим, не­подвижнейшим).

85.   Солнце называется Философским кладезем (ис­точником).

86.   Вещество обращается чрез гниение в густоту, или ил, который есть начало сгущения (сседания, суше­ния) жидкостей.

87.   Есть еще более легкий путь, посредством которого у золота и серебра отнимается их сера; этим путем всякий Меркурий постоянно превращается в золото и серебро.

88.   Вещество не должно никогда снимаемо быть с ог­ня. Кто поступает иначе, тот портит дело.

89.   Когда вещество достигло черного цвета, то нуж­но употреблять вторую степень огня.

90.   Мытье (омытие) мудрых есть только подобие, ибо единый огонь все совершает и улучшает (исправляет).

91.   Яд и нечистота прогоняются силою огня без вся­кого прибавления. Один огонь сей все производит.

92.   Огонь через проницающую силу свою очищает и возвышает во сто крат более, нежели какая ни есть вода.

93.   Как скоро при жизни и при рождении какой-ли­бо вещи огонь погасает, так же скоро нападает смерть на вещь растущую.

94.   Дух есть теплота.

95.   Вещество, достигшее белого цвета, не может уже быть растлено (испорчено).

96.   Всякое растление вещества означается смертным ядом.

97.   Склянка, или сосуд, называется матерью.

98.  Так же как тяжесть до бесконечности умножать­ся не может, так и сила серы не может быть далее распро­страненною, нежели только до некоторых пропорцио­нальных пределов.

99.   Надлежит отметить вопрос: для чего мудрые ве­щество камня своего называют менструум?

100.   Сера заслуживает названия формы, а менстру­ум — материи.

101.   Менструум представляет маловажные и низкие стихии, то есть землю и воду; сера же — оба вышние, огонь и воздух, как мужские действующие существа.

102.   Ежели ты разобьешь яичную скорлупу так, что яйцо выльется, то ничего доброго не сделается. Равным образом, ежели ты откроешь сосуд и вещество ощутит воздух, то никогда ничего не сделается.

103.   Кальцинация1 Меркурия в реверберирной печи2 гораздо лучше всякой другой.

104.   Изречения философов надлежит прилежно при­мечать, ибо через сублимацию разумеют они разведение тел в Меркурий посредством огня первой степени; сему последует вторая работа, которая есть напоение Меркурия серою; третье есть делание Меркурия неподвижным в со­вершившемся и совершенном теле.

105.   Число заблуждающихся и отрицающих бытие Меркурия бесчисленно, поскольку он есть в своем виде; они же такого мнения, что с совершенными телами амаль­гамированная известь и есть субъект камня и вещества.

106.   Белое лекарство приводится в совершенство в ог­не третьей степени. Но прежде белого лекарства не надле­жит употреблять степень сию; иначе дело испортится.

107.  Четвертая степень огня рождает красное вещест­во, в котором являются многие цвета.

108.   Ежели дело после белого цвета не приведено бу­дет до высочайшей красноты, то пребудет оно несовершен­но, касательно не только белой, но и красной тинктуры; и сим образом оставляется оно мертвым, доколе не достиг­нет красноты.

109.   После пятой степени Персидского огня вещест­во получает новые силы.

 


1  Химическое действие, чрез которое земля, камень или металл, по­средством огня, приводятся в состояние извести, иначе —- прокаливание.

(Примеч. пер.)

2  Печь сия сделана таким образом, что огонь, в ней разведенный, принужденно течет или стремится на те вещи, которые действию огня подвергаемы бывают. (Примеч. пер.)

 

110.   Дело не завершено, ежели лекарство не делается подобным мази и как воск.

111.   Дело увощения совершается тремя или четырьмя мерами Меркурия, который есть начало камня.

112.   Увощение белого лекарства производится через белую воду, без одушевленного серебром Меркурия. Уво­щение же красной тинктуры производится через Мерку­рий, одушевленный золотом.

113.   Довольно уже, ежели вещество после увощения уподобится свинцу или тесту.

114.   Повторяй увощение столь долго, пока не выдер­жит совершенного опыта.

115.   Ежели Меркурий, которым упоено лекарство, бу­дучи обращен в дым, улетает от него, то сие ничему не вре­дит, не смущайся, ибо вещь сия опять упадет вниз.

116.   Когда лекарство хорошо упоено, то изъясняет оно загадку о Царе, из кладезя возвращающемся.

117.   Ежели золото, которое обыкновенным меркури-ем приведено в первую меркуриальную воду свою, про­стынет, то дело портится.

118.   Мудрые сохраняют вещество, натурою приуго­товленное и сваренное, и иногда приводят оное в первое вещество; ибо каждая вещь, возвращаясь туда, где она имеет свое начало, расходится (разводится) неразделимо, подобно как снег в воде.

119.   Мудрые приводят годы в месяцы, месяцы в не­дели, а сии во дни1.

 


1 Здесь, вероятно, имеется в виду то, о чем говорит Фома в главе ше­стой первого трактата: «подражающий природе может превращать есте­ственные виды, то есть делать [быстро] то, что природа исполняет мед­ленно, в течение бесконечного времени».

 

120.   Первое варение Меркурия, натурою совершаемое, есть единственная причина несложного совершенства его, которого он превзойти не может. Ибо должно помогать не­сложности его, когда наше золото ищут в собственной зем­ле его, которая есть не что иное, как чистый Меркурий, ма­ло и несовершенно естеством варенный.

121.  Через второе варение Меркурия после естествен­ного сила Меркурия умножается в десять крат.

122.   Но меркуриальный камень делается чрез повто­ряемое варение с прибавлением золота; и сим образом как муж, так и жена варятся двоекратно.

123.   Золото кладут в Меркурий для того, чтобы оно разведено было в серу. Потом варится оно в Философ­ский камень.

124.   Каждые рассматривают ежеминутно Философ­ский Меркурий, однако же не познают и не разумеют его.

125.   Каждый Меркурий, какого бы происхождения он ни был, праведно содержит вещество камня и хорошо сохранил оное.

126.   Всякая вещь, из которой извлечь можно Мерку­рий, подвержена Философскому лекарству.

127.  Кто писание мудрых приемлет и разумеет букваль­но, тот заблуждается весьма грубо; ибо все они говорят, что только один есть Меркурий.

128.   Каждый Меркурий превосходит другой в тепло­те, сухости, варении, чистоте и совершенстве, ежели он приуготовлен без уничтожения и потери вида (образа) его и от излишества своего очищен; в этом и состоит сокрови­ще и таинство камня.

129.   Ежели бы приуготовление обыкновенного мер­курия любителям мудрости известно было, то не было бы нужды искать более Философского Меркурия, также ни­какие другие металлические и меркуриальные жизненные воды; ибо приуготовление обыкновенного меркурия все сие в себе содержит.

130.   Каждый металлический и минеральный Мерку­рий посредством постепенного восхождения может быть выварен и возвышен до свойств других меркуриальных тел, даже до золотых. Оттуда же может он быть приве­ден к силе и свойству всякого желаемого металлическо­го тела.

131.   Обыкновенный меркурий прежде надлежащего приуготовления не есть Философский Меркурий; после же приуготовления прилагается ему имя Философского Мер­курия; ибо тогда содержит уже он в себе точный способ (искусство, образ) и истинный путь, позволяющий извле­кать Меркурий из других металлов. Он же есть начало ве­личайшего делания.

132.   Когда обыкновенный меркурий приуготовлен, то должно почитать его за металлическую живую воду1.

133.   Страждущий Меркурий и менструум не должны терять внешнего вида Меркурия.

134.   Кто вместо текучего Меркурия (для совершения Философского делания) употребляет сублимированный или в порошке кальцинированный, или даже преципи-тированный, таковой заблуждается и весьма себя обма­нывает.

 


1 Возможно, здесь под живой водой имеется в виду лекарство, о ко­тором в трактате «Руководство по изготовлению и применению фило­софского камня» в третьей главе, называемой «Использование камня», Парацельс пишет следующее: «Знай же, что его надо использовать в очень маленьких дозах в вине или другой подобной жидкости».

 

135.   Кто для совершения философского дела превра­щает Меркурий в чистую воду, тот весьма заблуждается.

136.   Произвести Меркурий из чистой обыкновен­ной речной воды может одна только Природа, и никто

иной.

137.   Неотменно требуется в великом физическом делании, чтобы сырой меркурий превратил золото в Мер­курий.

138.   Когда Меркурий приведен обратно в воду, тогда разводит он и золото в воду; а для делания камня весьма нужно, чтобы он разведен был в Меркурий.

139.   Семя и менструум должны иметь одинаковый

внешний вид.

140.   В учении мудрых сказано, что мы необходимо должны побуждать (подстрекать) естество. Итак ежели менструум сух, то тщетно ожидать разведения.

141.   Семя камня должно быть принято (зачато) в ви­де подобном и близком металлам.

142.   Необходимо воспринимать семя Философского лекарства, которое заключает в себе обыкновенный мер­курий.

143.  Таинство всех таинств камня есть то, чтобы знать, что Меркурий есть вещество и в то же время менструум и что меркурий есть вид (образ) тел совершенных.

144.   Меркурий один сам по себе мало способствует

к рождению.

145.   Меркурий есть стихия земли, к которому надле­жит приложить одну грань Солнца.

146.   Семя золота не состоит единственно в умножаю­щем множестве, но также и в силе оного.

147.   Совершенный Меркурий для дела рождения тре­бует жену.

148.   Каждый Меркурий происходит из двух стихий и в них участвует: сырой из воды и земли; вареный из ог­ня и воздуха.

149.   Кто хочет Меркурий приуготовить и возвысить в металл, тот должен приложить несколько кисления (брожения), дабы он мог быть возвышен до таковой ме­таллической степени, как нам хочется.

150.   Высочайшее таинство всего дела состоит в физи­ческом разведении в Меркурий и в возвращении в первое вещество.

151.  Разведение золота должно производиться соглас­но природе, а не чрез ручную работу.

152.   Когда золото соединится или сочетается со сво­им Меркурием, то приобретет вид золота, большее же приуготовление находиться будет в извести.

153.   Задача (вопрос) между мудрыми: когда Мерку­рий серебра соединен будет с Меркурием золота, имеют ли они место в Философском менструуме?

154.   Меркурий серебра содержит естество мужское; но два мужа столь же мало рождать могут, как и две жены.

155.   Эликсир состоит в том, чтобы он был извлечен и чтобы избрана была чистейшая сущность Меркурия.

156.   Кто хочет работать, да работает в разведении и возгонке при двух свечах.

157.   Золото делает золотой цвет, а серебро — сереб­ряный; но кто умеет красить золотом или серебром Мер­курий, тот постигает тайну.

 

Дружелюбный читатель!

Теперь ты имеешь философские правила, без которых, кто бы ты ни был, не сможешь достигнуть желаемого кон­ца. Употребляй их с благодарным сердцем. Будь благодете­лен, благочестив и богобоязнен. Действуй с благоразмыш-лением и не предпринимай никаких работ, пока не будешь иметь совершенного понимания вещей. Тогда уже, несо­мненно, в страхе Божием, можешь приступать к делу. Пре­мудрость, которой ты служишь, ни в каком счастье тебе не

откажет.

Живи счастливо и будь блажен!

 

 

НАИБОЛЕЕ ИЗВЕСТНЫЕ УЧЕНЫЕ,

ОСТАВИВШИЕ СВОЙ СЛЕД

В РАЗВИТИИ АЛХИМИИ1

 

 

 

 

 

 

 

Гермес Трисмегист Гермес Триждывеличайший. Неизве­стны ни время, ни место его жизни. Исследователи не могут да­же прийти к единому мнению о том, существовал ли такой человек или его существование — чистый миф. Единственный сохранив­шийся его «достоверный» текст — «Изумрудная скрижаль» — некоторые исследователи датируют серединой второго тысяче­летия до н. э.

Согласно преданию, на гранитном надгробии этого легендар­ного человека по повелению Александра Македонского было на­чертано это некогда оставленное им завещание — ИЗУМРУД­НАЯ СКРИЖАЛЬ ГЕРМЕСА ТРИЖДЫВЕЛИЧАЙШ Е Г О:

«Истинно, без ложного, достоверно и совершенно истинно:

1.   Все, что есть внизу, есть и вверху; все, что есть вверху, есть и внизу — к проявлению удивительного единства.

2.   Всякая вещь произошла из одного, намерением одного; всякая вещь произошла от этой одной вещи усыновлением.

3.   Отец ее — Солнце, мать — Луна; выносил ее Ветер в чреве своем, вскормила ее Земля.

4.   Отец всякого совершенства во всем мире — она.

5.   Если она обращается в землю, свойства ее остаются цельными.

6.   Отдели землю от огня, утонченное от сплоченного, с ве­ликим искусством и тактом.

7.   Возносясь от земли к небу и вновь возвращаясь в землю, вещь восстанавливает единство; так обретешь славу всемирную, и убежит от тебя всякая тьма.

8.   Это и есть наисильнейшая сила сил; она одолеет всякую тонкость и пронижет любую плотность.

9.  Так созданы миры.

10.   Отсюда чудесные уподобления, способ которых этот.

11.   Я называюсь Гермесом Триждывеличайшим, потому что владею тремя сторонами мировой философии.

О работе Солнца сказано мной достаточно».

 


1 Расположены в хронологическом порядке.

 

Демокрит (460—370 до н. э.) — древнегреческий философ. Ввел в научный обиход понятие атома (от греч. atomoj — неде­лимый) как мельчайшей неделимой частицы вещества.

 

Аристотель (384—322 до н. э.) — древнегреческий фи­лософ. На основании предшествующих учений разработал тео­рию четырех первоэлементов — земли, воды, воздуха и огня.

Вот некоторые выдержки из «Метеорологики» Аристоте­ля, из тех, что вполне можно отнести к практике алхимии:

«Как уже было нами определено, с одной стороны, существу­ет единое телесное начало, из которого состоит природа тел, со­вершающих круговращение, а с другой — четыре тела, опреде­ляемые четырьмя началами» (339а12—15).

«Итак, мы утверждаем, что огонь, воздух, вода и земля пре­вращаются друг в друга и что в возможности каждый [элемент] содержится в каждом из них, как это происходит и у других [вещей], имеющих некий единый и тождественный субстрат, до которого они, в конце концов, разлагаются» (339b1—5).

«Коль скоро определены четыре причины элементов, при [том или ином попарном] их объединении могут быть получены четыре элемента. Из этих [причин] две деятельные — теплое и холодное, а две другие страдательные — сухое и влажное»

(378Ы0-15).

«Итак, варка — это [полное] завершение [образования тела] из той или другой из противоположных страдательных [способностей] под действием природного и внутреннего [собственного] тепла, а эти [способности] для всякого тела — их собственная материя. Ибо, когда варка осуществилась, [тело] получило завер­шенность и возникло... В одних случаях окончание [варки] — это [достижение] природы в смысле вида и сущности; в других случаях окончание варки — это [доведение] до некоторой лежа­щей в основе формы...» (379b18—27).

«Из [составов], затвердевших от сухого тепла, одни [вообще] не растворяются, а другие растворяются в жидкости. Обожжен­ная глина и некоторые виды камней, образующихся при обжига­нии земли огнем, как, например, мельничные камни, нераствори­мы, а сода и соль растворяются в жидкости, однако не во всякой, но [только] в холодной. Поэтому и плавится в воде то, что явля­ется разновидностями воды, а в оливковом масле нет: ведь влаж­ный холод противоположен сухому теплу и что от одного затвер­дело, от другого плавится или разжижается, ибо таким образом противоположные причины будут давать противоположные [следствия]» (383Ы0—18).

«Металлы, например золото, серебро и другое тому подоб­ное, составляются из воды и земли и, как было сказано в другом месте, из испарения того и другого, заключенного [под землею]» (381Ь30-35).

 

Зосима из Панополиса (III—IV вв.) — древнегреческий ученый, считающийся одним из основоположников алхимии. Написал энциклопедию, в которой собрал все известные произ­водственные рецептуры, все знания по khemeia, накопившиеся за предыдущие пять или шесть веков, дал определение khemeia, на­звав ее искусством делания золота и серебра, причем особо ука­зал на запрет разглашения тайн этого искусства.

Описывал химические операции в мистической и аллегориче­ской форме. Вот цитата из его сочинения: «Приготовь, друг мой, храм из одних свинцовых белил или алебастра, в здании которо­го нет ни начала, ни конца, но внутри которого весна с чистой во­дой и сверкание которого подобно солнцу. Найди вход в храм, возьми меч в руки и наблюдай за входом. Потому что в узком месте, откуда ведет путь в храм, лежит дракон, охраняя его. Принеси его в жертву первым» (Сабадвари Ф., Робинсон А. История аналитической химии. М.: Мир, 1984. С. 21).

 

Джабир ибн Хайян Лбу Муса (латинизированное имя — Ге-бер; ок. 721—815) — арабский физик и алхимик, автор много­численных трактатов. Наиболее известны его труды по алхимии, все они отличаются особой ясностью и четкостью изложения. Считается первооткрывателем азотной и серной кислот, а также царской водки. Вот ее рецепт из его книги «Итог совершенства магистерия»: «Перегони фунт кипрского купороса (сульфата ме­ди или железа), полтора фунта селитры, четверть фунта квасцов и получишь воду (царскую водку). Эта вода очень хорошо рас­творяет металлы. Эффект будет еще сильнее при добавлении к ней четверти фунта нашатыря».

А вот другой фрагмент из той же книги, где приводится описание некоторых металлов:

«Золото. Металлическое вещество лимонно-желтого цвета. Очень тяжелое, ковкое, устойчивое при испытании прокаливани­ем и сжиганием с углем. Растворяется, давая красный раствор и обновляя свою поверхность; легко сплавляется со свинцом и рту­тью. Связать его со спиртом очень и очень трудно; большой сек­рет этого искусства ускользает из памяти тех, кто туго соображает. Свинец. Серовато-коричневый или тускло-белый, тяжелый, незвенящий металл. Легко куется и легко плавится. Образует свинцовые белила с уксусной кислотой и сурик при нагревании. Хотя он и далек от серебра, с помощью нашего искусства мы можем превратить его в серебро. Его вес не остается постоянным в процессе его превращения...

Железо. Серовато-белый тугоплавкий металл, сильно звеня­щий, не очень гибкий, поддается ковке с трудом. Очень плот­ный, с ним трудно работать из-за высокой температуры плавле­ния. Ни один из тугоплавких металлов не пригоден для трансму­тации...» (Сабадвари Ф., Робинсон А. Указ. соч. С. 23—24).

 

Джабиру (Геберу) впоследствии приписывалось множество сочинений по алхимии. Некоторые из них, например «Об отыс­кании совершенства», «О находке истины», принадлежат Псевдо-Геберу или Геберу-испанцу, жившему после XIII в. Такие же со­мнения в авторстве высказываются и относительно трактата «Итог совершенства магистерия».

 

Разес (Абу-Бакр Мухаммед ибн Закария ар-Рази; 865— 925) — крупнейший арабский химик и врач. Из всех припи­сываемых ему сочинений подлинность его авторства установ­лена лишь относительно «Книги тайн» и «Книги тайны тайн». В них он говорит, что в основу «химического превращения ве­щества положены пять принципов: творец, душа, материя, вре­мя, пространство».

 

Авиценна (Абу Али ал-Хусейн ибн Сина, лат. Avicenna; ок. 980—1037) — философ, врач. Жил в Средней Азии и Иране. Оставил энциклопедический труд «Канон врачебной науки», включавший в себя итоги изысканий греческих, римских и индий­ских врачей. В средневековой Европе этот труд являлся обяза­тельным руководством для всех интересующихся и занимающих­ся медицинской практикой.

 

Альберт Великий (Albertus Magnus; ок. 1193—1280) — не­мецкий философ и теолог, монах-доминиканец, затем (с 1259 г.) епископ Регенсбурга. О нем говорили, что он был «велик в ма­гии, силен в философии и непревзойден в теологии». Родился в состоятельной семье в Лонжене.

В 1245 г. переехал в Париж и стал профессором Сорбонны; учитель (с 1244 г.) Фомы Аквинского. Автор трактатов о мине­ралах, животных, растениях. Наиболее известен его трактат «Об алхимии» («De Alchimia»). В отличие от подавляющего боль­шинства алхимических трактатов, описания Альберта Великого, так же как и Джабира, выделяются полной ясностью и отчетли­востью. Он, например, дает четкое описание процедуры купелирования золота и серебра. (Купель — маленький сосуд с углуб­лениями, изготовленный из золы виноградной лозы и обожжен­ных костей ног овцы. Стенки купели должны быть хорошо отпо­лированы и смочены суспензией порошка, приготовленного из оленьих рогов. В результате такой обработки на поверхности ку­пели появляется белый глянец, необходимый для того, чтобы ис­следуемое вещество не прилипало к стенкам.)

Кроме того, Альберт Великий приводит способ изготовле­ния азотной кислоты. Описывая же ее свойства, в частности, пи­шет, что она растворяет серебро, а ртуть и железо превращает

в окислы.

Существует легенда, согласно которой Альберт Великий при­гласил однажды Уильяма II, графа Голландского и короля Рим­ского, на банкет на открытом воздухе в самый разгар зимы. Все были поражены наглостью доминиканца; земля была покрыта снегом и на улице было довольно холодно. Однако, едва лишь гости собрались и расселись, Альберт произнес несколько зага­дочных слов, и сад его монастыря в Кёльне наполнился цветами и поющими птицами, а воздух стал теплым и летним. Когда же гости, прекрасно проведя время, начали расходиться, на землю снова лег снег, и воздух стал холодным, как прежде.

Вот свод правил, помещенный Альбертом Великим в его трактате «Об алхимии», который можно назвать своеобраз­ным «кодексом алхимика»:

«1. Алхимик должен быть сдержанным и молчаливым. Он не должен никому сообщать результаты своего Делания.

2.   Алхимик должен жить один в собственном доме, где две или три комнаты должны быть расположены отдельно от дру­гих и посвящены исключительно Деланию.

3.   Алхимик должен тщательно выбирать время и продол­жительность своего Делания.

4.   Алхимик должен быть терпелив, настойчив и неутомим.

5.   Алхимик должен в точности следовать правилам Искус­ства при измельчении, сублимации, фиксации, комбинации, рас­творении, дистилляции и коагуляции.

6.   Алхимик должен использовать только стеклянные или фарфоровые сосуды, дабы избежать загрязнения их кислотой.

7.   Алхимик должен иметь достаточно средств для того, что­бы оплачивать необходимые расходы, связанные с Деланием.

8.   Прежде всего алхимик должен избегать связи с князьями и лордами. Для начала они будут понуждать его к бесполезному ускорению Делания, а в случае неудачи он будет подвергнут са­мым страшным мучениям. Наградой же за успех будет тюрьма» (Саду Ж. Указ. соч. С. 69).

Реми де Гурмон, в своей Le Latin mistique («Мистическая латынь») приводит любопытную легенду, взятую из так назы­ваемого Оснабрюкского Списка Святой Марии: Дева в царст­венном сиянии явилась во сне Альберту и упрекнула его в от­сутствии благодарности Деве Марии за милости, которые она даровала. После этого видения Альберт сочинил Ave Praeclara

(Славься, Ясная):

«Ave praeclara maris stalla, in lucem gentium Maria divinitus or-ta... Virgo, decus mundi, regina coeli, praeelecta ur sol, pulchra lunaris ut fulgor... Fac fontem dulcem, quern in deserto petra demonstravit, degustare cum sincera fide, renesque constringi lotos in man, anguem aeneum in cruce speculari. Fac igni sancto patnsque verbo, quod, ru bus ut llamma, tu portasti virgo mater facta, pecuali pelle discinctosl61, pede, mundis labiis cordeque propinquare».

«Славься, ясная звезда моря, Мария, божественно рожден­ная для просветления народов... Дева, украшение мира, царица небес, избранная из всех подобно солнцу, любимая как свет лу­ны... Дай нам испить в крепкой вере из душистого потока, кото­рый струится из скалы в пустыне и, окружая наши чресла, омы­ваемые морем, смотрит на распятого медного змея. О, Дева, ты была сделана матерью священным огнем и словом Отца, кото­рое ты несла подобно горящему Ежевичному Кусту, дай нам, как скоту запятнанному и замаранному, припасть к твоим ногам чи­стыми губами и сердцами».

(Ежевичный Куст — символ девственной непорочности.)

 

Роджер Бэкон (Rogerius Bacho; ок. 1214—1292) — монах-францисканец, ученый, совершивший множество весьма замеча­тельных научных открытий. Наиболее важными научными тру­дами, вне всяких сомнений принадлежащими перу Р. Бэкона, яв­ляются Большое, Малое и Третье сочинения (Opus Maius, Opus Minus, Opus Tertium). Первым в Европе описал порох. Чуждый всякого лицемерия, он первым смело объявил ошибочность ши­роко распространенной в то время науки — магии. Он говорил: «Знание — сила». «Не слепая традиция, — взывал он с Окс­фордской кафедры, — а только опыт и наблюдение лежат в ос­нове истинного знания». Широко известно и другое его изрече­ние: «Кто не знает математики, не может знать никакой другой науки и даже не может обнаружить собственного невежества». Папа Климент IV перевел его из Оксфорда в Сорбонну, где сла­ва этого ученого возросла еще больше. Но тут в судьбе Бэкона произошла ужасная перемена. Его же авторитет сыграл с ним злую шутку. Церковные власти заточили ученого в тюрьму с тре­бованием раскрыть и предоставить им секрет изготовления искус­ственного золота.

Его трактаты по алхимии до сих пор являются самыми строй­ными из всех сочинений на эту тему. Написанный им в тюрьме в 1267 г. трактат «Зеркало алхимии» явился основой едва ли не всех последующих сочинений. «По мнению Гермия Триждыве-личайшего, — пишет он в первой главе своего главного алхими­ческого труда, — алхимия есть истинная наука, работающая над телами при помощи теории и опыта и стремящаяся путем естест­венных соединений превращать низшие из них в более высшие

и более драгоценные».

«Если мы не знаем способов изготовления золота, — говорит он в четвертой главе своего труда, — то какова этому причина, как не та, что мы не наблюдаем средств, которыми каждый день природа совершенствует металлы? <...> О, бесконечное безу­мие! Кто, спрашиваю, кто обязывает вас стараться делать то же самое превращение неестественными и фантастическими средст­вами? Вот почему Философ говорит: горе вам, желающим превзойти природу и сделать металлы более совершенными посред­ством других приемов, плодов вашего безумного упрямства! Бог дал природе неизменные законы... а вы, безумцы, вы ее прези­раете и не умеете подражать!»

Некоторые исследователи считают, что Роджер Бэкон не из­ложил в своих трудах в ясной форме процесс получения философ­ского камня, не желая предоставлять такой рецепт людям бессо­вестным и алчным. Но в таком случае возникает вопрос: почему столь замечательный ученый не мог просто и открыто заявить о невозможности трансмутации металлов в лабораторных усло­виях? Что могло помешать ему сделать это заявление и привести веские аргументы в его защиту? Ведь в таком случае ему было бы намного проще освободиться из тюрьмы.

 

Фома Аквинский (Thomas Aquinas; 1225 или 12261274) — философ и теолог. Сын графа Ландольфа из рода Го-генштауфенов, родился в замке Роккасекка близ Аквино в Италии.

На пятом году жизни был отдан в бенедиктинский монастырь в Монте-Кассино на обучение. Осенью 1239 г. был направлен в Неаполь в университет. Однако в течение целого года насиль­но удерживался в семье, безуспешно пытавшейся соблазнить его мирской жизнью. В 1244 г., по окончании университета в Неапо­ле, вступил в орден доминиканцев, от которого был послан в Па­рижский университет, где с 1245 по 1248 г. слушал лекции Аль­берта Великого. В 1248 г. вместе с Альбертом уезжает в Кёльн, где они организуют студию по изучению теологии. Там, работая под непосредственным руководством Альберта Великого, Фома получил прозвище «Немой бык» за молчаливость и тучность фи­гуры. В 1252 г. возвращается в Париж, в доминиканский монас­тырь Св. Якова. В 1256 г. назначен профессором теологии в Па­рижском университете, где преподает до 1259 г. Последующие девять лет Фома по приглашению папы Урбана IV находится в Риме, при папском дворе, где преподает, пишет свои сочинения и читает лекции. В 1268 г. вновь возвращается в Париж.

С 1274 г. преподает в Неаполе. В 1274 г. папа Григорий X назначил его консультантом на Лионский собор, но по дороге в Лион Фома умирает в бенедиктинском монастыре Фоссанова 7 марта 1274 г. Вскоре после смерти ему был присвоен титул «ангельский доктор» («doctor angelicus»), а в 1323 г. во время понтификата папы Иоанна XXII Фома Аквинский был причис­лен к лику святых.

Написал несколько трактатов по алхимии, авторство кото­рых оспаривается. Однако даже в «Сумме теологии», трактате, несомненно принадлежащем его перу, Фома пишет, что не ви­дит никакой разницы между естественным золотом и золотом, полученным алхимическим путем, что может свидетельствовать лишь в пользу его той или иной причастности к алхимической

практике.

Существует множество легенд о магических «подвигах», со­вершенных Фомой под руководством Альберта Великого. Гово­рят, что он помогал Альберту в создании медного робота (по другой версии — говорящей головы), который мог разговари­вать. Этот робот даже был у него впоследствии слугой, но его болтовня так надоела Фоме, что однажды, взяв молоток, он раз­бил эту медную статую на куски. Согласно другой легенде, Фо­ма стал широко известен тем, что смог сделать неслышным стук копыт проходящих мимо окна его кабинета коней, когда конюхи выводили их на ежедневную прогулку. Он создал талисман в ви­де маленькой бронзовой статуэтки коня, исписал его каббали­стическими символами и в полночь закопал посреди дороги. На следующее утро лошади-отказывались перешагивать через то место, где была закопана статуэтка, вставали на дыбы и были сильно напуганы. Конюхам пришлось найти для ежедневных прогулок лошадей другое место.

За свою жизнь Фома Аквинский также написал множество трудов, оказавших сильное воздействие на христианскую теоло­гию; наиболее известными среди них являются Summa Contra Gentiles («Сумма против язычников») и Summa Theologia («Сумма теологии»). Его философия сильно повлияла на отношение церкви к ведьмам. Волшебство стало отождествляться с ересью, которая, даже являясь продуктом невежества, счита­лась грехом, поскольку невежество воспринималось как грехов­ная небрежность. Фома также писал о том, что занятие магией является недостойным и что им занимаются лишь «злые и по­рочные люди».

 

Раймонд Луллий (Raymundus Lullius; 1233 или 1235— ок. 1315) — испанский физик, алхимик и философ. Родился в бо­гатой аристократической семье на Мальорке. Еще мальчиком был приближен к арагонскому двору, а позже стал королевским са­новником и воспитателем будущего правителя Мальорки Иако­ва II. Слушал лекции в Сорбонне. За свою блестящую полемику с Дунсом Скоттом был назначен преподавателем в этом превос­ходнейшем университете Европы. До тридцати двух лет Луллий вел жизнь повесы и дуэлянта. Но затем биография его внезапно переменилась. Он удалился от мира, поселившись на вершине го­ры. В это время он пишет богословско-математический трактат «Книга созерцания». Луллий поставил себе целью дать логиче­ское доказательство истинности христианства, превратив тем са­мым веру в аксиоматизированную «науку». После 1274 г. Лул­лий начинает странствовать по Европе. Позднее посещал лекции Арнольда из Виллановы в Монпелье. Описывает способ приго­товления азотной кислоты. В историю культуры Луллий вошел как поэт, романист, создатель каталанского литературного языка. Ему также приписывают получение винного камня (tartar), пота­ша из растительной золы, некоторых эфирных масел, «белой рту­ти» (сулемы), мастики из белка и извести, очистку винного спир­та и многое другое.

Интересна следующая история. В тридцать лет он страстно влюбился в замужнюю генуэзскую даму Амброзию ди Кастел-ло. Амброзия была женщиной уравновешенной и сдержанной. Назойливость и экстравагантное ухаживание красивого молодо­го человека приводили ее в крайнее смущение. Однажды юный Раймонд даже въехал верхом на лошади в собор прямо во время службы лишь для того, чтобы положить к ее ногам свой востор­женный мадригал.

Разъяренные прихожане вытолкали его из храма. После это­го Амброзия согласилась наконец встретиться и поговорить с ним. Она пригласила его к себе в сад. Раймонд, убежденный в своей победе, явился на свидание с видом счастливого завоева­теля. «Не угодно ли вам взглянуть на грудь, которую вы столь страстно воспеваете в своих стихах?» — холодно спросила его матрона. «Могу ли я желать чего более!» — пылко воскликнул влюбленный Луллий. Женщина обнажила свою изуродованную болезнью грудь. «Посмотрите, сколь отвратительно то, на что вы устремили весь пыл своей страсти. Не лучше ли отдать лю­бовь Иисусу?»

Луллий был потрясен до глубины души. Он удалился от всех и после нескольких бессонных ночей пришел в церковь и покаялся. В своих воспоминаниях он пишет, что решил посвя­тить себя Богу и совершил паломничество к святому Якову

Компостельскому.

Эта история, несмотря на всю ее необычность, по сути сво­ей очень характерна для алхимиков. Главное в ней — необхо­димо совершающееся в какой-то из моментов следования по пути познания обращение к Богу. По утверждению адептов — это единственная возможность достичь успеха в столь сложном предприятии, как Великое Делание алхимиков.

 

Арнольд из Виллановы (Arnoldus de Villanova; 1235 или 1245—1313) — врач. Предположительно посещал лекции Аль­берта Великого в Сорбонне. После окончания университета много путешествовал по всей Европе. Наиболее известный его трактат по алхимии называется «Великая Роза».

 

Николя Фламелъ (Nicolaus Flamellus; 1330—1417 или 1418) — один из самых легендарных адептов в истории алхи­мии. Принято считать, что он получил искусственное золото 5 ап­реля 1382 г. Н. Фламель начал занятия алхимией в 1361 г. После случайной находки в одной из книжных лавок «Священной кни­ги Авраама Еврея». Эта книга считается одним из основных па­мятников европейской герметической науки. «Располагая этой книгой, день и ночь я ничего не мог делать, кроме как читать ее, мало что понимая в операциях, которые там были изображены. Но поскольку я не знал, с чего я должен начать изучение книги, я впал в тяжелое состояние духа, издавал непрерывные вздохи. Моя жена Перенелла, которую я люблю как себя, утешала меня и искренне спрашивала, не может ли она чем-нибудь отвлечь ме­ня от этой печали. Я не мог удержаться и показал ей книгу, и как только она увидела ее, она влюбилась в нее подобно мне, с удо­вольствием и наслаждением поглаживая ее волшебный переплет, рассматривая гравюры и так же мало понимая, как и я. И все-та­ки для меня было большим облегчением говорить с ней и обсуж­дать значение символов книги». Фламель занимался алхимией вместе со своей женой. С 1382 г. начинается их неожиданное ма­териальное процветание. Фламель приобретает множество домов в Париже, оплачивает постройку часовен и больниц, вносит боль­шие благотворительные пожертвования.

В своей знаменитой «Книге прачек» Фламель пишет: «Я вла­дею всеми знаниями действительной философии, приобретенны­ми мною в ходе неустанных трудов и наблюдений, благодаря любви к философии, которую я взрастил в себе к тому моменту, когда осознал порядок, царящий в Природе, и то, что возможно добавить к этому порядку, потому что она ясно указала мне на те причины, по которым живое серебро не может трансмутировать при помощи искусства никак иначе, кроме как его трансмутирует Природа в глубине своих недр». «Природа говорит нам: „Помо­гите мне, и я помогу вам"».

В «Седьмой стирке» Фламель говорит: «...надлежит пости­гать Природу посредством высокого размышления. И постиже­ние это должно быть как общим, так и частным, через определе­ние существенных различий. Ибо существенное различие явля­ется причиной воздействий и внутренних проявлений. Поэтому благоволите запомнить, что каждая часть должна иметь свой определенный вес, всякий метод — свою меру, каждая опера­ция — свою долю труда. <...> Тот же, кто этого не знает, ни в коей мере не следует в своей работе истинной философии, не сведущ он и в вопросе универсальной любви, которая относится к редчайшим явлениям Природы».

 

Бернар Тревизанский (Bemardus Trevisanus; 1406—1490) — граф Тревизанской общины, входившей в состав Венецианского государства. С юности увлекся алхимией и продолжал занимать­ся ею, самостоятельно изучая классические трактаты, до самой смерти в монастыре на о. Родос.

На о. Родос он прибыл на 62 году жизни, узнав, что там в од­ном из монастырей живет монах, которому известна тайна фило­софского камня. Согласно алхимическим преданиям, именно там, на острове, к 82 годам, за два года до смерти (1490), ему удалось выполнить Великое Делание.

В связи с этим интересна одна легенда. В мае 1480 г. турец­кий султан Мухаммед II послал на Родос флот из 160 больших судов и множества малых. Возглавлял экспедицию перешедший после взятия Константинополя в мусульманство и ставший до­веренным лицом султана Мисах Палеолог. 23 мая 1480 г. турец­кий флот появился у острова и приступил к осаде города-крепо­сти Родос. Иоанниты оборонялись с такой доблестью и яростью, что Палеологу в конце концов пришлось снять осаду. 18 августа того же года, бесславно завершив свою военную карьеру, Пале­олог покинул неприступный остров.

28 июля, во время генерального штурма крепости, когда тур­ки уже захватили крепостные стены, командование осадной ар­мии заявило, что запрещает грабеж крепости — вся казна иоан-нитов должна быть передана султану. Турецкие войска, обеску­раженные этим известием, остановились, и защитники города сумели их отбросить. Вероятно, казна иоаннитов на тот момент и в самом деле была огромной.

Вообще связь родосских рыцарей-иоаннитов с алхимиками

не ограничивается только этим.

Кроме того, отец знаменитого Парацельса Вильгельм Бом-баст фон Гогенгейм был близким родственником гроссмейстера ордена рыцарей Св. Иоанна Георга Бомбаста фон Гогенгейма.

 

Джордж Рипли (Ripley; 1415—1490 гг.), каноник из Брид-лингтона, главная работа, «Liber duodetim portarum» («Книга две­надцати врат»), предваряется таблицей философских соответ­ствий. Таблица описывает четыре соответствия между семью ме­таллами и химическими субстанциями и тем, что называется «типами», под которыми подразумеваются алхимические симво­лы, т. е. тинктуры, периоды жизни человека, знаки зодиака и так далее. Эти соответствия включают семь таинств, Mysterium Altaris (Главный Алтарь), приписываемые золоту, тогда как ал­химическим эквивалентом является трансмутация. Сорт зерна, которое относится к этому таинству, есть пшеница.

В его книге «Кантилена» есть такая любопытная легенда: «Однажды жил благородный король, не имевший потомков. Он оплакивал свое бесплодие, хотя был „выращен под крыльями солнца" и не имел телесных дефектов. Он сказал буквально: „Увы, я боюсь и совершенно уверен, что, пока я не смогу получить помощи рода, я никогда не буду иметь ребенка. Но я с удивлени­ем услышал из уст Христа, что я буду рожден вновь". Тогда он пожелал возвратиться в утробу матери и раствориться в prima ma-teria. Его мать одобрила это предприятие и немедленно укрыла его под своей юбкой, пока не затянула его обратно в себя. В этот мо­мент она забеременела. Во время беременности она ела мясо пав­лина и пила кровь зеленого льва. Наконец она родила ребенка, который был похож на Луну а затем превратился в сияние Солн­ца. Сын снова стал королем. Текст гласит: „Бог дал тебе славное сияющее оружие из четырех элементов, и Венчанная Дева была в их середине". Чудесный бальзам истекал из нее, у нее было си­яющее лицо, подобное драгоценному камню. Но у ее лона лежал зеленый лев с кровоточащим боком. Она была увенчана диадемой и подобна звезде в небесной выси. Король стал великим победи­телем, целителем больных и искупителем всех грехов».

 

Гортуланус {лат. садовник) — алхимик XIV в., известный своим комментарием на «Изумрудную скрижаль» Гермеса Три-смегиста. Садовник — возможно, наиболее близкий метоним алхимика. Например, по мнению современного исследователя алхимии Ж. Садуля (Sadoul; в другом переводе — Саду), ис­тинный алхимик не ищет способа расщепить атом, как это дела­ют современные физики. Он не стремится вызывать реакции в целях постижения химических свойств того или иного вещест­ва. И соответственно, алхимия и химия не являются разделами одной науки — это совершенно отдельные и самостоятельные области знания. Алхимик стремится достичь духовного единст­ва с природой.

И в этом смысле алхимик вовсе даже не ученый. Он — кре­стьянин, терпеливо возделывающий почву своего сада. Отсюда другой метоним — Агрикола, что в переводе с латинского озна­чает «земледелец». Такой псевдоним, фактически являющийся переводом на греческий язык немецкого слова Bauer :— «крес­тьянин», носил Георг Бауэр (1494—1555) — немецкий ученый, который впервые обобщил опыт горно-металлургического про­изводства, написав труд «О горном деле». Этот труд в Средние века служил основным пособием по металлургии.

 

Иоганн Тритемий (Tritheim) — аббат из Шпангейма, алхи­мик, теолог и астролог конца XV — начала XVI в. В своей книге, изданной в 1506 г. в Пассау, писал: «Искусство божест­венной магии состоит в способности воспринимать сущность ве­щей в свете природы и, используя скрытые силы духа, произво­дить материальные вещи из невидимой вселенной. ...Необходи­мо объединить верх (макрокосм) и низ (микрокосм) и заставить их действовать в гармонии. Дух природы есть единство, творя­щее и формирующее все; проявляясь через посредство человека, он может создавать прекрасные вещи. Эти процессы происходят в соответствии с законом. Ты познаешь закон, управляющий эти­ми процессами, познав самого себя. Ты познаешь его силой духа, пребывающего в тебе, и воплотишь его, объединив свой дух с эссенцией, исходящей от тебя. Если ты хочешь преуспеть в этом, ты должен уметь выделять дух и жизнь в природе и, кроме того, выделять... душу в самом себе и делать ее осязаемой...»

 

Соломон Трисмозин — об этом алхимике практически ниче­го не известно. Есть сведения, что он был учителем Парацелъса и жил 150 лет. Ему принадлежит книга «Великолепное солнце» (1582), хранящаяся в Британском музее. Вот выдержка из его трактата «Алхимические блуждания», посвященного поиску фи­лософского камня: «Исследуй, что можешь, и то, что ты можешь, является частью того, что ты знаешь, и вот это-то ты действи­тельно умеешь. То, что вне тебя, также и внутри тебя».

 

Агриппига Корнелий Генрих Неттесгеймский (1486—1535) — знаменитый естествоиспытатель, теолог. Главный труд — «Тай­ная философия», где развивается концепция тотальной связи ма­кро- и микрокосмоса

 

Парацельс (Paracelsus, наст. имя — Филипп Ауреол Тео-фраст Бомбаст фон Гогенгейм; 1493—1541) — немецкий врач и естествоиспытатель, один из основателей ятрохимии. Внук одно­го из гроссмейстеров Ордена иоаннитов.

Двадцати лет от роду отправился путешествовать, исходил вдоль и поперек всю Европу, общаясь со всеми интересными людьми, начиная от бродячих цыган и кончая арабскими и ин­дийскими учеными и магами. Существуют свидетельства о том, что учителем Парацельса был таинственный алхимик Соломон

Трисмозин.

Подверг критическому пересмотру всю предшествующую те­орию медицины. Является первым пропагандистом нового этапа развития химии — приготовления лекарственных средств, чем способствовал внедрению в медицину химических препаратов. Также в дополнение к двум основным алхимическим элемен­там — «сере» и «ртути» — ввел третий — «соль» — и провоз­гласил, что все металлы состоят из этих трех элементов. Переход от четырех элементов Аристотеля к трем элементам Парацельса явился важной вехой в истории химии.

Произведения Парацельса отличаются краткостью и четко­стью изложения. Его высказывания лишены двусмысленности. Выдвинул три основных принципа как основу всякой мудрос­ти — Молитву, Веру и Воображение. Презрительно относился к книжной премудрости. «Чтение еще никого не сделало врачом. Медицина есть искусство, а оно требует практики. Если бы, да­бы стать хорошим врачом, достаточно было выучиться болтать на латинском, греческом и древнееврейском, тогда, дабы стать великим полководцем, достаточно было бы прочитать Ливия» (Гартман Н. Указ. соч. С. 42—43).

Большое значение придавал роли химии в медицине. Соглас­но основанному им учению — ятрохимии, — главная причина бо­лезней состоит в нарушении химических процессов в организме. «Не надо говорить: алхимия, делай золото и серебро, — писал Парацельс, — следует сказать: делай arcana (лат. arcana medica-mentia — тайные средства) и тем излечивай от болезней». Своим псевдонимом «Парацельс» он как бы заявлял, что превзошел в своей практике известнейшего римского врача Цельса (II в.). Некоторые современники называли его вторым Гермесом или Трисмегистом Швейцарским. На его мраморном надгробии вы­сечена надпись: «Здесь похоронен Филипп Теофраст, знамени­тый доктор медицины, который лечил раны, проказу, подагру, во­дянку и другие неизлечимые болезни тела, обладал волшебным знанием и раздавал добро бедным. В год 1541 на 24 день сентя­бря он сменил жизнь на смерть. На Вечный Покой».

 

Василий Валентин (Basilius Valentinus) — немецкий монах-бенедиктинец XV—XVI вв., алхимик, один из самых таинст­венных адептов. По мнению многих исследователей, это псевдо­ним — имя Василий Валентин означает «могучий царь», «слав­ный монарх», как иносказательно алхимики именовали чудесный плод своего труда. Первое слово происходит от греч. basileus — «царь», второе — от лат. valentis — «могучий». Также и именование его Бенедиктинцем, возможно, имеет истолкование как «благословенный».

В своих трудах «Триумфальная колесница сурьмы», «О вели­ком камне древних мудрецов», «Трактат о естественных и сверхъ­естественных предметах...», «О микрокосме», «О тайной филосо­фии» и других объединил все химические знания своей эпохи. Од­ним из первых указал на важность процессов, происходящих в водных растворах, ввел термины «осаждение» и «осадок». Он осаждал золото из царской водки карбонатом калия и установил, что осадок следует высушивать на воздухе, поскольку при нагре­вании тот взрывается.

Широко известна прославленная максима Василия Валенти­на: «Visitetis interiora terrae rectificando invenietis occultum iapidem veram medicinam — vitriolvm» (витриоль — тайная растворяющая соль). (Перевод: «Тщательно изучай недра земли, и, продвигаясь вперед, найдешь скрытый камень, истинное лекарство».)

Однако существование этого монаха и, соответственно, подлинность его сочинений, опубликованных в XVII в. город­ским казначеем из Тюрингии Иоганном Тельде (Tholde), мно­гими исследователями ставятся под сомнение.

 

Дионисий Захарий (Dionysius Zacharias; 1510—1556) ро­дился в благородной семье в Гиени, в юности отправился в Бор­до для поступления в колледж Искусств. Увлекся алхимически­ми трактатами. Убит в Кёльне кузеном из-за невесты.

 

Андреас Либавий (Libavius; ок. 1550—1616) — немецкий химик и врач, сторонник ятрохимии. В труде «Алхимия» (1597) систематизировал химические знания своего времени. Описал по­лучение серной кислоты. Считал, что в воде присутствуют газо­образные компоненты, и использовал экстракт дубильных ореш­ков для идентификации железа.

 

Михаил Сендивогий (1566—1646) — известный польский алхимик. Автор множества алхимических трактатов. Мнения исследователей разделились: одни считают, что Сендивогий и Ко­смополит — одно и то же лицо, другие — что Сендивогий присво­ил себе псевдоним своего предшественника, за которым, по мне­нию Ж. Садуля, скрывался знаменитый авантюрист Александр Сетон. Согласно этой версии, Сендивогий получил образец фило­софского камня от Александра Сетона Космополита (XVI в.), которого вызволил из тюрьмы, куда тот был брошен за отказ вы­дать тайну чудодейственной лигатуры. Но секрет приготовления порошка Сетон унес в могилу.

 

Ян Баптист ван Гельмонт (Van Helmont; 1579—1644) — голландский естествоиспытатель, видный представитель ятрохи-мии. Принадлежал к старинному дворянскому роду. В 17 лет за­кончил обучение; изучал алгебру, астрономию, ботанику. После чтения книги И. Таулера «Последователи Христа» отказался от всего своего имущества и занялся врачеванием бедных. В 1599 г. получил звание доктора, после отправился в путешествие по Ев­ропе. В 1605 г. женился и вернулся на родину и посвятил себя алхимии. Сына назвал — Меркурий. Автор термина «газ».

Из четырех элементов Аристотеля считал первоэлементом только воду, доказывая это следующим экспериментом. Ван Гельмонт поместил в горшок точно взвешенные 200 фунтов су­хой почвы, посадил туда веточку ивы весом в 5 фунтов и покрыл растение вместе с горшком стеклянным колпаком.

Затем ежедневно поливал ветку дождевой водой. По истече­нии пяти лет, высушив и повторно взвесив землю и ветку, нашел, что вес земли практически не изменился, в то время как вес иво­вой ветки достиг 164 фунтов. На основании этого эксперимента ван Гельмонт сделал вывод, что земля не участвовала в постро­ении дерева, в то время как вода участвовала в этом процессе

очень активно.

Сжигая уголь, обнаружил «неизвестный прежде лесной воз­дух» — вещество, которое «нельзя было сохранить в сосуде или перевести в видимую форму». Этот «воздух» на самом деле был «известен» с древности. Еще Плиний писал о «воздухе, которым нельзя дышать». Алхимики, проводя различные опыты, за­мечали выделение неких «духов» (spiritus), как они говорили. Но лишь ван Гельмонт обратил особенное внимание на этот «лесной воздух», выделяющийся при сжигании древесного угля, обработ­ке карбонатов кислотой и в процессе брожения. Он назвал это вещество новым именем — «газ». Ныне это вещество известно как углекислый газ.

 

Евгений Филалет (1612?—?) — британский адепт XVII в. «Его имя, его появление, его жизнь и его труды— все это состав­ляет сплошную тайну», — пишет о нем Жак Саду (указ. соч., с. 169). Ему приписывается традицией демонстрация искусства трансмутации ван Гельмонту и Гельвецию. А известный прори­цатель Эттейла в своем труде «Семь степеней делания гермети­ческой философии» утверждал, что Филалет и Сен-Жермен — одно и то же лицо.

Есть предположение, что под псевдонимом «Филалет» (в букв. переводе с греч. — «любитель истины») скрывался не­кто Томас Воген, хорошо известный английский ученый, друг Ро­берта Бойля (1627—1691). Однако Т. Воген родился в 1622 г. и умер в 1666-м, задолго до исчезновения Филалета.

Книга Филалета «Открытые врата в палаты короля» не толь­ко высоко ценилась Р. Бойлем, но и едва ли не в течение двадца­ти лет была настольной книгой Исаака Ньютона (1643—1727). Экземпляр этой книги, испещренный пометками великого учено­го, до сих пор хранится в Британском музее.

«Господи, сделай так, чтобы два великих идола — золото и серебро, — которых почитает сегодня весь мир, поскорее стали столь же обычны и дешевы, как грязь и отбросы. Ибо тогда я, знающий, как их получать, не буду больше испытывать столько хлопот...» — писал Филалет в своих «Открытых вратах...».

 

Исаак Ньютон (Newton; 1643—1727) — английский мате­матик, механик, астроном и физик, создатель классической меха­ники, Президент Лондонского королевского общества (1703).

Знакомство Ньютона с алхимией, скорее всего, началось в аптеке Клэрка в Грэнтэме, о чем свидетельствуют юношеские тетради ученого, испещренные химическими рецептами. Опыты, которые он проводил начиная с 1666 г. для строительства зер­кального телескопа свидетельствуют о его хорошем знакомстве с химической технологией. В восьмидесятые годы очень много работал в закрытой химической лаборатории, находившейся в са­ду около Тринити-колледжа. Среди книг, которыми он пользо­вался, были трактаты Агриколы, Агриппы Неттесгеймского, Раймонда Луллия, Парацельса и др.

Сохранилась черновая тетрадь с алхимическими записями Ньютона, среди которых есть и такая: «10 июля vidi philoso-phicum», которую можно понять как «10 июля видел философский камень» (год не указан). Просмотр архивов позволяет установить, что Ньютон настойчиво экспериментировал с металлическими сплавами в течение 30 лет — с 1666 по 1696 г.

Любопытно следующее наблюдение Ньютона, изложенное им 28 февраля 1679 г. в письме к Бойлю:

«Не только размер, но и плотность частиц объясняют посто­янство воздушных субстанций. Ибо избыток плотности эфира вне частиц над плотностью его внутри частиц при этом больше. Я иногда думаю поэтому, что истинный постоянный воздух име­ет металлическое происхождение, ибо ни у какой субстанции нет такой плотности, как у металлов».

Но возможно, еще более любопытна следующая деталь. В 1710 г. был опубликован на латинском языке с разрешения Ньютона небольшой трактат «О природе кислот», где вслед за краткой теорией действия кислот следуют «Различные размыш­ления», написанные в форме афоризмов. Среди них можно най­ти следующее:

«Золото состоит из взаимно притягивающихся частиц; сумму их назовем первым соединением, а сумму этих сумм вторым и т. д. Ртуть и царская водка могут проходить через поры между частицами последнего соединения, но не через иные. Если бы растворитель мог проходить через другие соединения, иначе, если бы можно было разделить частицы золота первого и второго со­единений, то золото сделалось бы жидким и текучим. Если бы золото могло бродить, то оно могло бы быть превращено в какое-нибудь другое тело».

 

Антуан-Лоран Лавуазье (Lavoisier; 1743—1794) — знаме­нитый французский химик, погибший на эшафоте, один из осно­воположников современной химии. С самого начала своей науч­ной деятельности понял важность точного измерения. Система­тически применял в химических исследованиях количественные методы. Выяснил роль кислорода в процессах горения и обжига металлов. Руководил разработкой рациональной номенклатуры химических соединений.

В XVIII в. многие ученые придерживались мнения, что трансмутация возможна, поскольку, например, при нагревании воды в стеклянном сосуде в течение нескольких дней появлялся твердый осадок, то есть «вода превращалась в землю». Это пре­вращение считалось тогда вполне доказанным, однако Лавуазье решил проверить его в строгом эксперименте. Он кипятил воду в стеклянном сосуде в течение 101 дня, следя за тем, чтобы все испарения возвращались обратно в сосуд и таким образом ника­кая потеря вещества не была возможна. Кроме этого, Лавуазье не забывал регулярно взвешивать сосуд как до, так и после на­гревания.

Осадок при этом действительно появился, но когда экспери­ментатор тщательно взвесил все полученные ингредиенты, выяс­нилось, что вес воды остался прежним, то есть она ни во что не превратилась, а вес осадка был равен в точности той разнице, на которую уменьшился вес самого сосуда! Таким образом ему удалось установить, что осадок образовался в результате медлен­ного «разъедания» стеклянных стенок сосуда кипящей водой. Вскоре вслед за этим ученый экспериментально доказал, что воз­дух является не простым веществом, а смесью газов, и дал назва­ния двум из них: кислород (рождающий кислоту) и азот (без­жизненный). Затем обнаружил, что вода также является не простым веществом, а смесью двух газов, и дал название другому га­зу — водород (рождающий воду).

Обдумывая результаты проводимых опытов, Лавуазье при­шел к мысли, что если учитывать все вещества, участвующие в химической реакции, то изменений в весе никогда не будет. Это положение, названное законом сохранения массы, стало крае­угольным камнем химии XIX в. Новые теории Лавуазье повлек­ли за собой полную рационализацию химии.

Было покончено со всеми таинственными элементами, и хи­мики стали интересоваться лишь теми веществами, которые мож­но взвесить, измерить, обнаружить каким-либо другим образом и свести в общую номенклатуру. Химия перестала быть мешани­ной алхимических названий. Была разработана номенклатурная система элементов, основанная на строго логических принципах.

 

Клод-Луи Бертолле (1748—1822) — французский химик, основатель учения о химическом равновесии, пэр Франции. Од­ним из первых поддержал А. Лавуазье. Участник разработки но­вой химической терминологии. Впервые дал физическое обосно­вание теории «сродства». Разработал способ беления хлором. Открыл бертолетову соль.

 

Йенс Якоб Берцелиус (Berzelius; 1779—1848) — шведский химик и минералог, почетный член Петербургской АН. Открыл церий, селен и торий. Разработал электрохимическую теорию, на основе которой построил классификацию элементов, соедине­ний и минералов. Составил таблицу атомных весов элементов, ввел современные химические символы. В частности, Берцелиус является автором термина «катализ» (1836). Катализаторами он называл вещества, которые ускоряют химическую реакцию, не вступая в химические соединения с реагентами.

Изучать химию начал в 1798 г. на медицинском факультете университета в Упсале. Первая статья, посвященная анализу ми­неральной воды из курортного источника, была опубликована в 1800 г. После окончания университета (1802), став внештат­ным ассистентом Стокгольмского медико-хирургического инсти­тута, занимается исследованием минеральных солей. В 1807 г. становится профессором института и в следующем году выпуска­ет «Учебник химии». С 1821 г. выпускает известные «Ежегодные сообщения об успехах физики и химии», которые выходили регу­лярно в течение 27 лет. В Германии этот журнал выпускался и по­сле смерти Берцелиуса, вплоть до 1912 г.

Наиболее важная теория Берцелиуса — теория электрохи­мического дуализма: «Атомы содержат два типа электричества... Сродство вызывается электрической полярностью частиц. Сле­довательно, все соединения состоят из двух частей, различных по природе электричества и связанных вместе силами притяже­ния. Стало быть, любое соединение можно разделить на две противоположно заряженные части...»

 

Жан-Батист Дюма (Dumas; 1800—1884) — французский химик, один из основоположников органической химии, профес­сор Политехнической школы в Париже, а затем преемник Гей-Люссака на кафедре химии в Сорбонне. Член Французской ака­демии и иностранный член Петербургской АН.

Родился в г. Але. Поначалу, как и многие знаменитые химики, его предшественники, был учеником фармацевта. Затем перебрал­ся в Женеву, откуда по рекомендации А. Гумбольдта отправился в Париж. В этот период он разработал методы измерения плотно­сти паров азота в органических соединениях, а в 1824 г. открыл метиловый спирт. Разработал теорию типов химических соедине­ний. В конце жизни увлекся политикой, занимал должность ми­нистра сельского хозяйства и торговли.

 

Эрнест Резерфорд (Rutherford; 1871—1937) — английский физик, один из создателей учения о радиоактивности и теории планетарного строения атома. Осуществил первую искусствен­ную ядерную реакцию. Предсказал существование нейтрона.

 

Карл Густав Юнг (Jung С. G.; 1875—1961) — швейцар­ский психолог и философ, ученик знаменитого «отца» психоана­лиза Зигмунда Фрейда, основатель аналитической психологии. Создал учение о коллективном бессознательном и его носите­лях — архетипах, выражающихся в сновидениях.

Юнг пришел к алхимии следующим образом. В 1914 г. Герберт Зильберер, другой ученик Фрейда, опубликовал работу «Проблемы мистики и ее символики», посвященную психоанали­тическому применению алхимии. Фрейд отозвался о работе очень холодно, вследствие чего Зильберер, придя в отчаяние, покончил жизнь самоубийством.

Юнг тоже поначалу не принял книгу Зильберера всерьез. Однако через 12 лет алхимия в соотношении с психологией про­будили столь сильный интерес в Юнге, что он вдруг продолжил исследования погибшего коллеги и занимался этой проблемой до самой смерти — 35 лет. Юнг рассматривал алхимические поня­тия как психологические проекции, а сам алхимический процесс как трансформационную психологическую процедуру исцеления и роста человеческой души, которую он назвал индивидуацией («путем к себе»). Соответственно, философский камень в его по­нимании не материальная субстанция, а состояние достижений определенных духовных качеств, иными словами — кристалл ду­ха, образующийся в человеке.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                          НЕКОТОРЫЕ СИМВОЛИЧЕСКИЕ ЗНАКИ

                                                 АЛХИМИИ И ГЕРМЕТИЗМА

 

 

 

 
—  обычные квасцы, вечность, движение, мужской принцип, воздух.

 

 

—  золото и Солнце, соль — сильнейшая по­сле селитры и купороса, Бог и вселенная, в масонстве — знак ордена.

 

—  соль или Соль — ключ алхимического искусства.

 

—  селитра — царь всех солей и мельница, которая все перемалывает.

 

 

—   купорос, соль, ближайшая к селитре.

 

—  медная зелень и ярь-медянка, стихии в космосе.

 

—  поваренная соль (2-й знак).

 

                        —  мертвая голова.

 

 

                        —  сурьма и киноварь.

 

 

                        —   сурьмяной цвет, планета Земля.

 

                        —  порошок.

 

 

                               —  реальгар.

 

                        —  каменная соль.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 

 


                                   —  созвездие Тельца, застывание, амми­ачная соль.

 

 

                                   —   серебро и планета Луна.

 

                                   —  медь и планета Венера.

 

 

                                   —   бронза.

 

                                   —   Меркурий — планета и металл, «азот» алхимиков.

 

 

                                   —   возгнанный Меркурий (sublimatum).

 

 

                                   —  осажденный Меркурий (precipitatum).

 

                                   —   щелочь.

 

                                   —  железный или красный купорос.

 

 

                                   —  медный купорос.

 

 

                                   —   стеклянный стакан.

 

 

                                   —   железные опилки.

 

                                   —  железо, планета Марс.

 

                                   —   реторта.

 

 

                                   —  квинтэссенция.

 

 

                                   — дистиллирование.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 

 


                                   — поваренная соль.

 

                                   — марказит (сернистое железо).

 

 

                                   воск.

 

                                              

                                               золото и Солнце.

 

                                   — «туция», окись цинка.

 

 

                                   — спирт, дух.

 

                                   — кипячение.

 

                                   — годичный срок Делания.

 

 

                                   — мышьяк.

 

 

                                   — аурипигмент.

 

                                   — магнит.

 

                                   — возгонка, тонкое.

 

 

                                   — очищение.

 

                                   — реальгар.

 

                                   — созвездие Рака, соль аммиака, растворение.

 

 

                                   — дневной сок.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 


                                               — ночной срок.

 

 

                                               — камедь, растительный клей.

 

 

 

                                               — масло.

 

                                              

                                               — водка.

 

                                               —  камфора, stratum super statum.

 

 

                                               —  твердая соль.

 

                                               —  вода (стихия древних).

 

 

                                               —  огонь (стихия древних).

 

 

                                               —  земля (стихия древних).

 

 

                                               —  воздух (стихия древних).

 

                                               —  углубление.

 

—  сера, дух Юпитера. Перевернутый крестом наверх — знак Великого Делания.

 

                                               —  сера философов (идеальная).

 

 

                                               —   азотная кислота.

 

                                               —  царская водка.

 

 

                                               —   поваренная соль.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 


                                   —  моча.

 

 

                                   —   месячный срок.

 

                                   —  созвездие Близнецов, реальгар, за­твердевание.

 

 

 

                                   —   квасцы обыкновенные.

 

 

                                   — винный камень.

 

 

                                   — сурьма.

 

                                  

                                   — мыло.

 

 

                                   — каменная соль.

 

 

                                   — щелочь.

 

 

 

                                   — окончание Великого Делания, пантакль Соломона — инволюция и эволюция.

 

 

                                   — амальгама (1).

 

 

                                   — амальгама (2).

 

 

                                   — амальгама (3).

 

 

 

                                   — марказит (сернистое железо).

 

                                   — цинковый купорос.

 

 

                                   — уксус и четыре элемента древних.

 

 

 

 

 

 

 

                                  

 

 
 


                                     дистиллированный уксус.

 

                                      спирт, дух, газ.

 

                                      созвездие Весов, возгонка, римский купорос.

 

 

                                      осаждение.

 

 

                                      созвездие Водолея, селитра, умноже­ние камня.

 

                                      вода.

 

 

                                      свинцовые белила.

 

                                       сода.

 

                                       созвездие Стрельца, квасцы, смешение.

 

 

                                       нашатырь, щелочная соль.

 

                                      созвездие Овна, антимоний, кальци­нация.

 

 

                                       замазывание.

 

                                      пережженные винные дрожжи.

 

 

                                       фитиль.

 

                                      негашеная известь.

 

 

                                      сделать огнепостоянным.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 


                                созвездие Рыб, ртуть, прибавление.

 

 

                                винный камень.

 

 

                                винный камень.

 

                                известь.

 

 

                                прокаливать.

 

                                кристалл.

 

 

                                замазывание.

 

                                киноварь.

 

 

                                фильтрация.

 

                                отожженная медь.

 

                                олово и планета Юпитер.

 

 

                                 масло.

 

                                созвездие Козерога, перистые квасцы, брожение.

 

 

                                созвездие Льва, золото, переваривание.

 

                                глет, окись свинца.

 

 

                              — магнезия.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                  

 
 


                                    — свинец и планета Сатурн.

 

 

                                    — порошок.

 

                                   

                                    — созвездие Скорпиона, сера, разделение.

 

                                    — созвездие Девы, красный аурипигмент, дистилляция.

 

 

                                    — амальгама.

 

 

                                    — ванна.

 

                                    — кристалл.

 

 

                                    — известь.

 

 

                                    — corne de cerf (растение)

 

 

                                    — квинтэссенция 

 

 

                                    — зола. 

 

                                    — сгущение. 

 

 

                                    — свинец. 

 

 

                                    — магнезия. 

 

                                    — водяная баня. 

 

 

                                    — замазывание

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 


                               соль

 

 

                              — порошок.

 

 

                                дух, газ, спирт.

 

 

                                 spiritus, дух, газ, спирт.

 

 

                                 слой на слое.

 

                                 слой на слое.

 

 

 

                                бура.

 

                                 вино.

 

 

                                 винный спирт.

 

 

                                 паровая ванна.

 

 

                                 амальгама.

 

 

                                тальк.

 

                             

                                уксус.

 

                          

                                дистиллированный уксус.

 

                                 винный камень.

 

 

                                замазывание.

 

 

 

 

 

 

 

                              

 

                                    

 
                                

 

                          перистые квасцы.

 

                                углубление.

 

 

                                толченый кирпич.

 

 

                                кирпичный порошок.

 

                                марказит (сернистое железо).

 

 

                                песок.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                СОДЕРЖАНИЕ 

 

 

 

 

 

 

 В. Рохмистров. Алхимия как строгая наука ..……………………………………………....5 

 

 

                                                                      Часть I

                                                              ИСТОРИЯ

И. И. Канонников

АЛХИМИЯ И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА ...……………………………………………… 45

 

  

                                                                Часть II

                                                               ТЕОРИЯ

Альбер Пуассон

ТЕОРИИ И СИМВОЛЫ АЛХИМИКОВ ............................................................................. 89

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

Василий Валентин

ДВЕНАДЦАТЬ КЛЮЧЕЙ МУДРОСТИ ........................................................................... 186

 

 

                                                                   Часть III

                                                                ПРАКТИКА

Св. Фома Аквинский

О КАМНЕ ФИЛОСОФОВ И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О ТЕЛАХ СВЕРХНЕБЕСНЫХ ........ 209

 

ОБ ИСКУССТВЕ АЛХИМИИ .......................................................................................... 234 

 

Теофраст Парацельс

ХИМИЧЕСКАЯ ПСАЛТИРЬ, ИЛИ ФИЛОСОФСКОЕ РУКОВОДСТВО ................... 246

 

    Наиболее известные ученые, оставившие свой след в развитии алхимии .....................265

 

Некоторые символические знаки алхимии и герметизма ................................................291

 

 

    

 

 

 

                                         

 

 

                                               КНИГА АЛХИМИИ

                                                История, символы, практика

 

Ответственный редактор Игорь Степанов

Художественный редактор Егор Саламашенко

Технический редактор Любовь Никитина

Корректор Валентина Важенко

Верстка Максима Залиева

 

Подписано в печать 17.04.2006.

Формат издания 84x108 1/32. Печать офсетная.

Усл. печ. л. 15,96. Тираж 4000 экз.

Изд. № 60172. Заказ № 918.

 

                                                          Издательство «Амфора».

                                              Торгово-издательский дом «Амфора».

                        197342, Санкт-Петербург, наб. Черной речки, д. 15, литера А.

                                                          E-mail: info@amphora.ru

 

                                                      Отпечатано с диапозитивов

                                       в ФГУП «Печатный двор» им. А. М. Горького

                                                 Федерального агентства по печати

                                                     и массовым коммуникациям.

                                      197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.

 

         

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       

 

                                                                      По вопросам поставок

                                                                                            обращайтесь:

 

 

                                                              ЗАО Торговый дом «Амфора»

 

123060, Москва,

ул. Берзарина, д. 36, строение 2

(рядом со ст. метро «Октябрьское поле»)

Тел./факс: (495) 192-83-81, 192-86-84,

                                                                     944-96-76, 946-95-00

                                                                 E-mail: amphoratd@bk.ru

 

 

                                                                           ЗАО Торговый дом «Амфора»

 

198096, Санкт-Петербург, Кронштадтская ул., 11

Тел./факс: (812) 783-50-13, 335-34-72

E-mail: amphora_torg@ptmail.ru